Страница 3 из 5
– Ну, куда? – расстроенно крикнул Сергей, – только искупали.
– Покажи еще раз, как ты запрыгиваешь, – попросил Коля Саньку.
Тот с самодовольным видом вывел Янтаря из воды и уже уверенно повторил трюк. К нему подошёл Василь и протянул собранные уздечки.
– Не задавайся, архаровец. На обратном пути соли захвати, мы пока раков в ведро накидаем.
Санька накинул на плечо сбрую, покрепче ухватился за гриву, наклонился вперёд и зычно крикнул, пришпорив своего скакуна голыми пятками.
– Аджа! – разнеслось эхом по пруду.
Янтарь с места дал в галоп. Остальные кони помчались за ним, подпрыгивая и брыкаясь, как молодые жеребята.
Ловить раков руками в норах – задача нетрудная, но требует определённой смелости. Мало того, что ощупывать берег в мутной воде не очень приятно, так ещё в водорослях, которые как раз расположены вдоль берега, обитает множество водяных насекомых: жуков-плавунцов, водяных ос, агрессивных личинок стрекозы и всякого клопья навалом. Раки тоже дружелюбностью не отличаются, так и норовят ущипнуть своими клешнями. Причём чем мельче рак, тем больнее щиплет, у него клешни острее.
Парни наловили ведро раков, набрали в роднике воды, повесили вариться над разведенным костром и расселись вокруг, протянув руки к огню.
– Вроде вода не очень холодная, а замёрз, – дрожал Василь.
Сергей, сидевший напротив, стучал зубами.
– Это потому, что долго в воде возились. Сначала коней купали, потом раков ловили. Примерно час и вышел. Как бы не заболеть.
– Как там раки? Я крапивы чистой нарву, – сказал вернувшийся Санька.
– Ну да, кто же ещё? – развёл руками Василь, – ты у нас по ней спец.
Вот на траве толстым слоем расстелили свежую «зелёную скатерть». Санька надел дежурные рукавицы и снял ведро с костра. Аккуратно сливая воду, ошпарил крапиву, слил остальную в сторону, придерживая раков веточкой, чтобы не вывалились, затем резко перевернул его на импровизированный стол.
– Погоди, не убирай, – сказал, потирая ладони, Василь, – пусть травяным душком возьмутся.
Подняли ведро. Ярко-оранжевые раки рассыпались горкой, и в воздух поднялся душистый пар. Есть захотелось как после годового поста, молодой, растущий организм требовал пищи. Сергей схватил горячего рака, стал подбрасывать его как картошку, пытаясь остудить. Глядя на это, Санька с Василём тоже взяли по одному раку правой рукой за усы, а левой за «пёрышки» хвоста и, синхронно встряхнув, улыбнулись друг другу.
– А я малого брательника своего учил в часовых играть, – сказал Коля, держа рака за красные усы.
– Как это?
– Он вяжется за мной постоянно, вот я его в караул и поставил, сарай охранять. Говорю ему, смотри, мол, пост никак покидать нельзя. Расстреляют, и всё тут, дело-то ответственное. А если до ветру там или попить, то кричи секретный пароль – «керогаз». Я тогда подойду и сменю тебя.
– И как, получилось?
– Получилось. Я про него уже и думать забыл. Мать в хату зашла и спрашивает: чего это у тебя малой дурниной орёт и никого к себе не подпускает? Я к нему, а он горланит: керогаз, керогаз по-большому.
Василь даже поперхнулся от смеха, представив эту картину.
– Ладно. Раки хороши, – сказал Санька, поднимаясь и отряхивая колени, – время к вечеру, завтра дел много, нам с Василём разнарядка на кузню с утра.
Утром Санька и Василь вошли в кузню, там Пашка, крепкий, коренастый парень семнадцати годов, работал средним молотом по раскалённому зубцу от бороны, оттягивая заострённый конец.
– Здорово, братан, – поприветствовал его Василь, – а дед Наум где? Ты один здесь?
Тот продолжал работу, не обращая внимания на вошедших, затем кинул готовый зуб в носилки к остальным таким же.
– Дед Наум на родину ушёл, – ответил он, подойдя к печи, взял из неё клещами очередную раскалённую заготовку и стал рассматривать.
Санька в лёгком недоумении приблизился к Василю.
