Страница 13 из 51
4 февраля Иван Каляев в Кремле, у Никольских ворот, бросил бомбу в карету Сергея Александровича. Карета разлетелась в щепки. Чудом оставшийся в живых Иван Каляев был осужден и повешен.
Отдавая должное мужеству людей, подобных Каляеву, социал-демократы отрицательно относились к индивидуальному террору. Еще на II съезде РСДРП В. И. Ленин предложил резолюцию о порицании тактики асе-ров: объезд решительно отвергает террор, т. е. систему единичных политических убийств, как способ политической борьбы, в высшей степени нецелесообразный в настоящее время, отвлекающий лучшие силы от насущной и настоятельно необходимой организационной и агитационной работы… — говорилось в ней{95}.
Ленин писал, что эсеры с бомбами «подкарауливали в Москве Сергея в то время, как масса (в Питере)… без оружия, без революционных офицеров и без революционного штаба, «с гневной яростью кидалась на колючую щетину штыков», как выражается та же «Рев. Россия» (нелегальный печатный орган эсеровской партии. — К. Ш.)»{96}. Чтобы одержать над самодержавием победу, у народов России был один-единственный способ: массовое движение, перерастающее во всенародное вооруженное восстание. Именно по «этому пути и призывали идти пролетариат и крестьянство революционные социал-демократы.
Революционное движение охватило по только Центральный промышленный район со второй российской столицей Москвой. Оно вспыхнуло и в Поволжье — Нижнем Новгороде (Сормове), Казани, Самаре. Особенно крупные волнения произошли в Саратове. Как только здесь узнали о подробностях событий 9 января, рабочие без предъявления каких-либо требований начали стачку. На третий день, 14 января, она превратилась во всеобщую — остановились железнодорожные мастерские, заводы, прервалось телеграфное и железнодорожное сообщение. Даже учащиеся гимназий и реальных училищ вышли на уличные демонстрации. На товарной станции 15 января собрался грандиозный митинг — 3 тыс. человек. При приближении жандармов в них открывали огонь. Всеобщая стачка продолжалась здесь неделю.
Не остался безучастным и пролетариат Украины. Работавший слесарем в Луганске К. Е. Ворошилов пишет: «17 января забастовали юзовские металлисты, 22 января — рабочие Петровского завода в Енакиеве, 24 января — горловские машиностроители, 25 января — рабочие заводов и шахт Макеевки, в начале февраля забастовали рабочие Краматорского, Дружковского и некоторых других заводов». Луганские большевики назначили всеобщую стачку на 18 февраля{97}.
Даже в далекой Сибири рабочий класс высказал свое отношение к Кровавому воскресенью. В Томске 18 января под руководством С. М. Цирова и рабочего-печатника И. Кононова произошла демонстрация. Знаменосца Кононова охраняла боевая Пружина. На демонстрацию напали казаки, завязалась перестрелка, в результате которой были убит И. Кононов и 13-летний мальчик, около 200 человек было ранено, 120 арестовано. Похороны жертв демонстрации 18 января превратились в новую манифестацию, в которой приняло участие около 2 тыс. человек.
Особенно широкий размах революция с первых же дней получила в Прибалтике, Польше, на Кавказе в значительной мере потому, что здесь гнет политический и экономический переплетался с гнетом национальным и усиливался им. «В столице 9 января грянул первый гром революционного выступления пролетариата, — писал Ленин о первом периоде революции. — Раскаты этого грома пронеслись по всей России, подняв с невиданной раньше быстротой свыше миллиона пролетариев на гигантскую борьбу. За Петербургом последовали окраины, где национальное угнетение обострило и без того невыносимый политический гнет. Рига, Польша, Одесса, Кавказ стали по очереди очагами восстания, которое росло в ширину и в глубину с каждым месяцем, с каждой неделей»{98}.
