Киви

Среди лыжников особой популярностью пользуется ледник Тасмана — большая ледяная река, протянувшаяся почти на 30 километров между хребтами Кука и Бруна. Местами его ширина превышает 3 километра. Наиболее опытные и отважные лыжники поднимаются к самому началу ледника и оттуда устремляются вниз. Протяженность непрерывного спуска — свыше 25 километров. Новозеландцы утверждают, что это самая длинная горнолыжная трасса в мире.

ТАМ, ГДЕ ТЕЧЕТ ЭЙВОН

Самый английский город

К СЕВЕРУ от Тимару простирается самая большая равнина страны — Кентерберийская. Почти на 400 километров протянулась она вдоль берега океана. Равнина довольно широка. В северной своей части, к югу от Крайстчерча, ее ширина достигает 75 километров.

Шоссе, по которому мы ехали из Тимару в Крайстчерч, пересекает равнину вдоль, и мы впервые после многих дней пути с удивлением обнаружили, что в Новой Зеландии земля бывает плоской. Горы маячат где-то слева, на горизонте, а тут нет ни гор, ни холмов.

Кругом раскинулись поля пшеницы. Кентерберийская равнина — житница страны. Это, пожалуй, единственный район в Новой Зеландии, где скотоводство уступает место земледелию. Именно сюда устремлялись в середине прошлого века английские переселенцы. Эти края напоминали им равнины Южной Англии.

Здесь и возник «самый английский», как его принято называть, город за пределами Англии — Крайстчерч. Если шотландцы стремились создать в Отаго новую Шотландию, то английские поселенцы мечтали создать на Кентерберийской равнине новую Англию.

В самом начале колонизации этих мест большую роль играла англиканская церковь. Не случайно и равнина, и провинция, которая здесь образовалась, были названы в честь резиденции главы англиканской церкви — города Кентербери, а некоторые центральные улицы Крайстчерча — так же, как улицы этого английского города. Не случайно и то, что переселенцы, основавшие город Крайстчерч, называли себя «кентерберийские пилигримы». Да и само название города означает «церковь Христа».

Впрочем, теперешние жители редко вспоминают о том, что все эти названия имеют отношение к религии, а свой родной город они для краткости называют «ч-ч» (в слове Christchurch три английских «ch»).

В отличие от Окленда, Веллингтона и Данидина, зажатых либо между двумя заливами, либо между горами и океаном, Крайстчерч не испытывает недостатка в площади для застройки. Это единственный из больших (в нем более двухсот тысяч жителей) городов страны, который расположен на равнине. Крайстчерч сливается со своими окрестностями: обычные городские улицы незаметно уступают место пригородам, аккуратные сады пригородов постепенно переходят в ровные прямоугольники полей.

В Крайстчерче, как и в Данидине, в центре — площадь с большим готическим собором (кстати, он называется Кентерберийским), административными зданиями, гостиницами, кинотеатрами.

Крайстчерч часто именуют «город церквей». Небольшие церкви мы видели здесь чуть ли не на каждой улице. С острыми шпилями и серыми стенами, покрытыми вьющимися растениями, они ничем не отличаются от английских.

Обилие церквей сказалось на городском пейзаже, но не на духе самих горожан. Теперешних крайстчерчцев больше волнуют земные дела.

Как-то раз из любопытства мы заглянули в Кентерберийский собор. В нем никого не было. Зато у кинотеатра, находящегося на той же площади, царило оживление. Там шел американский фильм «Птицы», один из последних фильмов с Мэрилин Монро в главной роли. На большой афише зловещие черные птицы вились над головой героини. В ее глазах застыл ужас.

Стало уже банальным говорить, что фронтоны кинотеатров Западной Европы и Америки украшены аршинными изображениями полуобнаженных голливудских звезд, отталкивающими физиономиями в масках с нацеленными прямо на вас пистолетами и распластанными телами убитых. Но, увы, ничего не поделаешь!.. Мы могли бы почти то же самое повторить и о кинотеатрах Новой Зеландии с той лишь разницей, что в этой стране кино-реклама все же менее криклива, и в ней, пожалуй, несколько меньше афишируются насилие, секс и прочие атрибуты дешевой голливудской продукции.

