Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 33 из 51



Уфа. 14 октября. «В Уфе общая забастовка железнодорожных рабочих и телеграфистов. Движение по всей линии прекратилось. Сегодня более двух тысяч рабочих предъявили губернатору требование политических реформ и, подстрекаемые приезжими агитаторами, двинулись с вокзала в город с красным флагом и пением «Марсельезы».

Тифлис. 14 октября. «В городе началась всеобщая забастовка рабочих и служащих в торгово-промышленных учреждениях, наполнившая улицы города массою свободных от занятий лиц. Под влиянием телеграмм о ходе забастовки в империи уличные толпы и сборища постепенно увеличивались».

Варшава. 14 октября. «Все фабрики бастуют; ведется агитация за закрытие всех торгово-промышленных заведений. Город объявлен на военном положении третьей степени; после 8 ч. вечера никто не должен показываться на улицу».

Чита. 15 октября. «Вчера в железнодорожных мастерских в Чите началась забастовка… Движение поездов прекращено, сообщение по Иркутскому железнодорожному телеграфу прервано».

Батум. 15 октября. «В городе закрылись все торгово-промышленные заведения, в том числе и аптеки. Забастовали извозчики, прекратилось железнодорожное сообщение, а также действие телеграфа по всем направлениям…»

Ташкент. 15 октября. «В Ташкенте корпорацией железнодорожных служащих Средне-Азиатской и Оренбург-Ташкентской железных дорог была объявлена забастовка, к которой без всякого насилия со стороны забастовавших постепенно примкнула часть торговых заведений и промышленных предприятий».

Саратов. 16 октября. «Сегодня в Загородной роще, близ товарной станции, собралась толпа рабочих и интеллигентов до трех тысяч человек, между которыми вооруженные ружьями, револьверами, кольями и кистенями. Решено было двинуться на город для вооруженной демонстрации с песнями революционного содержания… Все пути в город заграждены заблаговременно размещенными в нескольких пунктах войсками».

Житомир. 16 октября. «В Житомире началась всеобщая забастовка, толпа ходила по улицам, требовала закрытия магазинов, снимала рабочих во всех мастерских, типографиях, трамвае, в электрической станции и водопроводе. На улицах и площадях собрались массовые толпы с криками «Долой самодержавие!», «Долой царя, да здравствует революция и демократическая республика!».

Ревель. 16 октября. «…На рынке собралась толпа в полторы тысячи человек, преимущественно рабочих, остановившихся послушать своих делегатов, которые должны были передать собранию результаты своих переговоров с думой (городской. — К. Ш.). Появились и ораторы. Вдруг произошло нечто повергшее в ужас и оцепенение всех собравшихся на этом месте. Усиленный патруль солдат человек в 100–120 под командой офицера, охранявший здание окружного суда, без всякого повода направился беглым маршем на толпу, выстроился полукругом на расстоянии 30 шагов от собравшихся и без всякого предупреждения открыл убийственный огонь пачками прямо в толпу. Раздались один за другим пять залпов, и 300 человек легли на месте, остальные в паническом ужасе бросились бежать».

Рига. 17 октября. «Вчера и сегодня настроение Риги очень тревожное. Толпы собираются на улицах, устраивают митинги; палачи и драгуны разгоняют. Вчера насильственно закрыто много заводов, торговых помещений, частных гимназий и управление контрольной палаты; железная дорога бездействует… Сегодня днем было вооруженное столкновение в Верманском парке, ранены два драгуна, конный городовой и два демонстранта; пять задержаны; были вооруженные столкновения и в других местах».

Всеобщая политическая забастовка в октябре 1905 г. охватила 120 городов России, сотни фабричных и станционных поселков.



