Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 81



- Человек за бортом, человек за бортом! – разнеслось по кораблю.

А я уже мчался на всех порах вперед. Вскарабкался по вантам, и только очутившись наверху понял, насколько тяжело приходилось матросам. Рея была не только мокрой от дождя, но качалась, то и дело норовя ускользнуть из-под пяток. Пару раз приходилось сгибаться, а один раз так и вовсе упасть, судорожно вцепившись в дерево руками. Совру, если скажу, что было не страшно. Но это был тот самый шанс, подняться по ступеньке иерархии наверх. Я справился, помог убрать парус на грот-матче, а потом…

Потом меня отвели в сторону носовой части, окружили толпой и принялись пинать. Надо отдать должное мужикам, били несильно, явно жалея силы. По голове так и вовсе ни разу не прилетело. Усердствовал один лишь Ленни, которого к тому времени успели извлечь из воды. Продрогший после купания, напуганный и одновременно злой, он нанес заключительный удар по заднице, угодив ровнехонько в копчик. Больно было настолько, что сидеть толком не мог. Поэтому лежал у борта, и смотрел в покачивающееся над головой небо, глотая слезы обиды вперемешку с дождем.

Через пару минут ко мне подошел Зак, и присев рядом, произнес:

- Справедливость на корабле - ценят, честное отношение к делу – уважают, а выскочек не любят нигде. Запомни, Танцор, подняться на мачту – это не просто работа, её еще заслужить нужно.

- Но я же сделал…

Зак тяжело вздохнул, словно приходилось иметь дело с идиотом. Привычно заработал челюстями, пережевывая листья Галийского табака.

- Я помог убрать парус!

- Кто тебя так узлы учил вязать?

- Но веревка же держит.

- Во-первых, не веревка, а канаты, а во-вторых, дуй-ка вниз. В трюме воды набралось, боцман велел убраться.

На двадцать восьмой день пути, уставшая от долгого перехода команда заметно оживилась. До первой остановки – клочка суши под названием острова Святой Мади, оставались сутки плаванья. По такому поводу свинцовые тучи расступились, обнажив брюхо белесого неба, а наш кок в кои-то веки расщедрился, выдав порцию бочковых огурцов. Давно пора, а то добрая половина команды страдала хроническими запорами от твердокаменных галет.

В порту должны были выгрузить половину имеющегося груза, в связи с чем капитан Гарделли запланировал длительную остановку, а наш квартирмейстер принялся составлять список вахт и увольнительных на берег. Споров было… кое-кто даже подраться успел, и заработать пару дежурств вне очереди. Я вперед не лез, памятуя о недавней взбучке, устроенной командой. Хотя чего таить, на землю сойти хотелось. Пройтись по улицам заморского города - почувствовать под ногами твердую поверхность, а не вечно качающуюся палубу.

В кубрике только и разговоров было, что о борделях, да количестве спиртного, ожидающего бравых мореплавателей в таверне.

- Танцор, ты чего нос повесил, - спросил Бабура, когда я поднимался на палубу, постукивая пустым ведром. – Будет тебе увольнительная, не переживай.

Как в воду глядел. На следующий день зачитали списки, в которых даже трюмной обезьянке по прозвищу Танцор нашлось место. Выделили четвертый день стоянки и половину серебрушки в награду.



- Считай это авансом, в счет будущей службы, - заметил Джефферсон. А в собравшейся толпе аж присвистнули от удивления, явно не ожидая подобной щедрости от капитана. Щедрости условной, потому как на половину серебрушки особо не разгуляешься. Если только пару кружек дешевого пива в таверне опрокинуть, и резиновый стейк сжевать с тарелкой переваренной фасоли.

- Да, Танцор… шлюху за такие деньги не снимешь, если только посмотреть, - посочувствовал один из матросов по имени Яруш. Тот, кто чаще других зависал в вороньем гнезде, будучи самым зорким из команды. А еще он был азартным игроком, поэтому тут же предложил. – Хочешь испытать удачу? С куцей серебрушкой на берегу все равно ничего не светит. А тут, глядишь, повезет - с двумя золотыми в бордель завалишься.

Яруш раскрыл ладонь, демонстрируя лежащие в них кости. Зашевелил пальцами и те принялись перекатываться, издавая заманчивый перестук.

