Страница 109 из 167
Отрок сказал, что пока нет.
– В таком случае пройдись-ка со мной к одному моему знакомому типусу на Шестой авеню. Всего в паре кварталов отсюда. Думаю, что смогу быть тебе полезен. Можешь считать, что тебе очень даже подфартило, если понимаешь, о чем я. Поскакали, малышок. Шляпы тебе не требуется.
Мистер Блейк, когда они вошли, размышлял над своими бедами в пустой лавочке.
– Выше нос, старина! – сказал Арчи. – Прибыла спасательная экспедиция. – Он указал своему спутнику на афишу: – Ну-ка почитай. Что скажешь?
Долговязый отрок проштудировал ее. В его довольно-таки тусклых глазах вспыхнул огонек.
– Ну?
– Бывают на свете счастливые люди! – сказал долговязый отрок с чувством.
– Так ты хотел бы сразиться за чемпионский титул, а?
Отрок улыбнулся скорбной улыбкой:
– Хотел бы! Хотел бы! Послушайте…
– Знаю-знаю, – перебил Арчи. – Разбудить тебя посреди ночи и спросить! Я знаю, что могу положиться на тебя, старина. – Он обернулся к мистеру Блейку: – Вот типус, с которым вам стоит познакомиться. Самый лучший право-и-леворукий едок к югу от Шпицбергена! Выставите его и не пожалеете!
Жизнь в Нью-Йорке не вполне изгладила английскую закалку мистера Блейка. Он все еще сохранял уважение к классовым различиям.
– Но этот молодой джентльмен ведь молодой джентльмен, – произнес он с сомнением, хотя его взор озарила надежда. – Он на такое не пойдет.
– Еще как пойдет. Не смешите меня, старина.
– На что я не пойду? – спросил отрок.
– Да спасать честь старой родины, схватившись с чемпионом. Чертовски печальная закавыка, говоря между нами. Кандидат вот этого несчастного типуса подложил ему свинью, и только ты можешь спасти положение. И ты нравственно обязан протянуть руку помощи, так как именно вчерашняя лекция твоей милой старой матушки нагнала страху на кандидата. Ты должен заткнуть собой брешь и занять его место. В своем роде высшая справедливость. – Он обернулся к мистеру Блейку: – Когда должен начаться бой? В два тридцать? У тебя нет никаких обязательных свиданий в два тридцать?
– Нет. Мамаша приглашена на завтрак в какой-то дамский клуб, а потом прочтет там лекцию. Я смогу удрать.
Арчи погладил его по голове.
– Так мчись туда, где тебя ждет слава, старый стручок!
Отрок жаждуще воззрился на афишу. Она словно его заворожила.
– Пирожки! – сказал он приглушенным голосом.
Но слово это прогремело будто боевой клич.
Глава 22. Ваши вступает в Храм Славы
Часов около девяти на следующее утро в люксе отеля «Космополис» миссис Кора Бейтс Макколл, знаменитая лекторша по проблемам Рационального Питания, завтракала в окружении своей семьи. Напротив нее сидел мистер Макколл, щуплый затравленного вида человечек, естественное своеобразие лица которого подчеркивали очки со стеклами дугообразной формы, будто два полумесяца, обращенные рогами вверх. Позади них глаза мистера Макколла вели нескончаемую игру в прятки, то выглядывая поверх стекол, то ныряя вниз и затаиваясь за ними. Он прихлебывал антикофеиновый напиток из кофейной чашечки, а справа от него сидел его сын Вашингтон, апатично ковыряясь в тарелке с овсянкой. Сама миссис Макколл вкушала ломтик хлеба «Здоровье» с ореховым маслом. Ибо она не только проповедовала, но и свято следовала доктринам, которые столько лет внушала неподатливому населению. Ее день всегда начинался легким, но питательным завтраком, в составе которого особо неаппетитная овсянка, на вид и на вкус напоминавшая пропущенную через мясорубку старую соломенную шляпу, неизменно соперничала с исключительно непотребным сортом искусственного кофе за первое место в ненависти к ним со стороны ее мужа и сына. Мистер Макколл склонялся к выводу, что искусственный кофе все-таки тошнотворнее овсянки, а вот Вашингтон безоговорочно отдавал пальму первенства омерзительности последней. Впрочем, и Вашингтон, и его родитель беспристрастно признали бы, что разница минимальна.
