Страница 14 из 40
Какая, однако, шикарная задница. Главное, не сказать этого вслух.
— Так, — голос вдруг стал хриплым, и я прокашлялась. — Препарат в шприце болючий, предупреждаю сразу. Постарайся максимально расслабиться.
Почему-то сказать ему «Расслабь булки», как я обычно говорила Славке, не получилось. Но и ворковать, как я это делала с Михой, тоже язык не поворачивался.
— Не знаю, как у меня это получится, — глухо проговорил Егор в диванную подушку.
— А тебе раньше уколы делали? — я наклонилась к нему.
— Нет.
— Даже в детстве?
— Даже в детстве, — Егор подумал и добавил: — Только прививки.
— О, так я тебя сейчас девственности лишу?
Егор хмыкнул, а я быстро и аккуратно ввела иглу. Егор дернулся, а я, совершенно неосознанно, погладила его другой рукой по второй ягодице.
— Тише, тише, не дергайся и не напрягайся. Все хорошо. Чем медленнее я введу лекарство, тем лучше оно усвоится. И тем меньше будут синяки.
Егор замер. А я, после небольшой паузы, резко убрала левую руку с его задницы. А правая рука точным, отработанным до автоматизма движением медленно давила на поршень.
А потом я вытащила иглу, прижала комок ваты к месту укола и натянула Егору штаны на место. Он завозился.
— Не вставай. Лежи. Я дверь сама захлопну. Завтра в то же время.
Я сделала пару шагов к входной двери — и вдруг произнесла:
— Спасибо, Егор.
— Мне-то за что? Это тебе спасибо, Леся.
— За то, что не стал просить подуть на вавку.
— А что, так можно было?
Я рассмеялось. Мне нравилось его чувство юмора. Почти так же, как его шикарная упругая задница.
— До завтра, Егор.
— До завтра, Леся.
Ну что, к следующему Лесиному визиту я окончательно смирился. Моему смирению очень способствовал тот факт, что болючий — в самом деле, болючий укол — оказался еще и эффективным. И я, во-первых, окончательно разогнулся, во-вторых, смог нормально спать, а в-третьих — полноценно вернулся в работу. Очень вовремя, потому что моя банда малолеток успела за время моего отсутствия пересраться. Я весь день разговаривал с ними по отдельности, потом собирал их обратно в общий чат и устраивал акцию из серии «Мирись-мирись, больше не дерись». Мне бы, главное, к концу чемпионата, до старта которого осталось меньше двух месяцев, не чокнуться с этим детским садом. Усатый нянь, твою мать.
Я прошел в ванную, к зеркалу. Может, и правда, отрастить усы? Буду усатый отче. Или даже бородатый. Представляю, как они будут ржать менее чем через два месяца, когда мы встретимся очно. Сейчас моя команда мечты раскидана по всей стране, самый восточный участник банды — и самый младший, кстати, — живет в Красноярске.
Но на чемпионат мы должны будем все прилететь в Минск.
Я посмотрел на часы. Леся вот-вот должна прийти. Я поймал себе на том, что жду ее прихода. И вовсе не потому, что нуждаюсь в уколе. Я после блокады от веселого доктора и одного укола от злой медсестры чувствовал себя вполне сносно. Думаю, после всего курса уколов буду вообще огурец огурцом. Нет, дело было в том, что… что мне просто нравилось ее общество. Нет, тот факт, что перед Лесей приходилось оголять жопу, меня слегка… ну, как говорит мой батя, вводил в конфуз. А, с другой стороны — она ж реально меня видела голым. И совсем не в той обстановке, в какой обычно девушка видит мужика голым — с стояком и в постели. Нет, в нашем случае положение оказалось не таким приятным. Для нее это было неожиданно, для меня — унизительно, а для обоих — стресс. Но при этом теперь мы с ней общаемся. И вполне, надо сказать, приятно — для меня, по крайней мере. Не знаю, меня, похоже, отпустило, когда она сказала, про жопы и гей-клуб. У нее классное чувство юмора. И потом, если она медсестра и ее работа — ставить уколы, то голой жопой ее не удивить. Как и ежа.
В общем, встречу с Лесей я предвкушал. В дверь позвонили. А вот и она.
— Хочешь чаю?
Я, наверное, первый раз предлагал девушке выпить чаю, прижимая при этом рукой кусок ваты к заднице.
