Страница 125 из 167
– В Англию? Когда я только-только вернулась домой?
– Если и я поеду?
Молли извернулась так, чтобы видеть его лицо.
– Папа, у тебя что-то на уме. Ты пытаешься что-то сказать, и я хочу узнать, что именно. Отвечай немедленно, не то я велю Растусу тяпнуть тебя!
– Много времени это не займет, милочка. Пока ты была в отъезде, мне повезло с некоторыми акциями, и я намерен уйти в отставку, забрать тебя в Англию и подыскать тебе в женихи принца, если ты захочешь, конечно.
– Папа! Это будет расчудесно! – Она его поцеловала. – Почему у тебя такой присмиревший вид, папа?
– Молли, я хочу сказать тебе кое-что, о чем прежде не упоминал. Я англичанин. И фамилию Макичерн взял только потому, что она больше подходила для службы в полиции. Наша настоящая фамилия Форрест.
– Папа! Почему ты это от меня скрывал?
– Я боялся, что ты начнешь расспрашивать и узнаешь подоплеку.
Она быстро поглядела на него.
– Меня отправили в Америку, – продолжал он, – после того, как я был исключен из школы за кражу.
Наступило молчание. Она прикоснулась к руке, обвивавшей ее талию, и чуть-чуть погладила.
– Какое значение имеет то, что ты сделал, когда был школьником? – спросила она.
Он отвел глаза. Щеки у него тускло покраснели.
– Мы вернемся на родину, Молли, – сказал он. – У меня там было положение в обществе, пока я по глупости его не лишился, и, черт побери, я намерен вернуть его ради тебя. Что бы я там ни натворил, тебе это помехой не станет. Снова фамилию мы менять не будем. Никакого возвращения блудного сына! Я не потерплю, чтобы на тебя смотрели сверху вниз из-за того, что твой отец…
– Но, папа, милый, это же было так давно! Какое это имеет значение? Да и кто вспомнит…
– Не важно. Рисковать я не стану. Обо мне пусть говорят что хотят, но ты начнешь без помех. Кто меня узнает после стольких лет? Я буду просто Джон Макичерн из Америки, а если кто-то захочет узнать обо мне побольше, так я человек, который сделал деньги на Уолл-стрит – и это не ложь! – и отправился в Англию тратить их.
Молли снова погладила его по руке. Глаза у нее увлажнились.
– Папочка, милый, – прошептала она, – мне кажется, ты делал все это ради меня. Надрывался ради меня, чуть я родилась, отказывал себе во всем и копил деньги, лишь бы потом обеспечить меня всем сверх всякой меры.
– Нет! Нет!
– Именно так, – сказала она и обернулась к нему с трепетным смехом. – По-моему, ты два десятка лет даже не ел толком. Да от тебя остались только кожа да кости. Ну ничего. Завтра же я приглашу тебя в ресторан и накормлю королевским обедом на свои деньги. Мы отправимся в «Ритц», и ты начнешь с верхней строчки меню и будешь продолжать, пока не насытишься.
– Это возместит все. А пока не думаешь ли ты, что тебе следует вернуться в постель? Не то утеряешь весь свой свежий вид, который приобрела в море.
– Скоро, но еще не сейчас. Я же тебя столько времени не видела. – Она кивнула на бультерьера: – Посмотри, как Томми застыл на месте и смотрит на меня во все глаза. Не может поверить, что я и вправду вернулась. Ты знаешь, на «Мавритании» был молодой человек с точно такими же глазами, как у Томми, – карими и ясными. И у него была манера застывать и смотреть во все глаза, совсем как Томми сейчас.
– Будь я там, – гневно отозвался отец, – я бы оторвал ему голову.
– И вовсе нет, потому что он, я убеждена, на самом деле очень милый молодой человек. И подбородок у него похож на твой, папочка. А к тому же ты не смог бы добраться до него, чтобы оторвать ему голову, потому что он ехал во втором классе.
– Во втором классе? Так ты с ним не разговаривала?
– Это было невозможно. Не мог же он кричать мне что-то через поручни! Просто, пока я гуляла по палубе, он всегда стоял на том же месте.
– И пялился на тебя?
– Не обязательно на меня. Вероятно, он просто смотрел вперед по курсу парохода и грезил о какой-нибудь девушке в Нью-Йорке. Не думаю, что ты можешь извлечь из этого что-то романтичное.
– И никакого желания не имею, моя дорогая. Принцы вторым классом не путешествуют.
