Страница 31 из 68
– Отец никогда не стремился к подобному, – пробормотала я. – И никогда не строил захватнических планов. Зачем ему это? Его территория и так обширна – ему подвластны все водоемы. Пресные и соленые, большие и маленькие, живые и мертвые. Моря, океаны, реки – всё это его. И все, кто в них обитает тоже. Единственная причина, по которой наш дворец находится именно у этих берегов, заключается в том, что когда-то моему прапрапрадеду понравился низкий уровень солености и прохлада местных вод. А все, кто правил после него были слишком ленивыми, чтобы заниматься переносом дворца, а вместе с ним и всю морскую столицу вместе с жителями куда-то в другое место!
– Видимо, Совет уверен, что твой папаша пасется поблизости исключительно из корыстных целей, – Ниса брезгливо поморщила нос и обратилась к музе: – Они на полном серьезе думают, что старший родственник Ди отправит армию завоевывать эти земли?
– Да, – коротко махнула неаккуратной макушкой муза, чей природный лоск заметно подрастерялся за последние дни.
– Но что богу воды делать на суше? – задала резонный вопрос Ниса, мысля в очень верном направлении.
– А что сыновьям бога ветра делать под водой? – в своей привычной манере закатила муза глаза, приобретя чуть более уверенный вид. – И всё же, ни одного, ни другого это не останавливает. Они оба хотят Ди в жены. И это, кстати, тоже волнует и тревожит Совет. Они считают, что с помощью зятя-принца, не важно, которого из двух, Таллас постарается обрести дополнительные возможности. В свою очередь два брата стараются ради будущего тестя и наращивают собственные ресурсы. А их междоусобные распри не более, чем постановка для отвода глаз. Согласитесь, в этом есть некоторый резон. Ни Макс, ни Лозовский даже не пытались друг друга убить, зато изо всех сил демонстрируют взаимную ненависть. Старейшин даже не исключают возможность, что у принцессы будет не один муж. А два.
Я закашлялась.
– Что?!
– То есть, двенадцать старых хрычей напридумывали себе сказок и сами же в них поверили? – оглянулась на меня банши.
– Получается, так, – без особой убежденности откликнулась я.
Замечание подруги было резким, однако точным. В Совете Старейшин сидели, собственно, старейшины, то есть, пожилые умудренные опытом представители своего вида. По одному от каждого. Сами представители выбирались путем голосования внутри своих общин на чем-то, вроде народного собрания. Я имела весьма паршивое представление о том, как это происходило, потому что никогда не присутствовала ни на одном из таких мероприятий. Да и с Советом никогда не встречалась. В город они не приезжали, предпочитая отсиживаться в чертогах, расположенных далеко в горах и править, так сказать, на расстоянии.
Муза, словно прочитав мои мысли, проронила:
– Они сейчас здесь.
– Кто? – с чуть туповатым выражением лица уставилась на неё Ниса.
– Старейшины. Они сейчас здесь, в городе. Все двенадцать. Мне сестра сказала. Она часто сопровождает их и постоянно мотается по поручениям.
– Так, – хлопнула в ладоши Ниса. – А вот с этого момента поподробнее. Что за сестра и почему ты от нас её скрывала? И что произошло в квартире Миши? Ты вообще в курсе, что мужик в больнице?
Муза ахнула, вцепилась рукой в подоконник и попыталась подняться, но как подкошенная рухнула обратно.
– Что с ним? – её испуг, быстро переросший в ужас, выглядел очень натурально.
Но она же муза!
Насколько трудно отыграть нужные эмоции той, которая умеет ими управлять?
– Я звонила в больницу, сказали, жить будет, – недовольно буркнула Ниса, наблюдая за музой. – Но, возможно, уже не так счастливо, как прежде. Мужика кто-то основательно потрепал. То, что это была не ты, у меня даже сомнений не возникает. Из тебя боец такой же, как из аквариумной рыбки. Но кто, в таком случае, едва не упокоил крепкого молодого парня, у которого в квартире собственный спортзал?
– Я знала, – прошептала Фируса, её глаза панически забегали. – Я знала, что она может вытворить нечто подобное, но я и подумать не могла, что она…
– Хватит! – оборвала я неразборчивое бормотание. – Рассказывай нормально!
