Страница 33 из 62
Некоторое время они молчали — Женя не спрашивал больше ничего, а Анна сидела, закусив губу.
— Я увидела, как он тебя в сторону повел, и незаметно следом пошла, — наконец пояснила Анна.
Помолчали еще немного. Анна по-прежнему кусала губы, думая как-бы поделикатнее объяснить Жене свои мысли, когда он догадается. Если догадается.
— Так постой… — все же догадался он, — значит, ты видела все с самого начала, а вмешалась не тогда, когда он первый раз меня ударил, а в тот момент, когда мы уже всерьез драться начали?
— Ну да, — почти прошептала Анна.
— А если бы я ему не прописал, то ты бы и не вмешалась, — утвердительно произнес Женя, даже не дожидаясь ответа. Анна, впрочем, и не ответила.
— И после этого относилась бы ко мне по-другому, — произнес он, чувствуя, как от такой перспективы по его спине потянуло холодком.
— Да нет, — покачала головой Анна: — По-другому, только если бы ты перед ним лебезить стал. Что вряд ли, сам понимаешь — ты же наверняка в том случае, если бы не ответил в тот момент, просто бы после понемногу начал линять из лагеря, так? — практически в точности угадала тогдашние планы Жени Анна.
— Я тогда уже отходила подальше, в кусты, когда ты ему в нос зарядил, а когда увидела, что вы уже всерьез сцепились, появилась.
Долгое время оба молчали, думая каждый о своем. Вдруг Анну, которая вспоминала о своем прошлом, невольно передернуло от отвращения, обиды и ненависти.
— Ты чего? Случилось что? — сильнее прижав ее к себе, попытался заглянуть ей в глаза Женя, но Анна спрятала лицо.
Вокруг было темно — настолько, что черный мрак, окутывающий все вокруг, подчеркивал отсутствие человеческого жилья на многие километры вокруг; холодно — по-прежнему лил стеной дождь, ни Женя ошибочно подумал, что Анна просто отчаялась от их теперешнего положения. Но он ошибался — она, не в силах справиться с воспоминаниями из прошлого, вновь переживала тяжелые, давным-давно загнанные на задворки воспоминаний, но не забытые моменты жизни.
— Почему ты не любишь слабых? — спросил Женя, решив отвлечь Анну т переживаний о тяжести положения — но попал вопросом ей в больное место. Анна, неожиданно для самой себя всхлипнула и разрыдалась, уткнувшись парню в плечо.
В обычной жизни она превосходно владела собой — но сейчас переживания предыдущих дней, копящиеся стрессом, вырвались наружу вместе с рыданиями. Анна плакала навзрыд — не в силах сдержаться, а Женя только обнимал ее и прижимал к себе. Прогоняя от себя разные навязчивые мысли.
Наконец Анна успокоилась, и выпрямилась, утирая слезы.
— Прости пожалуйста, — выдохнула она, отстранившись и спрятав лицо в руках.
— Да брось ты, без проблем, — насколько возможно участливым тоном произнес Женя, и добавил: — Ты обращайся, если что.
— Спасибо, — улыбнулась Анна сквозь слезы. Женя, с замиранием сердца потянулся к ней, приобняв за плечи, и она без сопротивления вновь прижалась к нему.
Они продолжили сидеть молча — Женя легонько, успокаивающе поглаживал Анну по плечу, а она неожиданно поняла, что может спокойно рассказать о том, что ее гложет — из-за того, что он увидел ее настоящую, без маски сильной женщины, ей стало легче с ним общаться.
— Я не просто не люблю слабых людей, — совсем тихо произнесла она. — Просто ненавижу. Вернее, ненавижу их слабость. Мне было лет десять, наверное — и я из школы как-то шла, — начала рассказывать она: — Домой мне надо было мимо вокзала идти, я в третьей школе училась, — пояснила она, и Женя кивнул, представляя ее путь.
— Так вот иду и смотрю впереди — на остановке — мужчина здоровый валяется, подняться пытается. А у него не получается. А рядом три девочки, постарше чем я, стоят и над ним смеются. Из моей школы.
— У него инсульт был? — догадался Женя.
— Нет, — покачала головой Анна. — Это был мой папа. Пьяный.
Женя промолчал, а Анна через некоторое время продолжила.
— Я так… мне так стыдно стало — рядом с ним сумка, бутылка, под ним лужа… То ли пиво пролил, то ли… Я убежала за угол и там расплакалась. Плакала, но уйти не могла. Потом — ты не представляешь, как мне тяжело и страшно было — я вернулась.
