Киви

Так случилось, что мы вернулись в Окленд как раз 5 ноября, но за множеством дел, которыми был заполнен день, совершенно не заметили, что город готовится к какому-то торжеству. Да, по правде говоря, нам и в голову не могло прийти, что в Новой Зеландии не забыт Гай Фоукс и его провалившийся заговор.

Но вечером, возвращаясь в сопровождении Этола Морриса в его гостеприимный дом, который служил нам пристанищем в Окленде, мы обратили внимание, что на обычно тихой улице и на лужайках перед домами царило необычайное оживление. Хотя моросил дождь, повсюду сновали детские фигурки с накинутыми на головы плащами, кусками брезента или просто бумаги; слышались крики, веселый смех, урезонивающие голоса взрослых.

Не меньшее оживление застали мы и в доме Этола. Дверь была раскрыта настежь, и через нее, не обращая внимания на дождь, то вбегали, то вновь выбегали дети Этола, их приятели и подружки. Пол на веранде и в комнатах был весь в грязных следах.

Вышедшая нам навстречу Пэт, жена Этола, беспомощно развела руками.

— Ну как, — улыбнулся Этол, — пожарников еще не пришлось вызывать?

— Нет, но на всякий случай я сижу у телефона.

— Вы, наверное, недоумеваете, — сказал Этол, обращаясь к нам. — Но ведь сегодня день Гая Фоукса. То, что вы сейчас видите, — последние лихорадочные приготовления перед началом «канонады». Это повторяется из года в год. Приходится терпеть. Когда я был мальчишкой, со мной то же самое творилось, тоже сходил с ума от восторга.

Через полчаса, когда уже совсем стемнело, дети вытащили нас на веранду. По-прежнему шел дождь. С веранды (дом Этола стоит на пригорке) было видно несколько прилегающих кварталов. Неожиданно где-то возле соседнего дома раздался сильный хлопок, и вверх понеслась ракета, оставляя за собой яркий след из разноцветных искр. Это словно послужило сигналом. Не успела она погаснуть, как со всех сторон стали взлетать в небо одна за другой десятки ракет. На расположенной под нами улице, разбрасывая вокруг пучки искр, прыгали шутихи и с шипением гасли. Вблизи домов завертелись огненные Волчки. Крыши озарялись мгновенными вспышками, небо то и дело прочерчивали яркие светящиеся полосы. Со всех сторон доносились восторженные крики детей.

— Сегодня дождь помешал. В хорошую погоду не то еще бывает! — сказал Этол. — А главное, чучела отсырели. Ведь в этот день ребята сжигают сотни соломенных Гаев Фоуксов.

— А почему вот там все тихо и темно, никакого Веселья? — спросили мы, указывая на конец улицы, где, как мы заметили, за весь вечер не взлетела ни одна ракета.

— Что вы! — засмеялась Пэт. — Там католическая церковь, вы же видели. А в кварталах вокруг нее живут католики. Их дети чувствуют себя сегодня очень несчастными. Родители запрещают им участвовать в фейерверка Ведь, как вы знаете, бедный Гай Фоукс был католиком

* * *

Утром Алек Рид повез нас знакомиться со своей матерью.

— Старушка никогда в жизни не видела русских, сказал он, — и для нее это будет целым событием.

Мать Алека сама отворила нам дверь. Очень бодрая и подвижная, она казалась гораздо моложе своих семидесяти с лишним лет.

— Если б вы пришли на четверть часа раньше, — сказала она, — вы бы меня не застали. Я только что вернулась из церкви.

— Ты что-то зачастила туда, — заметил Алек. — Еще станешь верующей на старости лет.

Миссис Рид махнула рукой.

— Что ты, Алек! Ты же знаешь меня. Просто в церкви есть с кем поболтать. Да и кофе там подают превосходный.

Это отношение к церкви как к своего рода клубу характерно здесь для многих.

