Страница 7 из 19
– Вас там папка зовет! Они не могу ценник найти на товар!
Кассирша чертыхнулась, что-то вроде: «Опять двадцать пять! Вечно ничего без меня не могут!» – и выскочила в зал, а я вышел за дверь и припустился со всех ног!
Придя домой, я заперся в туалете, разложил перед собой священное богатство и вновь поблагодарил Господа за помощь, потому что я стал счастливым обладателем акварельной бумаги, карандашей, кисточек, красок и даже фломастеров! Кроме того, в пакете «случайно» оказались точилка, палитра и набор пластилина. Вероятно, я это все впихнул от волнения. Я гордился собой и чувствовал, что совершил праведный поступок, потому что Бог меня не выдал! Жизнь вдруг улыбнулась…
Через неделю я с грехом пополам получил разрешение Тамары и записался в изостудию. Ольга Робертовна, преподавательница рисунка и по совместительству моя крестная, была интеллигентной женщиной, и это с избытком передавалось в манере ее общения. У нее были длинные пальцы, густые волосы и пристальный взгляд. Одевалась она в серо-коричневые тона, косметикой не пользовалась и не носила украшений, кроме цепочки с каким-то талисманом. Она была хрестоматийной старой девой, которая нашла свое утешение в развитии детского творчества. Всех учеников она называла на «вы», и поэтому все ее замечания воспринимались особенно серьезно. Несмотря на то что я был ее крестником, в гости она к нам не ходила. Ее материнство носило формальный характер, но я на нее не сердился, так как толком не мог понять, в чем должна заключаться ее функция. Вероятно, она должна была любить, поздравлять и дарить подарки, но я был парнем неизбалованным и поэтому не обижался на нее вовсе.
Я показал ей свои рисунки, и она неожиданно высоко оценила мои творческие потуги. В тот же день она подарила мне видавший виды мольберт, который пылился в углу за шкафом. Я был очень польщен этим фактом и решил, что если все начинается так здорово, то это непременно знак свыше!
Ольга Робертовна прониклась моей целеустремленностью и занималась со мной кропотливее, чем с другими ребятами. Я приходил в студию раньше всех, а когда занятия заканчивались, то всегда оставался еще на полчасика, чтобы посмотреть, как работают более опытные ребята. Они охотно делились со мною приемами живописи, и никому не было дела до моего бельма и невзрачного вида. Вы себе не можете представить, как это было для меня важно! Словно гадкого утенка, меня отталкивало социальное общество, но здесь меня приняли в семью люди, которых я уважал и которыми я восхищался.
Как-то раз я задержался в студии дольше обычного, а когда спохватился, то в класс уже ворвалась недовольная Тамара, но Ольга Робертовна быстро пришла на выручку: взяла «маму» под локоток, отвела в сторону и что-то убедительно до нее донесла. Тамара переменилась в лице и после этого разрешила мне оставаться в студии допоздна, главное – заранее предупредить ее запиской. Это был еще один маленький шаг к моей независимости, я постепенно обретал свои права.
Про котят я не забывал и регулярно приносил им молоко, сметанку и прочие лакомства. Больше всех мне полюбился неуклюжий толстенький котенок, которого я назвал Маркизом. Он был очень пушистым и никогда не царапался. Мы быстро наладили с ним контакт и привязались друг к другу. Я приходил в подъезд, вынимал Маркиза из коробки, прижимал его к себе и подолгу сидел, слушая его урчание. Здесь, в углу лестничной клетки, я восстанавливался от стрессов и набирался сил. Я очень привязался к этому комочку шерсти, и когда жительница подъезда внезапно обвинила меня в том, что я развожу помойку, я не стал с ней ругаться, а спрятал Маркиза под куртку и ушел вместе с ним. Дома я устроил ему уютный домик в коробке из-под обуви и спрятал его в шкафу, чтобы Тамара не смогла его обнаружить. Так в нашей квартире появился тайный жилец.
