Страница 59 из 68
Они познакомились очень давно, еще в те времена, когда она была ребенком. Худым, угловатым, неуклюжим подростком, угрюмо глядящим на мир сквозь окна интерната. Он, как попечитель и благотворитель, явился в спецучреждение, желая убедиться, что выделенные им средства пошли на благо детей, а не в карманы сотрудников, потому как после нескольких скандалов появились у него такие подозрения.
Она стояла недалеко от двери, неловко прижимая руки со стиснутыми кулаками к нескладному телу. И с презрением глядела на него и его сопровождающих – дорого одетых мужчин и женщин, благоухающих парфюмами и свежестью сытой жизни. Такие чужие для дома-интерната ароматы, где витали лишь тоска и уныние. В тот миг Князь вдруг ясно осознал, насколько неуместными они здесь выглядят. Он взглянул на мир глазами этой девочки, бледной, с копной волнистых спутанных волос, в сером поношенном платье, которое было ей размера на три велико. И ему стало так тошно, что словами не описать.
Заметив интерес благотворителя к одиноко стоящему в углу ребенку, директриса засуетилась и поспешила увести их в свой кабинет, торопясь и нервничая.
Тогда он не придал этому значения, но после задумался. И думал об этой девочке несколько дней, в конце концов сообразив, что уже не может выкинуть её из головы.
Князь поехал обратно в интернат. Позже, размышляя над природой своего поступка, он решил, что этот его разовый порыв, более никогда не повторявшийся, был сродни человеческому желанию забрать с улицы брошенного котенка, больного, голодного, умирающего под холодным дождем у ног безразличных людей…
Встав одним текучим сильным движением, Князь направился туда, где вновь мелькнуло ярко-красное пятно.
Он шел, уверенно рассекая толпу. А ему в спину летели заинтересованно-удивленные взгляды.
Красный цвет её платья был таким насыщенным, что казалось, его вкус можно было ощутить во рту, и в то же время он был чужим здесь. На Бал Дождей не принято было надевать алый, он считался слишком вызывающим, провоцирующим, не уместным для высшего общества.
Красный не вписывался.
Как и Розабель. Она тоже никогда не выписывалась.
Этим и очаровывала.
И возможно…
Только возможно!
Именно Князь сделал её такой.
Именно он сделал её той женщиной, за которой мужчины готовы были идти на край света, даже если там их поджидала верная смерть.
Она стала «той», единственной… для кого-то другого. Но не для него.
Князь медленно приблизился к черноволосой девушке в длинном красном платье с глубоким вырезом на спине, до самой поясницы.
Она беседовала с каким-то парнем, держа в одной руке бокал с шампанским и тихо посмеиваясь в ответ на слова собеседника. Мужчина лет двадцати пяти с густой, тщательно подстриженной бородой и крупными чертами лица, выдававшими в нем восточную кровь, был поглощен. Не беседой, девушкой. Он смотрел на неё не отрываясь и практически не моргая, зачарованно ловя каждый её взгляд, каждую улыбку, каждый жест и даже каждый вздох.
Князь его прекрасно понимал. Розабель умела быть невероятно прелестной, ровно так же, как она умела быть чудовищно безразличной. И ни то, ни другое не было маской, игрой или притворством. Она всегда была собой, настоящей, не поддельной, искренней во всех проявлениях. И это тоже являлось частью её удивительной личности, словно сочетающей в себе в равных долях и свет, и тьму. И красоту, и уродство. И зло, и добро.
– Розабель, – проговорил Князь.
Бородатый мужчина, который в этот момент как раз пытался рассказать какую-то, по его мнению, очень увлекательную историю, неловко умолк и потерянно уставился на вампира, словно не понимая, откуда тот взялся.
Девушка повела обнаженным плечом и обернулась.
– Ян, – проговорила она ничуть не удивленно, с улыбкой на таких знакомых губах и с искорками смеха в глазах.
Он всё понял шесть лет назад. Тогда её безусловная, уже не детская, а по-настоящему взрослая любовь стала для него открытием, поразительным и чистым, и всё же… безответным.
Он знал, что она здесь ради него. Для него.
