Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 62 из 68

– А ты кто?

– Меня зовут Ди, – я подошла и протянула руку для рукопожатия.

Девушке ничего не оставалось делать, как неуверенно потрясти мою ладонь.

Её собственная ладошка была маленькой и чуть теплой.

– Розабель, – проговорила она.

– Мне нравится твоё имя, – улыбнулась я, потому что…

Потому что глядя на неё хотелось улыбаться. Мы были примерно одного возраста, но было в ней что-то такое, отчего о ней хотелось заботиться. Она была как котенок: маленький пушистый комочек, очень милый и очень непоседливый. В ней было то, чем я сама никогда не обладала – трогательность и непосредственность.

Не спросив разрешения, я села рядом и указала на ласты:

– Хочешь поплавать?

– Да, – пребывая в состоянии легкого замешательства ответила она.

– А не холодновато? Солнце не такое теплое, как раньше. И уже заходит, – сама я могла плавать в любое время года. Как только я входила в воду, всё остальное переставало иметь значение. – Не боишься простыть?

Девушка пожала плечами, что выглядело одновременно и по-женски изящно, и по-детски упрямо. Я вспомнила то, как смотрел на неё Князь там, на балу. Он видел только её. Тогда мне захотелось… захотелось перевернуть весь мир вверх дном.

Лишь бы он на неё так не смотрел.

– Без разницы.

– Зачем тебе это? – никак не унималась я.

Розабель заправила за ухо прядь волос и проговорила, крутя в руках маску:

– Я… я пообещала себе, что буду делать то, о чем всегда мечтала и то, на что раньше не хватало решимости. Мне всегда хотелось научиться плавать, и я решила…

Я кивнула и закончила за неё:

– Решила, что октябрь – самое лучшее для этого время? – мне действительно было интересно.

– Другого, возможно, у меня уже не будет.

Она смотрела на волны, а я смотрела на неё. Смотрела и видела то, что не смогла рассмотреть сразу. А может быть, все-таки рассмотрела и именно поэтому сидела сейчас здесь.

Она была красивой, но в ней жила боль и безнадега. Она была пропитана ими.

«Так вот, почему ты попрощалась с ним, – подумала я. – Вот, почему ты бросила его тогда, на балу, почти три года назад. Теперь я тебя поняла».

Девушка умирала. Сейчас, сидя рядом с ней, я это четко видела. Болезнь сжирала её изнутри. И жить ей оставалось немного. Год. В лучшем случае. Но, скорее всего, и того меньше. Она была сильной, очень сильной, но никакая сила на свете не могла победить то, что уничтожало её тело. Но она боролась. И именно поэтому была еще жива. По сути, лишь невероятная сила воли удерживала её в мире живых. И всё же болезнь была сильнее.

Ян мог спасти её. Мог, но почему-то до сих пор так и не пожелал сделать этого.

Я не помню, когда приняла решение. Я имею ввиду, не было какого-то конкретного момента, когда я сделала выбор. Когда выбрала её вместо себя, хоть и зная, что вырвав Бель из лап смерти, я, тем самым, подставлю под угрозу собственную жизнь. Потому что Совет боялся Чуму и только Чуму.

Наверное, я просто делала то, что мне казалось правильным, ведь я хотела, чтобы эта девушка жила.

Глава 35

За месяц до убийства ягуаретта. Третья неделя апреля. Среда.

«Каждое утро в Африке просыпается газель. Она должна бежать быстрее льва, иначе погибнет. Каждое утро в Африке просыпает лев. Он должен бежать быстрее газели, иначе умрет от голода. Не важно, кто ты – лев или газель. Когда солнце встает, надо бежать».

Беги быстрее.





Или умри.

Потому что где-то в мире, возможно, на другом конце этого маленького круглого шарика есть одна газель, которую ты должен догнать.

Потому что где-то, возможно, прямо за твоей спиной, крадется лев, от которого надо удрать.

– Беги быстрее, – повторила я вслух, – или умри.

Природа не ставит иных целей, кроме выживания. Не важно, кто ты и чему посвящаешь свою жизнь, выжить – вот что главное. Вот, что было моей целью с того дня, как я поняла – Совет хочет моей смерти. Но теперь важно было, чтобы выжила не только я, а кое-кто еще.

