Новое оружие

Переброской Кристины в Париж Витман убивал двух зайцев. Укреплял тамошнюю резидентуру и снабжал её собственными глазами и ушами, с одной стороны. А с другой стороны — уводил дочь от большего риска к меньшему.

Уж если французская Служба магической безопасности, не владеющая оружием Света, справилась с прорывом своими силами, то для Кристины, владеющей этим оружием, такая борьба будет вовсе детской забавой. По крайней мере, на данном этапе. В том виде, в котором прорывы происходят во Франции сейчас. А дальше — поживем увидим.

Ну, и… Есть, пожалуй, ещё один заяц. Я посмотрел на Витмана и невольно усмехнулся.

— Что-то хотите сказать, Константин Александрович? — приподнял брови он. — Что-то не так?

— Всё в порядке, Эрнест Михайлович. Ваше стремление, как отца Кристины, оградить дочь от моего дурного влияния — естественно и понятно.

— Я не имел в виду ничего подобного… — немедленно придав лицу каменное выражение, начал было Витман.

— Да-да. Я так и подумал — что ничего подобного вы не имеете в виду.

То, что Кристина в меня влюблена, Витман, естественно, раскусил на раз. Проследить ход его мыслей несложно: чёрт их знает, этих подростков, в какой момент им гормоны в голову ударят. А скоропалительно становиться дедом Эрнест Михайлович, видимо, пока не готов.

— Собираетесь возражать против моего решения? — Витман пытливо посмотрел на меня.

— Нет. Не вижу оснований.

— Благодарю, — Витман поклонился. — То есть, я могу рассчитывать на ваше содействие?

— Вот уж это — увольте, — покачал головой я. — Могу пообещать, что не буду препятствовать, и хватит с вас. Семейные разборки — не мой конёк. Уверен, что вы сумеете уломать дочь и без меня.

Витман коротко улыбнулся.

— Что ж, спасибо и на этом.

— Когда Кристина уезжает?

— Завтра.

— Уже? — удивился я. — Так скоро?

— Чем раньше Кристина приступит к занятиям в парижском университете, тем лучше, — объяснил Витман. — Ей не придётся догонять однокурсников.

— Браво, Эрнест Михайлович, — саркастически поаплодировал я. — Вы, смотрю, предусмотрели всё до мелочей.

Учеба, ну конечно же! Никак не желание господина Витмана поскорее спровадить Кристину подальше от меня.

— Государю императору — ура! — объявила вдруг чайка.

Взлетела и принялась кружить над нами. Рядом с начищенным до зеркального блеска ботинком Витмана шлепнулась клякса помёта. Поведение главы Тайной канцелярии Джонатан Ливингстон определенно не одобрял.

Стоит ли говорить, что Джонатан так и топал за мной по пятам повсюду. Он прорвался в столовую на обед, где вызвал переполох среди подавальщиц, гогот среди курсантов и умиление среди курсанток — «ах, какая прелестная птичка!»

На попытки наставников его нейтрализовать Джонатан возмущенно орал:

— Государю императору — ура!

— Вы бы поаккуратнее с чайкой, господин Синельников, — серьёзно сказал главному дежурному наставнику Анатоль — когда тот приходил в себя после неудачной попытки накинуть на строптивую птицу скатерть.

Джонатан, извернувшись, вырвал скатерть у него из рук, взмыл вместе с ней к потолку и бросил полотнище на огромную люстру. Хрустальные подвески мелодично звенели. Скатерть величественно колыхалась.

— О чём вы, господин Долинский? — с ненавистью глядя на Джонатана, проскрипел Синельников.

После пробежки по столовой он пытался оттереть от сюртука багрово-красные пятна гранатового соуса и белые, с вкраплениями зелени — сметанного.

— Ну, вы же слышите, что он говорит? «Государю императору — ура!» Самый что ни на есть верноподданнический лозунг. А вы, получается, своими действиями на позволяете свободной птице выражать свободное мнение.

— Вы так полагаете? — задумался Синельников.

— Нечего и полагать, — с предельно серьёзным выражением лица поддержал Анатоля Андрей, — всё предельно ясно. Вы затыкаете рот народной гласности.