– Вы позволите нам побеседовать? – холодного проговорил вампир, обращаясь к мужчине.
– Да, – растерянно ответил тот, словно не зная, как поступить и куда себя деть. – Да, конечно.
Сделал пару коротких шагов в сторону, а после развернулся и спешно направился к столам с закусками.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Ян, рассматривая девушку, которая буквально выросла на его глазах, которую он сам вырастил в своем замке.
– Не знаю, – просто ответила она, и он понял, что это правда. Она никогда не врала ему. – Просто хотела попрощаться и оказалась здесь.
– Попрощаться? – сурово переспросил Князь, вздернув бровь. – Куда-то… собралась?
Недовольство и сталь зазвенели в его голосе.
– Да, – улыбнулась Розабель, заправляя прядь волос за ухо. – Есть дела.
Спрашивать какие было бесполезно, не ответит. Это Ян тоже знал.
– Когда вернешься?
– Не знаю, – вновь легко улыбнулась она. – Может быть, скоро, а может быть, никогда.
Ян смотрел на неё и ощущал грусть. Он всегда относился к ней как к ребенку, слабому, непоседливому созданию, не способному выжить самостоятельно. Он не хотел, чтобы она уезжала, чтобы она оставляла его. Хотя, на самом деле, она оставила его еще почти год назад, когда заявила, что хочет жить отдельно и покинула его замок с одной небольшой сумкой в руке.
Кажется, всё это время он ждал, когда она вернется.
– Давай сфотографируемся на память, – вдруг предложила Розабель, легко подхватила его под руку и повела к фотографу, который работал в специально оборудованной нише, где каждый из гостей мог сделать памятный снимок. – Хочу запомнить нас такими.
Ян не стал сопротивляться, хоть и знал, что ему придется отвернуться от объектива.
– Улыбочку на счет три! – распорядился фотограф, едва только они заняли свои места перед установленной на штатив камерой. Это был маленький забавный человечек в костюме-двойке и смешных круглоносых штиблетах. – Раз, два, три!
Розабель послала соблазнительную улыбку в объектив, а Ян просто стоял и смотрел на неё.
– Фотография – удивительная штука, не правда ли? – повернулась она к нему с улыбкой, от которой должно было замирать сердце. Должно было, но не замирало. – В какой-то степени она помогает достичь бессмертия. В ней остается частичка нас, нашей души, нашей жизни. Мгновение замирает и остается в вечности.
– Ваше фото, – обратился к ним фотограф, протянув только что распечатанный на фотобумаге, а потому еще совсем свежий снимок.
– Спасибо, – пропела в ответ Розабель, чем до крайности смутила мужичка. Тот покраснел, пробормотал что-то невнятное себе под крючковатый нос, взъерошил короткие волосы и поторопился уйти, заметив другую пару, также решившую воспользоваться его услугами.
– Мне пора, – вдруг заявила девушка и в её голосе послышалась печаль, тихая, смиренная, которая приходит в моменты отчаяния и остается с тобой навсегда, превратившись в безмолвную попутчицу.
Розабель отвернулась, словно собираясь уйти даже не попрощавшись, и Князь вдруг почувствовал, что теряет её. Это ощущение было таким внезапным и острым, что испугало даже его самого.
– Стой, – он схватил её за хрупкое запястье, на котором болтался тонкий браслет, такой же изящный и легкий, как она сама. Этот браслет Ян подарил ей на совершеннолетие. И с тех пор она не расставалась с ним. И кажется, даже ни разу не снимала.
Розабель обернулась, посмотрела ему в глаза и от этого взгляда мир болезненно дернулся.
– Куда ты? – хрипло спросил он, перебарывая возникший в горле ком.
– Далеко, очень далеко, – тихо проговорила Розабель. А после приблизилась к нему так близко, что он ощутил запах её кожи. К сладости примешалась горечь, странная горечь, неприятная, которой раньше не было. – Я хочу, чтобы ты знал: я всегда буду помнить о тебе.
Его пальцы дрогнули на её руке.
А Бель железная. Стальная. Мягкая на ощупь, но непробиваемая внутри. И внутри неё кусок скалы.