Но не надо преувеличивать. Церковь играет немалую роль в жизни новозеландцев. Приспосабливаясь к новым условиям, церковники используют все пути, чтобы сохранить свое влияние на паству, особенно молодежь. По примеру своих собратьев в Англии и США они предоставляют церковные помещения для всякого рода вечеров, даже танцевальных. Они не возражают против твиста, шейка и других модных танцев, лишь бы молодежь не отрывалась от церкви. Заботятся они и о том, чтобы по- жилым прихожанам тоже не было скучно. При церкви иногда организуются кружки вязания, кройки и шитья, устраиваются чаепитпя или, вернее, «кофепитня».

Поражает количество церквей в Окленде. Впрочем, это относится ко всем новозеландским городам — и маленьким и большим.

На церковных зданиях или же на больших щитам установленных на лужайках возле церквей, крупными буквами выведены надписи — название церкви и той «ветви» христианства, к которой эта церковь принадлежит. Без этих надписей верующему было бы нетрудно заблудиться. Методист мог бы чего доброго попасть к адвентистам, пресвитерианец — к баптистам, а католик — к англиканцам. В стране представлены чуть ли не все христианские церкви и секты.

Архитектура большинства церковных зданий традиционна, но можно встретить и странные сооружения из бетона и стекла, которые легко спутать с каким-нибудь ультрасовременным выставочным павильоном, особенно если крест водружен не над зданием церкви, а поодаль от нее, на высоком металлическом шесте, напоминающем радиомачту.

Вспоминается такая деталь.

В небольших гостиницах Новой Зеландии на ночном столике обязательно увидишь Библию в кожаном переплете. На ее титульном листе указано, что распространением библий занимается специальная организация, которая ставит своей целью «донесение слова господня» до тех, кто какое-то время находится вдали от дома и от своего духовного пастыря. Далее разъясняется, что в это число входят останавливающиеся в гостиницах, моряки на кораблях и заключенные в тюрьмах.

Однако религия религией, но рядовой новозеландец чаще находит отдохновение от мирских забот в весьма мирских развлечениях.

— Хотите посмотреть, где новозеландцы бывают каждый вечер? — спросил Алек Рид накануне нашего вылета в Сидней. — Поедемте. Я покажу вам.

Мы подъехали к сооружению, напоминающему летние кинотеатры в наших южных городах. Только вместо экрана и рядов стульев здесь было несколько десятков столиков и длинная, занимающая всю стену стойка. В ее блестящей хромированной поверхности отражалась батарея расставленных по полкам бутылок с яркими наклейками.

Алек предложил нам попробовать новозеландского пива.

Худой, высокий бармен с гладко зачесанными редеющими волосами, в клетчатой рубашке с галстуком бабочкой сжал в руке похожее па пистолет приспособление, от которого куда-то за стойку тянулся тонкий длинный шланг, и «настрелял» нам по кружке пива. Это заняло всего несколько секунд. Пиво не просто наливалось кружку, а, поступая под давлением по шлангу, мгновенно ее наполняло. «Пистолет» бармена как бы стрелял струей пива.

— Не удивляйтесь такому скоростному методу обслуживания, — сказал Алек. — Сейчас без четверти пять, поэтому народу еще немного. Но после пяти сюда не попадешь.

«Пивной сад» («beer garden») был окружен довольно высокой каменной стеной, по которой вились незнакомые нам субтропические растения. Почти все столики были свободны, и только в углу потягивали пиво нескольку вполне добропорядочных старушек в кокетливых шляпках с цветами.

Через четверть часа «пивной сад» стал быстро заполняться посетителями. Начиналось то, что новозеландца называют «пятичасовым столпотворением».

Дело в том, что в Новой Зеландии в пивных заведениях запрещена законом продажа пива и спиртных напитков после шести часов вечера. Исключение делается лишь для закрытых баров при гостиницах, но там обслуживают только тех, кто живет в номерах.

Никто не помнит, когда и почему был принят этот закон, но он строго соблюдается. Приводит же это к тому, что ежедневно после работы тысячи новозеландцев спешат «утолить жажду» до шести часов. Вот тогда-то бары переполнены до отказа, и бармены непрерывно «стреляют», наполняя ежеминутно подставляемые кружки. Местный любитель пива ухитряется менее чем за час поглотить его столько, сколько европеец выпивает за целый вечер, проведенный в баре.