Миссис Макколл поглядела на своего отпрыска с одобрением.
– Я рада видеть, Линдсей, – сказала она мужу, чьи глаза, едва он услышал свое имя, покорно выпрыгнули над стеклянной оградой, – что к Ваши вернулся аппетит. Когда он вчера отказался от обеда, я испугалась, не отравился ли он чем-нибудь. Тем более что вид у него был раскрасневшийся. Ты заметил, что вид у него был раскрасневшийся?
– Да, вид у него был раскрасневшийся.
– Очень раскрасневшийся. А его дыхание напоминало пыхтение. И когда он сказал, что у него нет аппетита, не стану скрывать, я встревожилась. Но совершенно очевидно, что теперь он вполне здоров. Ты ведь теперь совершенно здоров, Ваши?
Наследник рода Макколлов оторвался от овсянки. Был он долговязым исхудалым отроком лет шестнадцати со светло-рыжими волосами, пшеничными ресницами и длинной шеей.
– Угу, – сказал он.
Миссис Макколл кивнула.
– Теперь ты, бесспорно, согласишься, Линдсей, что подрастающему мальчику необходима тщательно спланированная рациональная диета? У Ваши превосходный организм. Он обладает поразительной выносливостью, и я всецело отношу это на счет того, что всегда тщательно наблюдала за его питанием. Я содрогаюсь при мысли о подрастающих мальчиках, которым безответственные родители позволяют пожирать мясо, сласти, пирожки… – Она перебила себя: – В чем дело, Ваши?
Видимо, привычка содрогаться при мысли о пирожках была наследственной в семье Макколлов, так как при звуках этого слова тощую фигуру Вашингтона сотрясло что-то вроде внутренней чечётки, а его лицо исказилось, будто от боли. Он было протянул руку за ломтиком хлеба «Здоровье», но теперь молниеносно отдернул ее и замер, тяжело дыша.
– Я ничего, – сказал он хрипло.
– Пирожки, – продолжала миссис Макколл своим лекционным голосом. И вновь умолкла на полуслове. – В чем дело, Вашингтон? Ты действуешь мне на нервы.
– Да нет, я ничего.
Миссис Макколл потеряла нить аргументов. К тому же завтрак она завершила и была склонна уделить время легкому чтению. Еще один аспект диетического питания, живо ее трогавший, касался чтения во время еды. Она придерживалась мнения, что напряжение глаз, совпадая с напряжением пищеварительного тракта, непременно окажет губительное воздействие на последний. И за ее столом властвовало правило, воспрещавшее даже беглый взгляд на утреннюю газету до завершения трапезы. Она говорила, что начинать день с чтения газет значит выбить себя из колеи. И дальнейшие события показали, что иногда она бывала абсолютно права.
На протяжении завтрака «Нью-Йорк кроникл», аккуратно сложенная, покоилась возле ее тарелки. Теперь она развернула ее и, упомянув о намерении ознакомиться с отзывом о ее вчерашней лекции в «Клубе бабочек», устремила взгляд на первую страницу в чаянии, что редактор, блюдя интересы своих читателей, поместил этот отзыв именно там.
Мистер Макколл, прыгая вверх-вниз позади своих очков, внимательно следил за ее лицом, едва она погрузилась в чтение. В подобных случаях он поступал так всегда, ибо никто лучше его не знал, что его покой в наступившем дне во многом зависит от неизвестного репортера, которого он в жизни не видел. Если этот невидимый индивид выполнил свой долг в соответствии с важностью темы, настроение миссис Макколл в последующие двенадцать часов будет настолько ровным и солнечным, насколько это вообще возможно. Но иногда эти ребята писали свои заметки с недопустимой небрежностью, и был даже день, неизгладимо врезавшийся в память мистера Макколла, когда они вообще не посвятили лекции даже строчки.
На этот раз, с облегчением заметил он, все, казалось, было в ажуре. Заметка красовалась на первой странице – честь, редко вознаграждавшая усилия его супруги. К тому же, судя по времени, которое она потратила на чтение, заметка оказалась удовлетворительной длины.
– Неплохо, дорогая? – рискнул спросить он. – Терпимо?
– А? – Миссис Макколл задумчиво улыбнулась. – Да, превосходно. И они дали мою фотографию. Да-да, изложено совсем не так уж плохо.