Повезет… ага, как же, ищи дураков в другом месте. Того же барона Дудикова, коего каждый вечер обдирал, как липку. Нельзя играть с человеком, у которого две пятерки на гранях. Сие правило заучил крепко, еще на рыночных площадях Ровенска, где местные каталы обдуривали доверчивый народ. Поэтому покачал головой, и взяв ведро с тряпкой, отправился драить трюм, где в очередной раз нагадил истосковавшийся по кошкам Фартовый. Блохастое отродье…

Сколько себя помнил, всегда спал чутко. Половица скрипнет, вскакивал с кровати, выхватывая припрятанный под матрасом нож. Иногда это уберегало от неминуемой взбучки, а порою спасало жизнь, поэтому на море привычкам своим не изменил, разве что острого лезвия под рукой не имелось.

В ночь перед сходом на берег, очнулся, заслышав посторонний шум. Обыкновенно на корабле скрипело все, начиная от поперечных балок, и заканчивая поясницей Бабуры, но в этот раз звуки были другие. Уж слишком ритмично постанывали доски, будто кто-то тяжелый, крадучись, пробирался на выход. Открыл глаза и точно – густая тень промелькнула в проеме.

Вставать среди ночи в гальюн за преступление не считалось. Тогда какой смысл таиться? Имелся за мной грешок, от природы был крайне любопытен, потому и не стал вылеживать, а тихонечко встал и направился следом.

Поднялся по трапу наверх и очутился на палубе, привычно пустой для позднего времени суток. Над головой слабо трепыхался парус, возле борта лениво переговаривались вахтовые. Гальюн располагался в районе носовой части, но преследуемый не стал туда сворачивать. Вместо этого он пригнулся, и стараясь держаться тени, поспешил в сторону кормы, где располагалась каюта капитана.

Не понял… А что там забыл Яруш, служивший на судне обыкновенным матросом? Его дело – сидеть в вороньем гнезде и наблюдать за далеким горизонтом.

Мне бы вернуться обратно - в кубрик, провонявший запахом пота и сырости, досыпать остатки сладкого сна. Но любопытство, чтоб его…

Фигура матроса миновав открытое пространство, добралась до пассажирских кают. Поскреблась в крайнюю правую - тихо и осторожно, стараясь не привлекать внимание дежурных на юте. Некоторое время ничего не происходило, а после дверь приоткрылась, бросив узкую полоску света на палубу. Таящийся Яруш тут же юркнул внутрь, и каюта закрылась с легким щелчком.

Так вон оно что… Пару дней назад капитан озверел, увидев дорогой перстень на пальце одного из баковых матросов. Приказал вернуть украшение поигравшемуся в пух и прах барону, а боцману велел прекратить азартные игры на корабле. Точнее, запретил вовлекать в них наивных пассажиров. Дескать, внутри команды, обдирайте друг друга как хотите, а его светлость трогать не смейте.

На свою беду барон Дудиков был натурой увлекающейся, крайне охочей до игр. Он целый месяц изнывал от скуки не зная, куда себя деть. Сначала слонялся по палубе, зевая и пялясь в горизонт. Потом принялся приставать с разговорами к капитану и квартирмейстеру, но быстро тем надоел и был культурно послан. После чего был вынужден переключиться на свободных от вахты матросов, но и там не сложилось, поскольку моряки народ простой, великосветским беседам не обученный. Кости уравняли всех. Им было плевать, малец ты или старец, убеленной сединами, хулиган с подворотни или барышня, утянутая корсетом. Знай себе, делай ставки и бросай.

Барон и бросал с лихорадочным блеском в глазах, проигрывая крону за кроной, снимая драгоценные перстни с пальцев, пока не наступил запрет. Ох, его светлость и шумел: ругался, матерился, топал ногами по палубе. Он так и не понял, что капитан Гарделли пытался спасти его карманы, поэтому закрылся в каюте и принялся делать единственное, что оставалось - бухать.

А теперь значит это… Ох и хитер Яруш, ох и рисковый. Если капитан прознает про ночные игры, то велит высечь и выгонит без денег в ближайшем же порту. Стоит ли того золотой перстень?