Маркиз быстро освоился и сразу же почувствовал себя хозяином в доме. Он любил сидеть на подоконнике и подолгу наблюдать за тем, что происходило на улице. Лопал он все подряд, аккуратно ходил в туалет, и когда я рисовал, он всегда садился напротив и тихо мурлыкал. Маркиз не отходил от меня ни на шаг, и мы постоянно общались. Все творческие вопросы мы проговаривали вместе и окончательные решения принимали совместно. Наконец-то у меня появился друг, которому я был нужен. Разумеется, Тамаре я ничего не рассказывал про Маркиза, потому что боялся ее гнева. К тому же в последние дни она как-то странно переменилась в своем поведении и сердилась на меня чаще обычного. Она перестала проверять уроки, подолгу курила в ванной, каждый день меняла кофточки, а по вечерам приносила на одежде посторонний запах мужского одеколона.
Все женщины хотят замуж. Даже если они это решительно отрицают! Особенно необходим муж дамам, которые по своему легкомыслию воспитывают ребенка в гордом одиночестве. Секс для них уже не имеет принципиального значения, и они ищут того, кто потащит на своем горбу груз накопившихся проблем. Именно поэтому матери-одиночки – самые искушенные и опасные охотницы на свободных мужчин. А уж если мужик хорошо зарабатывает и не пьет (хотя такого сочетания я не встречал), то это прямо-таки раритетный экземпляр.
Тамара не была исключением. В силу своего темперамента она страдала без мужика особенно сильно. Вообще, как я понял, красивым женщинам стариться гораздо больнее, чем некрасивым. Они привыкли к вниманию и поклонению, а с обнаружением первой седины в шевелюре они явственно осознают, что часики «пробили двенадцать» и теперь их карета постепенно превращается в тыкву. Очень обидно.
Конечно, Тамара не жила в полной изоляции, и немногочисленные подруги время от времени подкидывали ей варианты, но подобные свидания продолжения не имели, и когда ее спрашивали об итогах встречи, она произносила, тяжело вздохнув: «Кому нужны опавшие листья?»
И все же она не сдавалась! Да, она выглядела старше своих лет, не занималась спортом, но, закаленная частыми неудачами, она упорно продолжала верить в себя, а это главное в подобном предприятии. Так что, когда в ее жизни наметились перемены, я не слишком удивился и даже немного порадовался в надежде на послабление контроля.
С началом нового учебного года я стал ощущать, что изменения в жизни Тамары наметились более чем серьезные: в туалетном стаканчике появились бритва и дополнительная зубная щетка, старые туфли Тамара сменила на шпильки, а на месте потертого пальто появилась эффектная кожа. Вскоре и старая софа уступила свое место двуспальной кровати, и однажды на воскресное богослужение я поехал в одиночестве. Когда я вернулся с просфорами и новым молитвословом, в квартире было накурено, и Тамара отрешенно смотрела в экран телевизора, держа в руке заляпанный бокал с вином. Я, очевидно, раздражал ее своим возвращением, и вместо «спасибо» получил приказ помыть сантехнику в доме и провести дезинфекцию от тараканов.
Таким образом, в отношениях «матери» и «сына» наметились неизбежные изменения. Я чувствовал, что что-то должно произойти, но предугадать, что именно, не мог в силу возраста. Конечно, назвать прежнюю диктатуру Тамары нормой у меня язык не повернется, но я по привычке опасался того, что станет только хуже.
Мы продолжали верить в Бога и молиться, но уже не столь отрешенно. Кстати, уже тогда я отметил, что без посещений храма жизнь становится гораздо более радостной. Потому что когда ты вместо вызубренной молитвы напеваешь веселые песенки, рисуешь, гуляешь, то градус скорби в душе снижается и сердце наполняется счастьем. Ведь все эти определения: раб, грешник, мученик, лукавый, искушение – провоцируют в голове беспокойный хаос и постоянный мандраж, который программирует сознание на «бояки», неврозы и самоуничижение.
Мне нравились церкви и монастыри, я их очень ценил: Кижи, храм Василия Блаженного, Спас-на-Крови… Но любил их как величайшие произведения зодчества! А церковные ритуалы со временем меня начинали отпугивать. Особенно смущали люди, которые могли всю службу простоять на коленях и отбивать земные поклоны, глядя на распятие рассеянным взглядом. Неужели это так принципиально? Твоя просьба будет скорее исполнена, если ты стоишь на мраморном полу? А если у тебя больная спина? Ревматизм? Ведь если Бог повсюду, то Он слышит тебя 24 часа в сутки в любой точке мира. Если молитва произнесена с душой и от чистого сердца, но не в храме, то что? Ее не примут к рассмотрению?