– На какую родину? Он же цыган у вас, – спросил он шёпотом.
Василь не успел ответить.
– В степь. Отдыхает он так, – Пашка воткнул заготовку обратно в угли и обернулся к пришедшим, вытирая руки о тряпочку, – он, когда устаёт от всех, берёт курицу и жарит её за селом на костре. Потом возвращается спокойный и дружелюбный. Бабушка шутит: на родину съездил.
Санька засмеялся.
– Чего ржёшь? Пойдёмте во двор, фронт работы обрисую.
Парни вышли вслед за Пашкой, который подвел их к огромной куче металлолома.
– Вот это всё разобрать надо и ко мне. Выпрямлять, оттягивать, готовить, в общем, к работе.
Рядом, сначала тихонько, а затем всё громче по мере приближения, послышался скрип велосипеда. Дед Мирон, сельский почтальон, удручённо уставившись на дорогу и что-то бурча себе под нос, подъезжал к кузне. Левую ногу он потерял в боях Первой мировой, её заменял торчащий из штанины железный протез. К левой же педали велосипеда был привязан свинцовый груз. При помощи этого нехитрого приспособления дед Мирон довольно резво колесил даже по тропинкам.
– Бросайте работу, хлопцы, идите сюда.
Почтальон, подъехал к забору и спешился, подпрыгивая на одной ноге. Затем поставил велосипед и уселся на лавочку, отставляя в сторону «железную ногу».
– Война началась, – сказал он, оглядывая окрестности, прищурившись от солнца, – вот так.
Слова эти прозвучали из его уст как-то обыденно. Будто ничего не случилось. Вроде как дождь обещали.
– С кем? Когда?
Старик достал кисет с табаком и стал сворачивать из газеты «козью ножку».
– Вчера немец Киев бомбил.
Пашка в недоумении покачал головой, не веря своим ушам.
– Погоди, погоди. Как это?
– Так это, – отрезал дед Мирон, – вероломно, без объявления, и всё такое.
Он прикурил самокрутку, выпуская в разные стороны клубы синего махорочного дыма.
– И что теперь? – спросил ошарашенный Санька.
Старик встал с лавочки, опираясь о забор:
– Пойдемте к правлению. Сейчас всё объяснят.
2
На крыльце сельсовета стояли председатель и парторг, перед ними тихо гомонящей толпой собрались обеспокоенные местные жители. Люди ждали, ждали, что председатель сейчас всё объяснит, всех успокоит: «Ошибочка вышла, нет никакого нападения, это пограничники, с недосыпу, танки с зайцами перепутали». Но нет, все по-настоящему. Война началась и будет собирать дань. Отцы, сыны, братья уйдут и, возможно, навсегда.
– Земляки, – начал председатель свою речь, – нашу многострадальную родину втянули в войну, но я верю, что мы справимся и вломим врагу, как всегда это происходило. Много говорить не считаю нужным. Основная часть наших жителей знает, что такое боевые действия. Поэтому всем мужикам призывного возраста надлежит явиться завтра утром сюда с вещами. Поедем в район для распределения. Также женщинам и подросткам с двенадцати лет тоже надо прийти, – председатель сделал небольшую паузу и вытер платочком пот со лба, – полевые работы никто не отменял. Будем учиться в эту уборку без мужиков обходиться. Очень надеюсь, что только эту уборку, точнее, дай Бог, чтобы только эту. Всё. По рабочим местам.
К мальчишкам подошёл Иван Наумович, отец Василя и Павла.
– Всё, хлопцы, детство кончилось. Пашка, возвращайся в кузню. К тебе сейчас бригадир придёт, новый фронт работ обрисует, а вы, – обратился он к Саньке и Василю, – завтра утром берёте с собой обед и шуруете в звено механизации. Вас будут обучать работе на тракторах. Теперь не будете бегать просить, чтобы прокатили, а сами будете управлять.
Вечером деревня выглядела не как обычно. Не было посиделок на завалинке, не бегали гурьбой дети, которые всегда знали, чем себя занять. Напряжённое безмолвие, которое изредка нарушалось лаем дворовых собак, висело над посёлком.
Иван Наумович разложив на столе вещмешок, собирал в него всё, что может пригодиться в походе. Рядом, задумавшись над чем-то и глядя в пустоту, сидела его жена София.