Люди без прошлого

– Гражданин, ты охренел? Что творишь? Милиция, прибыли по вызову…

– Мужики, стоп, обознался… – задергался пострадавший. – В натуре, обознался, виноват… Думал, эти вернулись…

– Издеваешься? – Павел рывком развернул буяна, прижал к стене. – Зенки забыл промыть? Мы похожи на твоих приятелей?

– Да не приятели они мне… – мужик обмяк, прошла агрессия. – Серьезно – обознался, простите… Туман в голове, даже не понял, кто вошел… Вы бы хоть крикнули, что из милиции…

Такого действительно не кричали. Осторожно переступил порог капитан Микульчин, осмотрелся. Особых изысков в интерьере не было: голые стены, голый пол, ободранный потолок, с которого свисала примитивная люстра. Из мебели только необходимое – шкаф, стол, несколько стульев. Две кровати напротив друг друга. Мужчина тяжело дышал, таращился исподлобья. Он был не молод – далеко за сорок. Обычное сложение, избыток щетины на щеках, недобрые колючие глаза.

– Дурак ты, товарищ, – покачал головой Максимов, бросая на Павла благодарный взгляд. – Дури полная голова, табуретками швыряешься, как снежками. Понимаешь, что загремел бы на полный срок, если бы попал? Ты уже под статьей за нападение на сотрудников правоохранительных органов.

– Да не знал я, что вы из милиции, – огрызнулся гражданин. – Обознался, за других принял. Попросил ведь прощения.

– А мы не господь бог, чтобы прощения раздавать, – вкрадчиво сказал Микульчин. – Нарушил закон – отвечай. Ладно, проявим к тебе великодушие. Радуйся, что никто не пострадал. Паспорт есть?

– Вон в куртке…

– Так неси. Нам, что ли, бегать?

К документам гражданин относился бережно, хранил паспорт в кожаных корочках. Микульчин изучил содержимое документа, пролистал несколько страниц, передал книжицу Болдину. Бобров Николай Федорович, русский, 1923 года рождения, ни жены, ни детей, прописан в Брянской области, село Луговое. Ничего особенного или необычного. Максимов вышел в коридор, вернулся с разбитой табуреткой и закрыл за собой дверь.

– Порча казенного имущества, гражданин Бобров. На червонец ты точно налетел.

– Один здесь живешь? – спросил Микульчин.

– Ну, один, – проворчал Бобров. – Вернее, двое нас, только Витька на родину уехал, в Тамбовскую область. Тетка, кажется, померла.

– Сам из-под Брянска?

– Там же написано.

– А здесь чего забыл?

– Чего, чего… работаю… – Бобров отвел глаза. – Старшим смены на пилораме. С ночи вернулся, отдохнуть хотел.

– Тут больше платят, чем на Брянщине? – В глазах Микульчина заблестела ирония.

– Мужики, ну че пристали? – выдохнул гражданин. – Я вам что, преступник? Меня самого сегодня отметелили, не я же их…

– А вот здесь с деталями, – оживился капитан. – И не ври, товарищ Бобров, а то скользкий ты тип, от ответов увиливаешь. Кто на тебя напал? Что за мужики вытащили тебя из общаги и отмудохали на заднем дворе? Давай как на духу. Ты же хочешь, чтобы мы их наказали?

Самое интересное, что гражданин Бобров этого не хотел. Он мечтал лишь об одном: чтобы его оставили в покое. Но хамить в открытую побаивался, сочинял небылицы, сохраняя, впрочем, толику правдоподобия. Он мирный человек, никому не вредит, приехал на заработки – деньги нужны, чтобы дом в Луговом достроить. Нет за ним ничего, хоть у кого спросите, на работе план гонит, начальство довольно. Спиртное не употребляет (где вы видите хоть одну бутылку?), баб не водит – да и как поводишь с таким комендантом? Откуда он знает, кто на него напал и что хотели, у них лучше спросите! В комнату ввалились, давай стращать, собирались прямо здесь разобраться, потом передумали: полная горница людей, давай выйдем, там поговорим. Вывели на задний двор, а там просто гиблая яма – место в принципе не посещаемое. Избили, суки, хорошо хоть не до смерти…

– Обознались, говорите, товарищ Бобров? – хмыкнул Павел. – Теоретически возможно, скажем, люди слабовидящие или получили недостоверную информацию. Но это же не ваш случай. Давайте правду, Бобров, мы найдем ваших обидчиков.