— Я ценю твое гостеприимство, Егор, — я слышал, как Леся шуршит пакетом и упаковками, убирая все обратно. — Не тебе, и правда, лучше пока полежать.
— Но я же когда-нибудь встану.
— Конечно. Но прямо сейчас я спешу и не могу ждать.
— Ясно. Тогда до завтра, Леся.
— До завтра, Егор.
Злая медсестра: Я завтра не смогу прийти, извини.
Гагарин: Почему?
Злая медсестра: У меня дежурство. График был согласован заранее. Если очень надо — приезжай ко мне на работу. Но я думаю, если мы сделаем перерыв в один день — ничего страшного не случится. Все остальное я проставлю по графику. Еще раз извини.
Гагарин: А на работу — это куда?
Леся скинула адрес, я полез в карты. Н-да, не ближний свет.
Гагарин: Давай пропустим. Тогда до послезавтра, Лесь?
Злая медсестра: До послезавтра.
Уже проставлена половина из назначенного веселым доктором. А я привык к этим Лесиным ежедневным визитам. Только нарастало неудовлетворение, так сказать, качеством общения. Нет, вот я б реально с ней чаю попил. Просто попил бы чаю и поболтал. Мне мало было этих десяти минут общения, пока Леся приходила, мыла руки, готовила все для укола и дразнила меня — то на предмет того, что я медлю со снятием штанов, то по поводу моей зажатости. Вчера выдала мне пистон за то, что я не сделал себе спиртовой компресс и даже йодовую сеточку не нарисовал, и что у меня уже синяк на половину жопы. Ну, вот кто мне эту сеточку нарисует, интересно? Самому перед зеркалом изгибаться?
Могла бы, между прочим, сама прийти и перед сном мне нарисовать эту самую йодовую сеточку. Ну, а потом остаться. Вот как-то так, да. Я неожиданно для себя дошел до таких мыслей. Что был бы не против, чтобы черноволосая голубоглазая Леся у меня осталась на ночь. С учетом, как мы познакомились, и того факта, что она каждый вечер уже несколько дней вгоняет иглу мне в задницу — малообъяснимое желание, как по мне. Каким-то извращением попахивает, мазохизмом или еще чем — я в этом не слишком шарю. Но желание оформилось вполне устойчиво. Очень устойчиво. Вчера, например — до стояка. Потому что вчера было как-то особенно больно, из-за синяка, как сказала Леся, я дернулся — а она снова, как тогда, когда делала первый укол, погладила меня по ягодице. И в этот момент я напрочь забыл про болючий укол, потому что…
Не, ну может, я и вправду извращенец. Но когда она вытащила иглу, мне очень захотелось резко перевернуться и завалить ее на себя. А потом — подмять под себя. Со всеми вытекающими.
Угу, из кого-то что-то давно не вытекало, и поэтому давит на мозг. Что ты сам там думал, Егор? Что Леся — самый неподходящий для тебя вариант для перепихона — сейчас и вообще?
Да, неподходящий. Но у нее такой приятный смех. И, когда она наклоняется со стороны спины ко мне, я чувствую запах. Духи или что-то еще — легкий, но, блин, врезался намертво в голову, скоро, как у собачки, на запах начнут слюни капать. И когда она гладит меня по заднице — вообще туши свет, сливай воду. Ну, или не воду.
А Леся категорически настаивает, чтобы я после укола лежал, не вставал и не провожал ее. Собирает обратно все в пакет, говорит: «Пока, Егор» и уходит, захлопнув за собой дверь. И переломить эту традицию уже не получится. Зато… зато уколы когда-нибудь закончатся, и тогда мы это дело отметим. Я решил это твердо. Ну, потому что дело же не в недотрахе, который внезапно встал передо мной. Во всей красе встал, ага. А в том, что стоит у меня на эту вот конкретную девушку, с которой нас связывают очень нетривиальные отношения. И мне край надо все же понять — извращенец я или не очень?
Кто бы мне сказал… Вот именно в тот самый момент сказал… Когда я, обалдев, увидела на своем балконе голого парня, который, ко всему прочему, оказался любовником моей соседки и наставлял — ну хорошо, не наставлял, а пытался наставить — рога хорошему мужику и соседу Миху. Вот скажи мне кто в этот момент, что буквально через несколько недель я буду к этому же самому парню испытывать симпатию — я бы заподозрила этого человека в отрыве от реальности.