Анна глубоко вздохнула, и выдохнула — настолько ей трудно было вспоминать об этом.
— Вот и представь — он дядька большой был, и я десятилетняя — куда мне, его домой тащить пытаюсь. Соседи все это видели, в школе потом смеялись…
Женя, совершенно не представляя, что сейчас можно сказать, чуть повернулся и крепко обнял Анну. Она не сопротивлялась — наоборот, положила ладонь ему на грудь — вроде бы и приобняв, но машинально сделав это так, что если что можно было бы парня отстранить от себя.
— Папа у меня был большой, добрый, — продолжала Анна между тем изливать душу, — но они с мамой ссорились много — и он напивался часто. А я его домой таскала — не могла, когда он на улице, на остановке или на скамейках в парке валялся. Но это еще не самое плохое, — Анна разошлась, теперь она говорила и говорила: — На нем все ездили — он никогда никому не отказывал. Мебель перевезти помочь — пожалуйста! За бутылку, а потом он пьяный. Машину помочь отремонтировать — пожалуйста! Доча, прости, мы в кино на следующих выходных сходим. Наверное, мать поэтому с ним ссорилась — она тоже видела, что он для всех хорошим пытался быть. У него брат двоюродный — пригласит нас к себе на дачу, а папа ему там весь огород копает — а там поле до горизонта. Брат только: «Упс, у меня лопата сломалась», — и ее чинит, пиво прихлебывая, а отец копает и копает — я ему уже в открытую — перестань, ты что, ни видишь, что тебя используют?
Я лет до тринадцати пыталась ему что-то объяснить. Кричала, ссорилась с ним, плакала — а он все «да-да-да», а потом опять — или в зюзю, или как раб на кого-нибудь пашет просто так — и денег ведь никогда не брал, не мог. Я потом и общаться с ним перестала — наговорила всякого.
Анна зажмурилась, закрыв глаза и выдохнула:
— А когда мне шестнадцать было, он умер. Я к нему на могилу приезжала, плакала, прощения просила за то, что его ненавидела. Так мне плохо все время, только когда вспоминаю об этом. Наверное, еще потому, что он меня любил искренне, а я до сих пор простить его не могу.
Анна вздохнула, чувствуя ком в горле и ее передернуло. Поежившись от холода, она посмотрела по сторонам и поняла, что дождь прекратился — лишь редкие капли то и дело слетали с каменного козырька, звучно шлепаясь о ткань дождевика. Анна прислонилась к Жене ближе и, чтобы он не заметил, вытерла снова выступившие слезы из уголков глаз, понемногу приходя в себя и удивляясь, как это она так неожиданно раскрыла душу перед этим совсем молодым парнем.
— Я читал где-то, что слабых никто не любит, — произнес вдруг Женя.
— Читал, — хмыкнула Анна, но Женя почти не обратил внимания — он тоже начал рассказывать.
— Да и не только читал, не смейся. Я когда в школе учился, у нас класс вроде как дружный был. Ну, мне так казалось — я там просто редко появлялся — спортсмен же, мне оценки ставили, когда я даже на уроки не приходил. Так вот, к нам в восьмом классе парень новый пришел — по виду вроде нормальный, ростом с меня, плечи широкие, но знаешь… у него даже осанка какая-то, вялая, что ли. Его Михаил звали, но по имени его никогда не называли — от фамилии кличка была унизительная. И что самое интересное — он же на нее откликался, и даже виду не показывал, что обидно.
У него всегда деньги были — родители небедные, давали ему прилично с собой. Так он чтобы с пацанами в классе подружиться постоянно всем лимонады, чипсы покупал, мог плейер там, мобильный подарить — даже забивались, кто его на что раскрутит. Так этого Мишу даже девчонки вскоре чмырили. Я в первые месяцы — ну, когда в школе появлялся — с ним говорил, типа что ты делаешь? Отсекай всех с запросами, или бей в пачку — он парень-то реально крепкий был. А он только плечами пожимал и глаза опускал.
Потом уже, где-то через полгодика — я к нему подхожу, и говорю — Миша, ты понимаешь, что когда ты покупаешь парням гамбургер, они это уже как должное принимают. А вот если ты им завтра не купишь — они не то что тебе спасибо за вчерашний не скажут, а наоборот — ты виноватым окажешься, что сегодня не купил!