– Хорошо, – всхлипнула Руся с наворачивающими слезами. – Я расскажу. Я всё расскажу…
И она начала говорить. Сбивчиво, тяжело, быстро, порой отвлекаясь на ненужные детали и уточнения, но говорить.
А сейчас это было самым главным.
Глава 19
О том, что у неё есть старшая сестра сама Фируса узнала в двенадцать лет. Тогда родители впервые взяли её с собой в заграничную поездку. До этого Руся справедливо считала себя единственным ребенком. Любимым, балованным и бесконечно оберегаемым.
В тот день посадив младшую дочь рядом с собой Мариса быстро и коротко, не отвлекаясь на, по её мнению, лишние переживания и эмоции собственного ребенка, колебавшиеся от глубокого потрясения до нездоровой радости, рассказала следующее.
Согласно особому внутреннему указу Совета на всех муз было наложено два обязательства. Первое: сочетаться браком исключительно с себе подобными. Второе: в каждой семье должно было родиться не менее двух детей. Больше можно, меньше – нет. Первенцы, независимо от пола, отдавались сразу после рождения Старейшинам для воспитания идеальных прислужниц. Второй по старшинству ребенок оставался в семье, но мог быть призван на службу Совету в любое время с момента наступления двенадцатого дня рождения.
И вот, Русе объявили:
– Совет хочет встретиться с тобой. Заодно, познакомишься с Симоной, своей старшей сестрой.
– Симона? Имя какое-то странное…, – пробормотала в ответ Руся, которой казалось, будто родители просто жестоко шутят.
– Имя выбирает Совет, – холодно ответила ей мать, на лице которой не было и тени улыбки.
Через неделю девочка предстала пред взглядами Старейшин. Предыдущие семь дней ушли на то, чтобы добраться по пункта встречи – глухой деревни на юге Франции. В страну бунтарей, революционеров, вина и круассанов они с родителями отправились на машине. Стоило им только пересечь границу, как позади их автомобиля пристроилось несколько черных джипов. Так, в сопровождении неизвестных, скрывавшихся за тонированными стеклами, они покатили по пустынным провинциальным дорогам, наблюдая непримечательные пейзажи и изредка встречаясь взглядами друг с другом. Ближе к вечеру мама завязала Русе глаза и весь остальной путь маленькая муза преодолела с плотной повязкой на голове, отчаянно прислушиваясь к каждому звуку и пытаясь понять, что происходит.
Родители на любые её вопросы отмалчивались и очень скоро, осознав всю бесполезность, Руся перестала что-либо спрашивать вообще.
Наконец, машина остановилась, девочку вывели на улицу, где витал стойкий аромат лаванды и еще чего-то, смутно знакомого.
Фирусу взяли за руку и повели куда-то. Вели долго, стойко сохраняя глубокое молчание, но помогая перепрыгивать и переступать через преграды, взбираться по лестницам и переходить веревочные мосты. Те препятствия, с которыми она не могла справиться стоя на собственных ногах, она преодолевала на мужских руках, которые показались такими надежными, что Фируса периодически соскальзывала в сон, а потому не могла точно сказать, сколько времени заняла дорога. Кем был тот мужчина, который привел её в чертоги Старейшин, Руся так и не узнала.
Когда утомительное путешествие завершилось с неё сняли повязку, предварительно дав наставление: «Досчитай до ста и только тогда открывай глаза». Без прежних вопросов подчинившись, Руся в уме сосчитала до указанной цифры и подняла веки, с удивлением обнаружив себя стоящей посреди высокого и широко каменного колодца. Подняв голову, она увидела небо, оно было ярко-голубым, таким, что после повязки разболелись глаза. Произведя в уме нехитрые подсчеты, Руся сообразила, что фраза про глухую деревню не была преувеличением, ведь у них ушла вся ночь на то, чтобы добраться до Совета.
Оглянувшись по сторонам, она увидела двенадцать фигур в длинных просторных балахонах с наброшенными на голову капюшонами. Они сидели на возвышении, на высеченных из камня стульях, больше напоминающих троны, расставленные по периметру колодца на равном удалении друг от друга. Старейшины мало того, что гордо восседали на престолах, так еще и возвышались не меньше, чем на метр над каждым, кто оказывался в центре каменного мешка. Этот момент Руся запомнила очень четко, потому что тогда в полной мере ощутила всю свою ничтожность перед наделенными властью.