Сбежав с утоптанной лесной дорожки, я ступила на землю, обильно усеянную осыпавшимися и пожелтевшими иглами, сбавляя темп. Пара шагов – и вот я уже иду меж многолетними елями, высаженными когда-то аккуратными рядами. Это была так давно, что никто и не вспомнит, когда взошли первые ростки. А теперь некогда слабые зеленые восходы соединялись над моей головой, заслоняя небо.

Я старалась двигаться тихо, не издавая ни звука, но это было почти невыполнимой задачей.

Стояло раннее утро. Где-то там, далеко шумел просыпающийся и вступающий в фазу активной жизнедеятельности город. А здесь, среди многолетних вечнозеленых деревьев никого не было, лишь птицы встречали новый апрельский день разноголосым чириканьем, устроив утреннюю распевку и перекличку, в тишине леса походившую на грохотание оркестра. Еловый ковер шуршал и проминался под моими ногами, я чувствовала неустойчивость каждого шага. И чем глубже в лес заходила, тем сильнее колебалась земля под моими ногами. В какой-то момент мне показалось, будто я шагаю по воде, усеянной древесным мусором.

Деревья вокруг меня густели. Количество света, пропускаемого кронами, уменьшалось. Создавалось впечатление, будто день промелькнул как молния и наступили сумерки. Но я знала, что это – лишь наваждение. И упорно двигалась дальше, пока ели вдруг не расступились, и я не оказалась перед густыми зарослями дикого боярышника, росшего беспорядочно – во все стороны сразу. Некоторые разрослись настолько, что лежали на земле, как уроненные плети.

– Серьезно? – пробормотала я себе под нос. – Ладно, будь по-твоему.

И полезла внутрь зарослей, не очень аккуратно убирая со своего пути ветки, густо усеянные мелкой листвой. Ветки били по лицу, царапали незащищенные руки и ноги, цеплялись за одежду и, казалось, всеми силами пытались меня остановить.

Когда вокруг щиколотки вдруг обвился тонкий прутик, обжигая и с силой стягивая кожу, я вскрикнула и рухнула на колени. Ко мне змеями поползли другие ветки, желая схватить, связать, обездвижить.

– Если ты оставишь меня здесь, то никогда не узнаешь, зачем я пришла! – выкрикнула я, крепко зажмуриваясь. – И что хочу тебе предложить! А тебе ведь интересно, правда?

Последние слова прошептала, роняя голос до едва различимого стона. Но знала, что буду услышана.

Ветки замерли, покачались в воздухе некоторое время, вновь напоминая змей, но теперь уже тех, чьим вниманием завладел заклинатель, а после медленно отступили.

– Так-то лучше, – кивнула я, встала, отряхнула руки, вытерев их об велосипедки.

Стоило мне сделать шаг, как ветки с шуршание раздвинулись, и я увидела небольшую полянку с фруктовыми деревьями. Некоторые из них цвели, другие уже дали сочные плоды, что противоречило всем законам равновесия.

Под деревьями густыми гнездами росли грибы. Я была препаршивым грибником, с трудом отличая лисички от мышат. А подберезовик от подосиновика не отличила бы, даже если бы от этого зависела моя жизнь.

Но мухоморы узнала сразу.

Их было много.

И особенно обильно эти опасные грибы росли под скромным домиком.

Простая кладка из белого необработанного камня, чуть поблескивающего на солнце, с промазанными смолой швами. Покрытая мхом крыша. Три фонаря над входом. И столько же деревянных ступенек, ведущих в дом.

Заскрипела дверь, открываясь.

Я оглянулась назад.

За стеной боярышника было невидно леса, зато солнечный свет лился обильно, рассеивая гнетущую атмосферу.

Я прошла мимо яблони, на крепки ветвях которой болтались крупные наливные красные яблоки, так и притягивавшие взгляд.

Рот моментально заполнился слюной. Я тяжело сглотнула и тряхнула головой, отвоевывая свой разум у наваждения.

Ускорилась, взбежала под затрещавшими подо мной ступеньками и вошла в дом.

В одном углу стоял большой чан, балансируя на черной металлической решетке. Законченное выгнутое дно лизали языки пламени. Сам чан был таким огромным, что при желании я могла принять в нем ванну.