Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 35 из 51



Открывая съезд, П. Н. Милюков отмежевался от «аграриев и промышленников», а также от социалистического пролетариата и подчеркнул «внеклассовый» характер новой партии. Он договорился до того, что будто бы у кадетской партии есть противники лишь справа, а слева противников нет, есть только союзники. Принятая съездом программа партии отличалась недоговоренностью и двуликостью.

И до съезда и на самом съезде лидеры партии неоднократно выдвигали требование созыва Учредительного собрания, а в программу его не включили.

Все кадеты твердо были убеждены в необходимости сохранения в России монархии, но сказать открыто об этом побоялись, так как подобное заявление могло оттолкнуть широкие демократические слои населений, которые кадеты рассчитывали завербовать в свою партию.

Программа включала пункт о принудительном отчуждении частновладельческих земель, а комментарии к ней утверждали, что образцовые хозяйства (т. е. ведущиеся чисто капиталистическим, а не полуфеодальным способом) отчуждению не подлежат. Отчуждаться могли только земли, сдающиеся в аренду.

В раздел о рабочем вопросе вошли весьма радикальные требования свободы профессиональных союзов, стачек, собраний и законодательного введения 8-часового рабочего дня. Но тут же следовала оговорка: 8-часовая норма немедленно должна быть введена лишь там, «где она в данное время возможна», а в остальных случаях она должна быть введена «постепенно». Запрещались ночные и сверхурочные работы и тут же добавлялось; «кроме технически и общественно необходимых». Подобные оговорки сводили на нет практическое значение многих включенных в программу положений, но зато давали вождям партии широкую возможность для их различного толкования в зависимости от хода борьбы народных масс с царизмом.

Впоследствии, по мере спада революционного движения, кадеты все больше и больше «косили глазами направо», став к ее концу открытыми врагами революции. «Друзья слева», как называл П. Н. Милюков революционеров в октябре 1905 г., превратились у него довольно скоро в «друзей-противников», затем просто в «соседей слева», а после поражения революции, в сентябре 1907 г., тот же Милюков заговорил уже о «врагах слева»{282}.

Кадетам не удалось создать себе опору ни в крестьянстве, ни тем более среди рабочих. Поддержку они получили только у лиц интеллигентных профессий и частично у городской мелкой буржуазии (торговые служащие, ремесленники и т. п.).

Крупные буржуа тоже не вошли в эту партию.

Капитаны российской промышленности, после 17 октября встав на путь безоговорочной поддержки царского правительства и беспощадной борьбы с революцией, первоначально организовали целый ряд партий: прогрессивно-экономическую, торгово-промышленную, партию правового порядка и т. д. Но, убедившись, что партии с такими откровенными названиями, как торгово-промышленная, не могут навербовать более нескольких десятков членов, политически активные представители крупной буржуазии и либеральных помещиков решили объединиться вокруг «Союза 17 октября», возникшего в поддержку «нового» режима после опубликования манифеста.

Учредителями «Союза 17 октября» были московский купец А. И. Гучков и земец Д. Н. Шипов. Программа октябристов, как стали именовать себя члены этой партии, носила открыто контрреволюционный характер. Она предусматривала сохранение «единой и неделимой России» (т. е. великодержавную политику в отношении всех нерусских национальностей), «сильную уверенную в себе монархическую власть» для того, чтобы царизм мог «явиться умиротворяющим началом в той резкой борьбе, борьбе политической, национальной и социальной», которая ведется в стране, и осуществление «дарованных» царем положений манифеста 17 октября.

Так образовалось два фланга российского либерализма — левый (кадеты) и правый (октябристы). Эти две партии и включили в себя основную массу русских либералов. Консолидацию их в значительной мере ускорила политика царского правительства, решившего после опубликования манифеста 17 октября начать заигрывание с либерально-монархическими вождями.

Назначенный на вновь созданный пост председателя совета министров граф С. Ю. Витте повел переговоры с руководителями либеральных партий о вступлении их лидеров министрами в «конституционный» кабинет.

Первоначально Витте предложил министерский портфель Д. Н. Шипову, но он отказался его принять, сославшись на то, что не разделяет взгляды земского большинства и именно потому вышел из состава съездов земских и городских деятелей. Шипов посоветовал Витте обратиться с подобным предложением к бюро земско-городских съездов. Оно уполномочило для переговоров с Витте Ф. А. Головина, Ф. Ф. Кокошкина и кн. Г. Е. Львова. Последние от имени партии кадетов оговорили свое вхождение в кабинет министров неприемлемыми для царизма условиями: созывом Учредительного собрания на основе всеобщего и равного избирательного права с прямым и тайным голосованием, немедленным осуществлением обещанных в манифесте 17 октября свобод и полной политической амнистией.



Нуждаясь во временном прикрытии дымовой завесой либерализма своей беспощадной борьбы с революцией, С. Ю. Витте вновь обратился к правому крылу либералов — к октябристам Д. Н. Шипову, А. И. Гучкову, кн. Е. Н. Трубецкому и М. А. Стаховичу. Правые либералы не выдвинули никаких предварительных условий, кроме одного — они наотрез отказались войти в состав кабинета, если министром внутренних дел будет утвержден намеченный на эту должность П. Н. Дурново — человек, которого даже Александр III назвал мерзавцем. Но и этого минимального условия С. Ю. Витте не принял. Переговоры с либералами зашли в тупик.

Не войдя в состав правительства Витте, многие либералы, однако, оказали ему решительную поддержку в борьбе с революцией. «Вы единственный человек, который может встать во главе движения «за порядок» и победить анархию и пугачевщину», — писал С. Ю. Витте видный либеральный деятель В. Д. Кузьмин-Караваев{283}. Либералы начинали открыто отходить от революции.

Готовя в феврале 1906 г. тактическую платформу к IV (объединительному) съезду партии, подводя итоги процесса «почернения» либералов, В. И. Ленин предлагал съезду признать, «что правое крыло либерально-монархических партий (союз 17-го октября, партия правового порядка, торгово-промышленная партия и т. д.) представляет из себя классовые организации помещиков и крупной торгово-промышленной буржуазии, явно контрреволюционные, но еще не заключившие окончательной сделки о дележе власти с самодержавной бюрократией»{284}.

«…Либерально-монархические партии левого крыла (партия демократических реформ, конституционалисты-демократы и т. п.), — продолжал В. И. Ленин, — не будучи определенными классовыми организациями, постоянно колеблются между демократической мелкой буржуазией и контрреволюционными элементами крупной, между стремлением опереться на народ и боязнью его революционной самодеятельности, и не выходят в своих стремлениях за пределы упорядоченного буржуазного общества, защищенного монархией и двухпалатной системой от посягательств пролетариата…»{285}.

Считая обязательным разоблачать деятельность левого крыла либералов в интересах политического воспитания народа, В. И. Ленин признавал необходимым противопоставлять их лицемерно-демократической фразеологии последовательный пролетарский демократизм. Он беспощадно боролся против распространяемых ими конституционных иллюзий.

Реакция переходит в наступление

Издание манифеста не рождало иллюзий не только у последовательных революционеров. Вот что писал Александр Блок в день опубликования манифеста:

И предок царственно-чугунный

Все так же бредит на змее,

И голос черни многострунный

Еще не властен на Неве.

Уже на дóмах веют флаги,