Страница 13 из 81
Первым порывом было броситься бежать: мимо растерявшихся пьяных матросов, мимо опешившего капитана - прямиком в джунгли, раскинувшиеся за городом.
Я бы непременно так сделал, но проклятая Печать Джа... Она звала, она манила к себе, обещая светлое будущее. Будущее, о котором всегда грезил и от которого не мог отказаться. Риск огромный, но разве когда-нибудь было иначе? Чем выше ставка, тем опаснее игра – правило, известное любому босяку с улицы. Именно поэтому я был готов ввязаться в очередную авантюру, рассчитывая на авось, на лихую удачу, да на все что угодно, лишь бы схватить с чаши весов заветный камень, а то что на другой чаши качалась моя жизнь… Толку от неё, вечно голодной.
Корабль встретил наше возвращение непривычной тишиной. Скучающие без дела матросы не ошивались на палубе: никто не смеялся, не бубнил, рассказывая очередную байку. Не стучали кости по палубе, не неслись заунывные песнопения с бака.
Только у каюты барона торчал матрос, подперев плечом стену. Я даже не сразу понял, что он там делает, а когда сообразил …
Кишки скрутило от нехорошего предчувствия. Да так, что захотелось немедля броситься в океан, пустившись вплавь до острова. Мысли перепуганными пташками заметались в голове. Капитан выставил пост охраны, но зачем? Что успело случится за недолгие сутки отсутствия? Они узнали про Печать, про убийство барона?
Давать ответы никто не спешил. Вместо этого вновь прибывших разделили на две части: первую отправили на обыск к квартирмейстеру, другой же занялся Зак.
Марсовый не стеснялся лично выворачивать карманы, а с Рогги так и вовсе стянул штаны, в поисках неизвестного.
Когда пришла моя очередь, юлить не стал. Вытряхнул на пол горсть мелочи, купленную заколку в тряпице и… затаив дыхание, бумагу.
В голове же прикинул спасительный маршрут до кормы. Если случится шухер, добежать успею, а там сигану в воду и ловите меня. Пока соберут матросов, пока спустят шлюпки на воду, может и успею доплыть.
- Это что? – против ожидания Зак обратил внимание на заколку. Повертел в руках, разглядывая дешевенький дамский атрибут.
- Подарок барышне, чтобы волосы лучше держались.
- Танцор, ты тут не умничай, без тебя знаю, для чего вещица надобна. Лучше другое скажи, нахрена с собою притащил? Или у нас на корабле барышни завелись?
Стоявший рядом Рогги пьяненько хихикнул. За что тут же огреб:
- Какого шантру до сих пор здесь отираешься? Надевай портки и вали отседова. И подмыться не забудь, а то несет как от портовой шлюхи.
Когда качающаяся фигура матроса скрылась, Зак обратил внимание на грамотку. Развернул и, сощурив глаза, попытался прочитать увиденное:
- Это что за каракатица?
- Буковица, - не моргнув глазом соврал я.
- Буковица?
- Она самая. Купил, чтобы грамоте обучаться.
- Слыхал про такое и даже в руках держал, но в виде книги - увесистой, на полсотни страниц, а здесь один листочек.
- Так буковицы разные бывают. Я купил, что подешевше.
- Подешевше, - передразнил меня Зак, – развелось умников. Вали отседова, Танцор! И буковицу свою прихвати, чтобы глаза не мозолила. Скоро продыху от вас не будет, грамотеев.
Не веря собственной удачи, я схватил грамоту и пулей вылетел на палубу. Первым желанием было выкинуть бумагу за борт, но пробежавшись немного и подуспокоившись, решил, что торопиться не стоит.
Документ следует спрятать. Повезло, что марсовый грамоте не обучен, а если лжебуковицу увидит Джефферсон или, не приведи Всеотец, капитан? Второго свидания с Жанетт могу и не пережить.
Спрятать… спрятать, но куда? Личное пространство на корабле было предусмотрено для ограниченного количества человек, включая пассажиров, капитана и квартирмейстера. У каждого из них имелись апартаменты, а у Гварделли так и вовсе целый рабочий кабинет с дубовым столом и шкафами. Во все же остальные места можно было попасть, даже на тот же камбуз, откуда кок нещадно гонял голодную матросню, грозя разделочным ножом и карами небесными.