Однако голый язык цифр не в состоянии показать тот психологический перелом, который произвели в самых широких массах народа события, участниками и свидетелями которых они стали. Разве могли, например, нижегородцы остаться прежними после того, что произошло в один из октябрьских дней и так ярко было описано в большевистской газете «Новая жизнь». «В нижней части города… идет рабочий… Шествие его прямо триумфальное. Панели улицы заняты сплошной массой горожан, вышедших из закрытых магазинов, из прилегающих улиц, образуя как бы живые берега. В этих берегах мерно катится поток из 20 тысяч сормовских рабочих и рабочих заречной части города. Впереди заводской оркестр музыки, попеременно исполняющий то революционные гимны, то похоронный марш павшим борцам за свободу; за ним целое море красных знамен и дальше, насколько может охватить глаз, сплошная масса голов… Поток вливается в Благовещенскую площадь… площадь буквально вся заполняется народом; толпа доходит тысяч до 40–50… В течение 2–3 часов город живет невиданной жизнью: беспрерывно речи местах в 10 на площади, сменяющиеся то могучими звуками революционных песен, то торжественными раскатами оркестра, то взрывами бурного восторга слушателей»{263}.

События октября 1905 г. имели необратимый характер. Их отличал невиданный ранее размах. То, о чем неоднократно и повсеместно говорили большевики, — о всенародном выступлении против самодержавия — свершилось. «Всероссийская политическая стачка, — писал в ходе ее В. И. Ленин, — охватила на этот раз действительно всю страну, объединив в геройском подъеме самого угнетенного и самого передового класса все народы проклятой «империи» Российской»{264}.

Роль пролетариата как гегемона освободительного движения в России проявилась в эти дни особенно отчетливо. В стачке участвовал почти каждый третий фабрично-заводской рабочий. Традиционное оружие борьбы пролетариата — стачку — применили и непролетарии: забастовали все — студенты, врачи, гимназисты, ремесленники, чиновники, артисты. За полторы недели октября 1,5 млн. стачечников почти 3 тыс. крупных и мелких промышленных, горных, железнодорожных предприятий поддержало около 500 тыс. представителей городских демократических слоев, а в деревне за один октябрь произошло 219 крестьянских выступлений.

Отличительной чертой Всероссийской октябрьской стачки стал политический характер выдвинутых в ее ходе требовании: свыше трех четвертей забастовщиков (78 %) вступило в борьбу под политическими лозунгами, более половины (54 %) участвовало в стачках, носивших «демонстративно-политический характер»{265}.

Замечательным было и другое — сочетание в ходе Октябрьской стачки самых различных форм движения: забастовки сопровождались митингами, демонстрациями, в целом ряде городов отчетливо проявилась тенденция к вооруженному восстанию. «Перед нами, — писал 13 октября В. И. Ленин, — захватывающие сцепы одной из величайших гражданских войн, войн за свободу, которые когда-либо переживало человечество…»{266}

«Царь испугался, издал манифест…»

Царское правительство, привыкшее железной рукой вырывать малейшие ростки свободы, свирепо расправляться со всем, что хотя бы отдаленно напоминало крамолу, на Всероссийскую октябрьскую стачку отреагировало традиционно.

Генерал-майор свиты его величества Д. Ф. Трепов в октябрьские дни стал действовать соответственно тому, чему был хорошо обучен. А обучен он был хорошо только одному — стрелять. И 14 октября появился его знаменитый приказ: «Холостых залпов не давать и патронов не жалеть!»{267} — предел мудрости для этого вахмистра по образованию и погромщика по убеждению. Однако мудрость подобного толка, испробованная 9 января, уже не давала положительных результатов.

Дальнейший ход событий насмерть перепугал Николая II и его двор, где царили в те дни, по свидетельству хорошо информированного графа С. Ю. Витте, «сплетение трусости, слепоты, коварства и глупости»{268}. Придворные горько сетовали: «… жаль, что у их величеств пятеро детей… так как если на днях придется покинуть Петергоф, чтобы искать пристанища за границей, то дети будут служить большим препятствием»{269}. Царская яхта «Штандарт» стояла под парами, «самодержец всея Руси» готов был удрать за границу к своим кузенам — германскому императору Вильгельму II или английскому королю Эдуарду VII.