Страница 10 из 46
Слухи об открытых экспедицией Пояркова богатых землях распространились по всей Восточной Сибири и всколыхнули сотни людей. На Амур были проложены новые, более удобные пути. По одному из них в 1649 г. отправился отряд во главе с Ерофеем Хабаровым. Получив поддержку якутского воеводы Дмитрия Францбекова, Хабаров снарядил на собственные средства около 70 человек, поднялся с ними по Олекме до Тунгирского волока и через р. Урку в 1650 г. вышел на Амур. Выяснив на месте обстановку в земле дауров, Хабаров оставил в одном из покинутых ими городков большую часть своего войска, а сам набрал в Якутске новый отряд «охочих людей», которому воевода Францбеков придал 20 служилых.
Этот отряд (200 человек) прибыл на Амур в 1651 г. Там Хабаров находился до 1653 г., выйдя победителем из всех стычек с местным населением и быстро расправившись со взбунтовавшейся и пытавшейся бежать от него группой казаков. В 1652 г. разгромил Хабаров и тысячный отряд «подступивших» к нему с «огненным боем» маньчжуров, которые вторглись в Приамурье для противодействии русским, по, но собственному признанию, натолкнулись в лицо хабаровских казаков на людей «храбрых как тигры и искусных в стрельбе» [18, т. 3, ч. 1, с. 155].
Маньчжурское вторжение усугубило урон, нанесенный хозяйству местного населения действиями хабаровской вольницы. Чтобы лишить русских продовольственной базы, маньчжуры насильственно переселили в долину Сунгари дауров и дючеров и совершенно разрушили местную земледельческую культуру.
Общим итогом действий хабаровского «войска» явилось присоединение к России Приамурья и начало массового переселения туда русских людей. Вначале это были в основном служилые и «охочие» казаки, направлявшиеся на помощь Хабарову. Один из таких отрядов — 27 человек во главе с Иваном Нагибой, разминувшись с Хабаровым, совершил в 1651–1653 гг. первое в истории сквозное плавание по всему течению Амура, буквально прорвавшись к его устью с непрерывными боями. Их небольшое судно было раздавлено у Шантарских островов льдами, но, лишившись почти всего запаса продовольствия и снаряжения и претерпев невероятные лишения, эти смелые люди благополучно добрались до Якутска «сухим путем»; при этом они не потеряли ни одного человека и даже сумели взять ясак с встретившихся по пути тунгусов [17, с. 34].
Вслед за воинскими людьми уже в 50-е годы XVII в. на Амур хлынули промышленники и крестьяне, составившие вскоре большую часть русского населения Приамурья. В 1665 г. там даже возникло подобие вольной казацкой общины с центром в Албазине. Ее основала группа восставших жителей Илимского уезда, бежавших на Амур во главе с Никифором Черниговским. Их самоуправление, правда, просуществовало лишь до 1672 г.
К 80-м годам XVII в., несмотря на свое «порубежное» положение, Амурский район оказался наиболее заселенным во всем Забайкалье. Однако дальнейшее освоение плодородных амурских земель оказалось невозможным из-за агрессивных действий маньчжурских феодалов, которые активно стремились расширить свои владения к северу за счет не только Приамурья, но и Забайкалья, претендуя в перспективе практически на всю Восточную Сибирь. Малочисленные русские отряды при поддержке бурятского и тунгусского населения не раз наносили поражения маньчжурам и союзным им монгольским феодалам; особо следует отметить героическую пятимесячную оборону Албазина, осажденного в 1686 г. 5-тысячной маньчжурской армией при 40 пушках (в крепости им противостояло около 800 защитников). Силы, однако, оказались слишком неравны, и по условиям Нерчинского мирного договора 1689 г. русские, отстояв Забайкалье, в Приамурье вынуждены были покинуть часть уже освоенной территории. Владения московского государя на Амуре теперь ограничивались лишь верхними притоками реки; эти земли вошли в состав вновь образованного Нерчинского уезда [17; 58, т. 2, с. 53–54; И, 24, гл. 1].
На исходе XVII столетия было положено начало присоединению к России новых обширных земель в северных районах Дальнего Востока. Зимой 1697 г. на посещавшуюся отдельными казачьими отрядами в 1660-х и 1690-х годах Камчатку отправились из Анадырского острога на оленях 60 русских и 60 юкагиров во главе с пятидесятником Владимиром Атласовым. Поход продолжался 3 года; за это время Атласов прошел многие сотни километров по густозаселенным районам Камчатки, не дойдя около 100 км до южной оконечности полуострова, «погромил» ряд оказавших ему сопротивление родовых и племенных объединений и, оставив в основанном в центральной части полуострова Верхнекамчатском остроге 16 человек, вернулся с богатым ясаком в Якутск, сообщив там подробнейшие сведения о пройденных землях и некоторые известия о Японии и «Большой земле» (Америке) [23, с. 58–78; 77, с. 117–119; 50, с. 123–124].
* * *
К началу XVIII столетия на северо-востоке Азии необследованными оставались лишь внутренние районы Чукотки, малопривлекательные для служилых и промышленных людей из-за своей труднодоступности, отсутствия соболя и воинственности чукчей, с пращами и луками которых в безлесной гористой местности не мог успешно соперничать даже «огненный бой» малочисленных русских отрядов.
В целом же к этому времени русские землепроходцы собрали вполне достоверные сведения практически о всей Сибири, положив начало тщательному изучению ее необъятной и до XVII в. почти неизвестной европейцам территории. Там, где накануне «Ермакова взятья» западноевропейские картографы могли вывести лишь пресловутое «Тартария», стали вырисовываться все более приближавшиеся к реальным очертания гигантского материка. Бесчисленные «отписки», «скаски» и «чертежи» русских землепроходцев были наполнены подробными и бесценными по тем временам сведениями о главных и «сторонних» реках Сибири, горных хребтах и «незнаемых» ранее народах, о природных особенностях и богатствах «от века неслыханных» земель. Вся эта огромная и совершенно необходимая для освоения сибирских просторов работа была проделана всего за одно столетие. «Такого огромного масштаба, такой быстроты и энергии в исследовании новых стран не знала история мировых географических открытий», — заметил известный сибиревед С. В. Бахрушин [153, с. 66].
Хотя открытия русских первопроходцев далеко не всегда понимались и оценивались должным образом московской администрацией, держались ею, как правило, в секрете и нередко просто забывались, они все же становились достоянием мировой науки. Сведения, добытые сибирскими служилыми и промышленными людьми, не оседали «мертвым капиталом» в столбцах и книгах московских приказов, как полагали некоторые исследователи, [115, с. 218], а проникали различными путями далеко за пределы страны, и это дает основание в большинстве случаев говорить о землепроходцах не просто как о людях, первыми из европейцев достигших тех или иных районов, но и как о первооткрывателях Сибирской земли, ставшей благодаря им известной всему цивилизованному миру.
Рис. 3. Западноевропейские карты Сибири начала XVII в.
Фрагменты
Целое столетие западноевропейские географы черпали сведения о Северной Азии практически лишь из тех материалов, которые доставлялись сибирскими служилыми людьми, переносили на свои карты взятые из русских «чертежей» (не всегда, правда, верно прочитанных) географические наименования, переводили на свой язык «отписки» об отдельных походах. Конечно, научная значимость этих данных была далека от полученных российскими учеными в следующем столетии, когда географическая наука в нашей стране поднялась до общеевропейского уровня. Однако хорошо известно, что «исторические заслуги судятся не по тому, чего не дали исторические деятели сравнительно с современными требованиями, а по тому, что они дали нового сравнительно с своими предшественниками» [3, с. 178].