– Но он мог быть принцем, путешествующим инкогнито.
– Куда вероятнее, что коммивояжером, – проворчал мистер Макичерн.
– Коммивояжеры часто бывают очень симпатичными.
– Принцы гораздо симпатичнее.
– Ну, я иду спать и увижу во сне самого-самого симпатичного. Вперед, собаки. Перестань кусать мою тапочку, Томми! Почему ты не берешь пример с Растуса? Правда, ты же не храпишь, верно? А ты не ляжешь, папочка? По-моему, ты повадился засиживаться допоздна и обзавелся всякими другими дурными привычками, пока меня не было. И конечно, чересчур много куришь. Когда докуришь эту сигару, до завтра не смей и думать о следующей. Обещаешь?
– Ни единой.
– Ни единой. Я не допущу, чтобы мой отец уподобился персонажам из журнальной рекламы. Ты ведь не хочешь испытывать внезапные стреляющие боли?
– Нет, милочка.
– И принимать всякие жуткие лекарства?
– Нет.
– Ну, так обещай.
– Ладно, милочка, обещаю.
Когда дверь закрылась, он бросил в пепельницу дотлевающий окурок и еще несколько минут просидел в задумчивости.
Затем извлек из ящичка новую сигару, раскурил ее и возобновил штудирование записной книжицы.
Глава 5. Тать в нощи
Как долго свет метался по комнате, будто увеличенный светлячок, Джимми не мог бы сказать. Ему мнилось, что миновали часы, поскольку свет этот вплелся в его хаотичный сон наяву, и в ту секунду, когда туманы сна в мозгу рассеялись, ему почудилось, что он все еще грезит. Затем он окончательно пробудился и понял, что свет, который теперь медленно полз по книжному шкафу, был реальным.
Ясно было и то, что человек, скрывавшийся за ним, находился в комнате недолго, не то он неминуемо заметил бы кресло и того, кто в нем сидел. Когда Джимми бесшумно выпрямился и ухватился за подлокотники, готовый к прыжку, пятно света соскользнуло со шкафа на стол. Еще бы на фут левее, и оно упало бы на Джимми.
Свет заскользил дальше. По направлению луча Джимми определил, что взломщик движется вдоль стола с его стороны. Хотя, не считая этого дня, он не заглядывал сюда больше двух месяцев, топография комнаты рисовалась его умственному взору с большой четкостью. Он знал с точностью почти до фута, где именно стоит его гость. А потому, когда, стремительно взвившись из кресла, он по-футбольному нырнул в темноту, это отнюдь не был нырок в никуда. Он был нацелен и не сдерживался сомнениями о возможных помехах на пути к коленям громилы.
Его плечо ударилось о человеческую ногу, руки тут же сомкнулись на ней и дернули. Раздался вопль ужаса и глухой стук. Фонарь пролетел по комнате и потерпел крушение на ребре радиатора. Его собственник рухнул на Джимми бесформенной грудой.
Джимми, принявший на себя это тело, тотчас ловко извернулся и оказался сверху. Все преимущества были на его стороне. Громила оказался щуплым человечком, застигнутым врасплох, а если в нем и жил боевой дух, то удар о Джимми полностью таковой вышиб. Он лежал неподвижно, не пытаясь вырываться.
Джимми полупривстал, подтащил своего пленника дюйм за дюймом к двери и шарил ладонью вверх по стене, пока не нащупал выключатель. Желтое сияние, затопившее комнату, озарило юного коротышку, явное порождение Бауэри. Первой в нем привлекала взгляд швабра ярко-рыжей шевелюры. Поэт назвал бы ее тициановской. Друзья и знакомые ее владельца, предположительно, использовали эпитет «морковная». Из-под этого багряного богатства вверх на Джимми смотрело лицо скорее приятное, чем нет. Красивым оно, бесспорно, не было, однако намекало на скрытое веселое добродушие. Нос в какой-то момент своей карьеры оказался сломан, а одна из ушных раковин расплющенностью напоминала боксерскую. Впрочем, все подобные мелкие несчастья могут постигнуть любого юного джентльмена, исполненного задора. Судя по костюму, в вопросах одежды гость явно руководствовался собственным вкусом, а не велениями моды. Пиджак у него был черный с рыжиной, брюки серыми, но в пятнах всех цветов радуги. Под пиджаком виднелся линялый красно-белый свитер. На полу возле стола лежала шляпа из мягкого фетра.