Страница 9 из 81
Я сразу узнал это сражение. Это была битва при реке Кая. Отец часто о нем рассказывал.
Это произошло тогда, когда не было еще даже династии Виирен, а существовало четыре народности — Хессеты, Такик, Ласса, Кетер. В этой знаменитой битве Лассонесцы должны были сражаться с кетерийцами, за право владеть всем островом, но неожиданно в битву вступили также Хессеты и Такикиты. Таким образом, на поле боя сошлось тридцать шесть полков, двенадцать стояли с восточной, двенадцать с западной стороны Каи, а еще двенадцать полков подходили из Хессетских гор. Нам достали разрозненные полки Хессетов и Такикитов.
Мы сразу двинулись на встречу битве, но с каждым ходом становилось яснее — если мы, как когда-то гордые Хессеты, поддержим кетерийцев, то все наши полки будут неминуемо разбиты. Стоило нам ступить на землю у пересохшей реки, как на нас обрушится град вражеских стрел, наши воины были вооружены топорами и маленькими круглыми щитами, а кожаные доспехи не выдерживали удара стальных наконечников. Поэтому мы решили пойти на хитрость, и решили обойти место сражения с северной стороны, и все же присоединиться к историческому союзнику. Таким образом, вражеские лучники не могли сразу заметить нас, и мы приблизились вплотную к месту сражения без потерь. Но и это не помогло — двенадцать полков Лассонесцев были больше и лучше вооружены, поэтому как мы не старались мы все равно проиграли. Последние два полка, сдерживающие напор противника были под командованием Рагола и Греда, которые завели свои полки в русло реки, построили в ряд своих копейщиков, и долго оборонялись от атак серых воинов. А мой полк был разбит почти в самом начале битвы, поскольку шел в авангарде, и принял первый удар на себя. Оставшихся воинов я присоединил к полку Рагола.
Безусловно, мы потерпели сокрушительное поражение, но Капитан Дорлог остался доволен.
— Хочу вам сказать следующее. Мы разыгрываем это сражение каждый год, и еще ни разу искушенным тактическим умам не удалось повторить подвига Хессетов, и успеть к сражению вовремя. В самом деле в битву вмешался случай — по рассказам, возвышенность, на которой стояли Хессеты сошла огромным оползнем, принеся пораженных своей удачей легковооруженных воинов на гигантской скале. Такое появление на поле боя отвлекло Хломовига Ужасного, и Он получил тяжелейший удар копьем в грудь, и упал с коня. Это зрелище повергло в ужас его воинов, и они, сломав строй, решили бежать.
Мы бы и сами были рады бежать, так едва успевали на верховую езду, но уборка кабинета осталась за восточным корпусом.
После военной тактики у нас было занятие по верховой езде. Ничего интересного, и даже не смотря на отсутствие опыта, я довольно быстро понял, что к чему. Нейдеру пришлось сложнее, и на него Кернел орал больше других.
Есть хотелось страшно, но обед не сильно обрадовал. Нам дали горячую, жидкую и абсолютно безвкусную кашу, крепкий чай, и несколько сухарей. Нам оставалось разве что вспоминать вкусную еду городских трактиров
Завершали первый учебный день вступительные занятия по картографии и писанию Семи. Можно сказать, что это был отдых. Мы скучали, слушая о том, как важно умень составить карту, а потом почти спали, когда нам рассказывали ои уровнях толкования писания.
Пообедав на скорую руку, нам нужно было спешить на занятия по картографии, ведь мы, как будущие офицеры должны были уметь составить карту любой местности, чтобы правильно расположить свои войска. Конечно, уже существовало множество карт, но не всегда они могли быть у нас с собой, или же не исчерканы в ходе других сражений.
Это были последние занятия на сегодня, и после них мы вновь встретились во внутреннем дворе с вниметельным и очень недовольным офицером Кернелом.
— Вы растрёпаны! Успели за один день испачкать свою форму так, как ни один солдат на войне не испачкает свою и за месяц! Вы позорите всточный корпус! — он прервался, откашлялся, и продолжил в другом тоне, — двое из вас должны будут завтра встать по первому удару колокола, чтобы принести четыре ведра воды для умывания. Мыться нужно каждый вечер в душе, туда воду приносят гвардейцы со второго курса. Настоятельно рекомендую быть завтра при параде — занятия по фехтованию ведет капитан Гариган и, если вы не хотите расстаться с академией сразу после поступления, будьте добры, подготовьтесь.