В трюме имелись укромные уголки, в виде многочисленных балок, перекрытий и бочек. Но вот беда - стоило кораблю угодить в шторм, как трюм моментально заливало. Океанские потоки водопадами хлестали с потолка, не оставляя сухого места и пока помпа справится, пока лишнее откачают... Короче, для бумаги не вариант. Оставался гальюн – самое посещаемое и одновременно самое недоступное место. Никому и в голову не придет совать руку в дырку нужника и щупать поверхность под сиденьем. А там, между прочим, удобная выемка была, куда не только грамотку, но и кошель с золотом положить можно.
Припрятав опасный документ, я со спокойной душой вернулся в кубрик, где вынуждены были сидеть матросы.
- Капитан совсем озверел, - жаловался голос из темноты, – вчера еще ничего был, даже не орал толком, а сегодня с утра, словно с цепи сорвался. Грозил полкоманды перевешать на реях, ежели вора не сдадим. А как его сдать, коли ничего не украдено.
Не было необходимости приставать с расспросами. Скучающие матросы сами все разболтали: про вскрытую ночью каюту барона, в которой все перевернули вверх дном и из которой ничего не пропало. Ну как не пропало: монеты и дорогие побрякушки остались лежать на месте, а вот Печать Джа…
Холодные пальцы стиснули грудь, так что стало трудно дышать. Захотелось немедленно выбраться наверх, распахнуть дверь каюты и лично убедиться, что божественный артефакт никуда не исчез. Слишком слабый проблеск надежды - я уже знал, что камень украли. Ради него и вломились в каюту, оставив кошели на месте. Кому нужны жалкие крохи, когда на руках великая ценность, стоящая тысячи сундуков, под завязку набитых золотом.
Окончательно все запуталось, когда моряки поведали о визите городской стражи, случившейся в тот же день. Оказывается неизвестные ворвались в гостиничной номер барона на острове. Устроили кавардак, прирезали местного служку и двух любопытствующих постояльцев, обративших внимание на шум. Дудикову повезло, сам он это в то время спускал кроны в местном игорном доме. Повезло условно, поскольку следующую ночь его светлость не пережил. Так вот чего ты боялся господин барон, поэтому прятался в таверне среди пьяной матросни?
Проклятая Печать Джа… Мои мечты умирали, в мучительной агонии скрутив кишки. Захотелось выйти на палубу и заорать в бездушное небо, срывая связки. Ударить кулаком о мачту, а лучше придушить кого-нибудь. Найти крайнего, и забить насмерть, вымещая злость, боль и обиду на несправедливость. Я был так близок к цели… на расстоянии одного стопорного штифта, заблокировавшего замок. Гребаная заколка, почему так поздно попала в мои руки? Толку теперь от бесполезного украшения.
Я сложил шпильку в узел: заплел концы и зашвырнул в угол. Лишь бы не видеть болезненного напоминания об утраченных мечтах. Прощай камзол из парчи, прощай рябчик в яблоках.
Своего лица я видеть не мог, но думаю, оно было не многим лучше бледной физиономии Яруша. Смотровой даже с гамака не вставал, безвольно свесив ноги. В другой раз непременно бы поглумился над неудачливым матросом, что замахнулся на непосильное. Только теперь получается, мы с ним в одной лодке – два дурака, оставленных с носом. Слишком велик был куш и слишком болтлив оказался барон. За что и поплатился.
Мы до вечера проторчали в душном кубрике, а потом с острова вернулся капитан. С ним пузатый дядька в форменном сюртуке – то ли местный чиновник, то ли дознаватель, в сопровождении десятка воинов из числа городской стражи.
Нас по очереди вызывали наверх - в каюту капитана, переоборудованную для такого дела в допросную. Со стола убрали все лишнее, оставив лишь письменные принадлежности. Большое окно с видом на залив прикрыли тяжелой тканью. Завесили и угол с кроватью, где хранились личные вещи Гарделли.
Сам капитан все больше молчал, изредка вставая, чтобы пройтись из угла в угол. Вопросы же задавал пузатый господин с острова. Был он до подозрительности угодлив и радушен, но глаза… Такие глаза не спрячешь – цепкие и колючие, абсолютно не вязавшиеся с образом доброжелательного чиновника.