Мишель, не удержавшись, спрятал лицо в ладонях и выбежал из столовой. В коридоре скорчился от смеха. Но Синельников этого не заметил. Он обескураженно смотрел на чайку.

— Государю императору — ура! — охотно подтвердил слова моих друзей Джонатан.

Синельников вздохнул, посмотрел на качающееся под потолком полотнище скатерти. И молча вышел из столовой. Мы услышали, как в коридоре он зовёт прислугу, чтобы принесли стремянку.

— Она за тобой и в аудиторию пойдёт? — с интересом глядя на чайку, спросила Кристина.

— Он, — поправил я. — Его зовут Джонатан Ливингстон. Уверен, что пойдёт. Не думаю, что в его понимании учебная аудитория чем-то отличается от столовой или парка.

— Государю императору — ура! — согласился Джонатан.

— Платон Степанович вряд ли это одобрит, — заметил Андрей.

Я пожал плечами:

— Сомневаюсь, что Платона Степановича кто-то будет спрашивать.

В Императорскую академию было непросто поступить, но учиться здесь было ещё сложнее. Жили мы, курсанты, на территории академии, а учились практически с утра до ночи. В семь утра нас уже строили на зарядку, а в восемь тридцать, после завтрака, начинались «классы» — которые продолжались до обеда. После обеда и обязательной прогулки в парке — снова занятия. И длились они до шести часов вечера.

Утренние «классы» я по понятным причинам пропустил. А после перерыва первым вечерним занятием сегодня было магическое искусство — которое преподавал Платон Степанович Хитров.

С Платоном меня связывали непростые отношения. Он был одним из первых людей, с кем я познакомился в этом мире. После того, как мой дед, Григорий Михайлович Барятинский, призвал в тело своего умирающего внука неукротимый дух Капитана Чейна, и я, погибнув в своём мире, возродился в этом, Платон стал моим учителем.

Платон служил роду Барятинских на протяжении многих лет. Он тренировал ещё моего отца, когда тот был подростком. Платон знал о Барятинских всё, а если чего-то не знал доподлинно, наверняка догадывался.

Под руководством Платона я получил личное оружие — цепь, и вырастил плоть этого оружия. С помощью Платона освоил свои первые магические техники и отточил боевые навыки для поединка за место в Ближнем Кругу. Тогда, год назад, это было моей основной задачей — победить на поединке. Сохранить место за родом Барятинских. Дед был уже слишком стар и немощен для того, чтобы сражаться, а мой отец, Александр Барятинский, погиб на дуэли.

На поединке я дрался с Жоржем Юсуповым. Сумел победить и его, и князя Дашкова — благодаря чему белые маги получили не одно, а два места в Ближнем Кругу. Беспрецедентный случай, но придраться было не к чему — победил я честно. Баланс государственной власти был таким образом восстановлен. Жорж Юсупов не мог простить мне ту победу до сих пор, но Жорж — это вообще отдельная история.

А Платон Степанович в середине прошлого учебного года занял в академии место преподавателя магических искусств. Предыдущего преподавателя я… В общем, его больше нет, и это тоже отдельная история.

— Рад приветствовать вас, господа курсанты, — Платон вошёл в аудиторию и поднялся на преподавательскую кафедру.

Мы, как полагалось в академии, приветствовали преподавателя поклонами.

— Государю императору — ура! — крикнул Джонатан.

Сорвался с моего плеча и описал восторженный круг под потолком.

— Чей это фамильяр? — бросив на Джонатана скучающий взгляд, спросил Платон.

— Мой, — сказал я то, что Платону и так было прекрасно известно.

— Немедленно удалите птицу из аудитории, господин Барятинский, — тем же скучающим тоном приказал Платон. — Присутствие на занятиях фамильяров запрещено академическим Уставом.

Глава 5

— Я был бы счастлив её удалить, Платон Степанович, — начал злиться я, — если бы эта тварь меня хоть как-то слушалась! Что я могу поделать, если она прётся за мной по пятам? Независимо от того, куда я направляюсь?

— Элементарно, Константин Александрович, — вздохнул Платон. — Вы можете задать вопрос, что вам делать, вашему преподавателю магических искусств… Сюда, — сухо скомандовал он, взглянув на кружащего под потолком Джонатана.