– Найдете, как же, держи карман шире… – проворчал пострадавший, опуская глаза. – Ладно, значит, так было дело…

И понес явно снятую с потолка историю: рыбачил на днях за излучиной Каинки – ну, любит он это дело, пиво попивал. Две бабы мимо гуляли – ничего такие, хотя бывало и лучше, давай с ним заигрывать. Познакомиться решил со светленькой, да руки перестарались – та в отказ, убежала. Потом машина за ними пришла, мужики – те самые, что сегодня приходили. Пожаловались, видно, на него. Ну, Бобров и поспешил свалить, пока до греха не дошло – перебрался на другое место. Один в поле не воин и все такое. Ну, те, видать, и выследили…

– Не хочешь ты нам помогать, товарищ, – покачал головой Микульчин. – Врешь и не краснеешь.

– Ну и ладно, – фыркнул Максимов. – Нам же меньше работы.

– Мужики, да что я незаконного-то сделал? – гнул свою линию пострадавший. – Ну, перепутал малость, за других вас принял…

– Что скажешь об этой персоне, старлей? – спросил Микульчин, когда, оставив жильца в покое, оперативники вышли на улицу.

– Не пьет – значит, подозрительный тип, – опередил Максимов. – Чтобы нормальные люди да не пили – не смешите мои тапочки. Шпион, наверное. А ты молодец, Павел Викторович, избавил товарища от преждевременной пенсии по инвалидности. Премного благодарен, с меня причитается.

– А с тобой вообще не разговаривают, – проворчал Микульчин.

– Врет он – и ежу понятно, – сообщил Болдин. – Что в голову пришло, то и чешет. Не хочет, чтобы мы искали этих ребят. Причин тому – миллион и маленькая тележка.

– Что-нибудь еще заметил?

– Не без этого, Константин Юрьевич. Вы и сами, поди, заметили. Паспорт выдан три года назад, в 67-м. А 45 Боброву исполнилось только через год – в 68-м. Досрочно выдали – за красивые глаза? Может, потерял, конечно, предыдущий. Документ сравнительно новый, пожулькать не успел, в корках бережно хранит. Паспорт, кстати, подлинный – насмотрелся я в Москве на липовые ксивы…

– Может, сидел, – пожал плечами Микульчин. – Дело обычное, у нас полстраны сидело. Вышел со справкой, потом выдали незапятнанный паспорт гражданина СССР.

– Может, и сидел, – допустил Павел. – Но ни одной наколки. Может, под одеждой бережно хранит, но… сами понимаете, не та у нас публика, чтобы прятать свои татуировки. Вернемся в общагу, Константин Юрьевич? Тряхнем, пусть расскажет о себе, заодно поделится, во что влип?

– Да ну его к лешему, – отмахнулся капитан. – Не хочет откровенничать – и бес с ним. Прав Володька – нам же меньше работы. У всех свои тайны. У тебя, что ли, их нет? – Микульчин пытливо посмотрел в лицо Павла. – Предъявить ему нечего – сторона, как ни крути, пострадавшая. Нападение на сотрудников можно простить – видел его рожу, когда табуретку швырял? Не соображал, что делает. Хватит на сегодня, возвращаемся в отдел. «Гостиницу» свою еще не видел? Так топай, обживайся. Утром на работу не забудь, тут тебе не Москва, прогулы не любят…

Крайнюю нужду Павел не испытывал. В столице получал неплохо плюс премии за успешную раскрываемость, всякие тринадцатые зарплаты. Часть денег откладывал на сберкнижку – словно чувствовал, что придет этот день. Когда стряслось, часть денег снял со счета, взял с собой. Остальные дал себе слово не трогать – пусть лежат. Политикой старался голову не забивать, слепо верил во все, что пишут газеты и говорит телевизор, но все же испытывал сомнения, что через десять лет отменят деньги.

Зарплата оперативника в Плиевске была вдвое ниже столичной. Это печалило. Но надо выстоять, продержаться хоть несколько месяцев, прежде чем идти на поклон к полковнику Зиновьеву.

Павел остался один во дворе горотдела. Покурил, потом потащил свои пожитки в столовую через дорогу. Заведение работало до девяти вечера, обслуживало всех желающих. Сотрудников милиции, как поведал по секрету Максимов, обслуживали лучше. А эти сотрудники, в качестве ответной услуги, уделяли чуть меньше внимания трудовой деятельности их директора.