На экранах всех новозеландских городов, в которых мы побывали, в подавляющем большинстве шли американские фильмы. Гораздо реже встречались английские. Легкомысленные, пустые комедии, детективные и ковбойские фильмы — вот то, что предлагалось зрителю. Реклама призывала не пропустить такие «монументальные шедевры» (монументальность определялась, по-видимому, размерами сумм, затраченных на их постановку), как «Клеопатра» и «Бен Гур».

В Новой Зеландии нет своей художественной кинематографии, и волна низкопробной голливудской продукции не встречает на своем пути никаких препятствий. В условиях жестокой конкуренции, царящей на кинорынке, художественной национальной кинематографии трудно пробить себе дорогу.

Своеобразие Крайстчеру придает протекающая через весь город река Эйвон, тезка знаменитой английской реки, на берегу которой родился Шекспир.

Поначалу первые переселенцы хотели назвать эту реку не Эйвон, а Шекспир в честь великого драматурга. Однако им показалось, и не без основания, что Крайстчерч-на-Шекспире — не слишком удачное сочетание. Поэтому городу суждено было стать Крайстчерчем-на-Эйвоне…

Но о Шекспире в Новой Зеландии напоминает не только Эйвон. Его имя увековечено здесь весьма оригинально, — может быть оригинальнее, чем где бы то ни было, даже в самой Англии.

На Северном острове есть небольшой город Стрэтфорд, названный так в память о родном городе Шекспира. Улицы в новозеландском Стрэтфорде носят имена героев Шекспира, так что стрэтфордец, живущий, скажем, на улице Макбета, может работать на улице Отелло, обедать на улице Короля Лира и назначать свидания на улице Джульетты.

Крайстчерчский Эйвон — небольшая река, вроде московской Яузы. Ее глубина невелика — метр-полтора, на течение в ней быстрое, и вода чистая и прозрачная. Правда, в воскресные дни, а мы были на берегу Эйвона как раз в воскресенье, река зеленеет. Это не ряска и не водоросли, а трава, которую по субботам скашивают с многочисленных городских газонов. Сбрасывать в реку разрешается только траву.

Живописность реке придают склонившиеся над ней большие плакучие ивы, по преданию, выращенные из черенков ив, росших на могиле Наполеона на острове Св. Елены, и тридцать семь небольших мостов.

Самый известный из мостов — «Мост памяти». Он выстроен в честь новозеландских солдат, погибших в двух мировых войнах. На арке в начале моста высечены названия мест, где происходили крупнейшие сражения, в которых участвовали новозеландские войска.

Воды Эйвона бороздят лодки; сотни уток с выводками снуют по его поверхности.

На берегу реки возвышается памятник знаменитому английскому исследователю Антарктиды Роберту Скотту. Фигура Скотта в меховой парке изваяна из камня, белого, как снега Антарктиды, в которых он погиб. Из Крайстчерча Скотт отправился в свою последнюю экспедицию, и сюда же пришла первая весть о его гибели. На пьедестале памятника высечены последние слова из дневника, который вел Скотт:

«Я не сожалею о том, что предпринял эту экспедицию…»

Интересно, что памятник создан его женой — скульптором Кеннет Скотт.

Многое в Крайстчерче кажется прямо перенесенным из Англии. Есть в городе так называемый Крайстс-колледж — Колледж Христа. Это известная в стране частная школа — закрытое, привилегированное учебное заведение, славящееся своим консервативным духом. В ней учатся юные отпрыски «лучших» новозеландских семейств.

И викторианское кирпичное здание школы, и зал с высоким сводчатым потолком, где стоят дубовые, не покрытые скатертями длинные столы, за которыми собираются воспитанники школы для совместных трапез, и безукоризненные темные костюмы учеников, и их смешные картузы, и те полосатые галстуки, по которым через многие годы бывшие ученики узнают друг друга на приемах и званых обедах, — все это создало Крайстс-колледжу славу «новозеландского Итона»[10].