Весь вечер у меня, верно от недосыпа, страшно болела голова, и поэтому я не принимал участия в восторженном обсуждении за чисткой формы. Общее настроение было положительным, и после мы отправились на ужин. К нашему великому разочарованию, на ужин от обеда почти не отличался. Теперь ни я, ни мои товарищи не сомневались, что мы ничего не потеряли, пропустив завтрак. Что радовало — наши преподаватели ели ту же самую пищу, что и мы.
***
На следующее утро за водой пошел я, прихватив с собой Греда. В конце концов это был единственный легальный способ выйти в город, а в городе я мог встретить Арну. И мне даже показалось, что она стояла поодаль, но наверняка я сказать не мог.
Как мы не торопились — все равно опоздали, да и воды порядочно расплескали. Естественно, что офицер гвардеец Кернел был этим не доволен, но во второй раз подряд не стал лишать нас завтрака. Заморить нас голодом у него цели не было.
А после наспех закинутой в рот каши и стакана воды наступали одни из самых важных занятий. Конечно, это было фехтование с мечом, или щитом и мечом, или с любым другим оружием. Капитан Гариган сразу заявил, что сделает из нас профессиональных воинов, не знающих поражений.
Первое занятие проходило не самым интересным образом. Мы одели стеганки, тяжелые стальные кольчуги, войлочные подшлемники, а также стальные поножи и наручи. После этого капитан приказал нам взять щиты, мечи и бегать по кругу во внутреннем дворе. Нас так усердно учили бегать, что мне начало казаться, будтио это основное умение гвардейца.
С удивлением дл себя, я быстро начал задыхаться. В этот день, в отличие от предыдущего, было достаточно тепло, сырость ушла, и мы моментально вспотели. А капитан Гариган словно и не замечал, что мы измотаны, и продолжал подгонять нас. Конечно, все мы старались, как могли, но вскоре ни на одном из нас не осталось сухого места, и мы уже не бежали, а едва плелись.
До этого момента мне почему-то казалось, что доспехи не будут угнетать меня, и не окажутся столь тяжкими. Но что нам оставалось? Только продолжать движение вперед, задыхаясь, проклинать изобретателя этих металлических одежд.
***
Так мы исправно каждое утро маршировали, а я почти каждый день ходил за водой, в надежде хотя бы еще разок увидеть Арну, помахать ей рукой, посмотреть на ее улыбку. Я вставал раньше положенного, со старшими курсами, и таким образом проводил больше времени у источника, в ожидании своих товарищей.
Шли дни, и я начал привыкать, а, как известно, нет ничего лучше привычки. Это был особый мирок с его жесткими законами, простыми, как заповеди основателей. Мир, в котором мы учились подчиняться и командовать, выживать и жить. Не редко случалось сталкиваться лоб в лоб с ребятами других корпусов, и преподаватели нисколько не хотели ограничить это соперничество, даже несмотря на то, что устав школы запрещал стычки между корпусами. Когда дело доходило до драки, то, конечно, участники наказывались, пожалуй, даже слишком жестоко — их хлестали плетьми до крови, и за каждый вскрик или стон, наносился дополнительный удар. Нашему корпусу везло, а мне особенно — я умело избегал скользких случаев, не давая втянуть себя в конфликт, отчего избегал наказания. Некоторые ученики, не умевшие совладать с собой, бывали биты чуть ли не каждый день, и уходили из школы сами, по собственному желанию, не желая ждать момента позорного исключения. В восточном крыле, не без поддержки старших курсов, нам удалось организовать целую систему, благодаря которой мы часто уходили от самых сложных ситуаций. Что касается учителей, как уже было сказано, они воспитывали в нас дух соперничества, тем самым, отбирая самых сильных и волевых, а те, кто срывался и был не готов соревноваться, отсеивались. Ну а те офицеры, которые были прикреплены непосредственно к корпусам иногда и сами готовы были влезть в драку за своих подопечных, для них честь своего дозора не была пустым звуком.