Как только в Риге стало известно о событиях 9 января, в городе закрылись театры, институты, гимназии, два дня проходили многолюдные демонстрации, которые полиция и войска пытались зверски подавить. В Риге шли настоящие уличные бои: трещали залпы, озверевшие казаки пускали в ход сабли, специальный унтер-офицерский батальон орудовал штыками и прикладами… Битва была кровавой. Убегая от солдатских пуль, демонстранты сошли на лед Двины. Недостаточно крепкий, он стал проламываться. Десятки людей утонули в ледяной воде. Даже по официальным данным в результате оказалось 48 убитых и 50 раненых, а по более точным — 73 убитых и свыше 200 искалеченных. Гораздо меньшие потери понесли «доблестные» царские вояки. Это и понятно. Плохо вооруженные рабочие и студенты могли ответить на залп выстрелом, на кавалерийскую атаку — броском булыжника. «Не предъявляя первоначально никаких[2] требований, — подчеркивал в своем донесении в Петербург старшин фабричный инспектор, — рабочие, переходя с фабрики на фабрику, везде останавливали работу. 13 января почти все фабричные и некоторые ремесленные заведения, имеющие в сложности свыше 39000 рабочих, бастовали»{99}.
Выступление рабочих возглавил Рижский комитет Латышской социал-демократической рабочей партии. Эффективность его руководства признала даже царская администрация. На третий и четвертый день после начала событий, сообщала в столицу фабричная инспекция, «на многих фабриках появились общие, везде отнородные (подчеркнуто в тексте документа. — К. Ш.) требования, близкие к требованиям рабочих Петербурга и других городов»{100}. В Риге, как и везде в России, требовали политических свобод, уничтожения самодержавия, 8-часового рабочего дня, улучшения экономических условий жизни.
Рижане действовали настолько организованно, что царские власти разводили руками от удивления. На одном из крупнейших заводов города — «Фениксе» — директор отказался разговаривать с выборными депутатами рабочих и объявил об увольнении «зачинщиков».
Вот что рассказывает об этом чиновник министерства финансов: «Завод забастовал. Настроение было крайне возбужденное. Рабочие бросились за топорами и грозили серьезным разгромом. Тогда директор вызвал отвергнутых ранее депутатов и просил их до возобновления переговоров успокоить толпу (2200 человек). Спокойствие на глазах инспектора было восстановлено за 3 минуты времени, возобновились переговоры с депутатами, и после достигнутого соглашения, рабочие немедленно, как один человек, все стали на работу»{101}.
Кровавые столкновения имели место и в других городах Прибалтики. В Ревеле «рабочее движение с удивительной быстротой охватило в 2–3 часа положительно все виды наемного труда: фабрично-заводских рабочих, железнодорожных, портовых, ремесленных, служащих конки, прислугу. Через несколько дней настроение передалось и в деревни — на мелкую сельскохозяйственную промышленность и мызных рабочих»{102}. Началась забастовка, ставшая почти всеобщей: город погрузился во тьму, закрылись магазины, остановился транспорт. 14 и 15 января и в Ревеле загремели залпы. Более 10 человек было убито, около 100 ранено.
Особенно сильные революционные выступления произошли в Царстве Польском (так тогда называлась часть Польши, входившая в состав царской империи). С первых же дней движения руководство им взяла в свои руки социал-демократическая партия Королевства Польского и Литвы (СДКПиЛ). Уже 10 января Главное управление СДКПиЛ обратилось с листовкой, в которой призывало: «Рабочие! Не будем последними в борьбе, которую рабочие во всей России должны вести против русского правительства; от солидарной борьбы рабочего люда России и Польши будет зависеть осуществление политической свободы для народа»{103}. С утра 14 января в Варшаве началась забастовка, через день ставшая всеобщей. Рабочие вышли на улицы, собирались группами, стали взламывать оружейные магазины и разбирать оружие.
Уже к 16 января в результате вооруженных столкновений было убито около 50 человек и ранено около 60 (установить точно цифры не представлялось возможным, так как рабочие уносили убитых и раненых товарищей).
В воскресенье, 16 января, солдаты опять открыли пальбу. В этот день еще было «убито до 60 чел., цифра раненых пока не определена»{104}. Борьба в Варшаве сразу же приняла классовый характер. В своем «Отчете» СДКПиЛ писала, что в первые дни «некоторые солдаты стреляли вверх: обер-полицмейстер пришел к заключению, что убитых мало, и строжайше приказал получше целиться»{105}. В следующие дни лейб-гвардейцы «исправились». Причем особую жестокость по отношению к восставшим проявляли офицеры-поляки — корнеты Долинский и Пшездецкий, не только внимательно следившие за солдатами, по и лично стрелявшие в народ.