Страница 33 из 40
— Понятия не имею, как женщины ходят на каблуках целыми днями, — вздохнула Марина, — Бедные женщины, как много им приходится терпеть! Ненавижу каблуки, у меня сейчас ощущение, что в ноги вбили гвозди, побыстрее бы куда-нибудь присесть.
Она села на краешек кровати и улыбнулась. Роман в считанные секунды оказался на полу у ее ног и снял прекрасные бархатистые туфельки, освободив Марину. Он по очереди брал ее ступни и бережно разминал. Марина уперлась руками в матрас, запрокинула голову и даже закрыла глаза.
— Я мечтала об этом весь вечер, — призналась она.
Роман продолжал массировать ее ступни, искренне сочувствуя ее страданием. Затем он прислонил губы к пальцам, подъему… Он целовал ее лодыжки и поднимался все выше. Из ее кожи струилось волшебное тепло, такого тепла не было нигде в мире. Такое тепло могло согреть даже самую оледеневшую душу, вот и Роман почувствовал, что-то необычное в своей собственной крови, словно он исцелялся от долгой болезни. Он поочередно целовал ее ноги с таким упоением, какого он не испытывал еще никогда, его губы уже осыпали поцелуями косточки коленок Марины. Когда рука Романа все же скользнула под разрез ее платья, Марина откинулась назад и легла на кровать. Время остановилось. Не существовало больше ничего, кроме его губ и ее опьяняющей кожи.
Расстояния между ними становилось так же меньше, как и интервалов между вдохами. Добравшись до ее бедер, Роман аккуратно снял удивительно красивое кружевное белье. Его губы поднимались все выше. Когда она глубоко дышала, когда дотрагивалась его волос, Роману казалось, что его всего разорвет на части. Совсем скоро Роман уже срывал с нее платье, а Марина стягивала с него рубашку.
И вот он снова целовал ее губы, с которыми ничто не могло сравниться. Из них исходил опасный огонь, этот огонь сжигал все, к чему они прикасались: и его шею, и грудь. Больше всего на свете Роман хотел гореть в этом огне, гореть как можно дольше, гореть дотла. Как ему этого не хватало! Роман не понимал, как жил без вкуса ее губ, без глаз, смотрящих прямиком в душу, без худеньких рук на его шее… Он часто шептал ей на ухо, как любит ее, заполнял ее губы, из которых доносились глубокие вздохи и стоны, самыми нежными поцелуями, проводил приоткрытыми губами по ее коже. А потом не могло быть ничего лучше, чем отброситься на белоснежные подушки и смотреть, как часто приподнималась ее грудь.
Эта ночь стала для Романа настоящем спасением. Ее можно было сравнить с живительной прохладой, которая снизошла на него после сотни лет проведенных в самом кипящем котле ада. Или же с долгожданным глотком воды, который получил путник, шедший несколько дней по пустыне, или с излечением от смертельной опухоли, которая сожрала почти каждую клетку тела. Роман был благодарен судьбе, за то что с ним вновь оказалась Марина. Теперь он ко всему относился иначе, он ценил каждую секунду, проведенную рядом с ней. Роман подставил себе руку под голову и любовался тем, как ее почти раскрутившиеся волосы засыпали подушки. Роман обводил пальцем выпирающие ключицы, и ничто ему больше не было нужно.
— Ты и представить не можешь, насколько ты прекрасна, — прошептал он.
Марина улыбнулась и посмотрела ему прямо в глаза.
— А я — самый счастливый человек на свете, потому что ты сейчас здесь, со мной. Я и не надеялся, что еще раз увижу тебя. Но ты здесь, и теперь все так хорошо, что даже страшно. Я не могу представить, что снова потеряю тебя… Я бы отдал все, чтобы просто быть с тобой. Мне не нужны эти дома и машины. Я готов прямо сейчас сжечь к черту все свои деньги и жить в нищете, главное, чтобы жить с тобой. Я был идиотом, ничего не понимал, для чего я жил? Для чего работал? Все это бесполезно, бессмысленно… Теперь я понимаю, что для счастья нужно всего лишь быть с человеком, которого любишь. Как же я тебя люблю, — Роман опустил губы на одну из ключиц Марины, — Я сделаю все, что ты захочешь, только не уходи. Мы будем вместе, и все будет иначе.
— Рома, но ведь у тебя есть семья. Жена и ребенок…
— Я не люблю свою жену, я не люблю этого ребенка, — страшное отчаяние прозвучало в этих словах. — Родная, ты до сих пор не поняла, что ты и есть моя семья. Ты — моя жена, ты — моя любовь, ты— единственная радость в моей жизни…
Марина долго-долго смотрела, и вновь в ее глазах бушевали самые разные чувства да так быстро, что их смену уловить было практически невозможно. Роман наклонился и поцеловал ее в губы, с которых так и не слетело ни слова. Марина почти сразу заснула, чего нельзя сказать о Романе. Он не мог даже глаз закрыть: все думал о том, как маловероятна была их встреча. Все тревоги, вся печаль, которая не стеснялась душить его целыми днями, а особенно по ночам, улетучилась, словно ничего и не было. А он любил ее еще сильнее… Роман пару раз проснулся от кошмара, что находится в своей роскошной спальне совсем один. Он видел Марину и страх уходил. Роман тихонечко целовал ее запястье, которое вполне уверенно лежала на его груди или поправлял одеяло на оголенные плечи спящей Марины и снова погружался в сон.
Роман проснулся. Уже было утро, но весьма раннее. Персиковое солнце целой дорогой заползло в комнату и даже прилегло на низ кровати. Это было румяное, с золотистой корочкой утро, такие утра — большая редкость. Марина свесила ноги с кровати и сидела, повернувшись к Роману спиной. Ее еле-еле волнистые волосы беспорядочно торчали во все стороны. Роман повернулся на бок и осторожно провел по позвоночнику Марины, чтобы не испугать ее.
— Доброе утро, — сказал он.
Марина повернулась и запихнула часть волос за ухо. На ее лице появилась непринужденная улыбочка, которая оказалась заразной, и Роман сам заулыбался.
— Доброе утро, — ответила она.
Он дотронулся кончиков ее темных волос, которые стали намного короче. Теперь они были длинной до плеч.
— Ты подстриглась. Тебе так тоже очень даже хорошо.
— Спасибо, вот решила что-то поменять…
— Милая моя, ты поразительно красива, — Роман не мог перестать смотреть на ее личико, которое сияло в тот момент лучше самого яркого огня. — А я вот постарел за этот год.
Марина скорчила недоверчивую рожицу и повернулась уже получше.
— Ничего ты не постарел. Все такой же импозантный мужчина, правда, безупречность твоей прически на данный момент подвергается сомнению, — она сделала рывок и еще больше взлохматила волосы Романа.
Он засмеялся и только прилег поудобнее, чтобы любоваться Мариной, как она подскочила и надела белье.
— Почему ты встала так рано? — спросил Роман, — Сейчас часов восемь, не больше.
— Даже меньше. Просто нам давно нужно было поменяться местами. Отныне я — занятая женщина, которая встает в жуткую рань, чтобы свершить кучу важных дел, а ты — спящая красавица. Давай встретимся вечером, может в каком-нибудь ресторане?
— Зачем нам вообще расставаться? Я готов забросить свою работу хоть на полгода, мне все осточертело.
— Нет, так не пойдет. Я же говорю: я сегодня такая же занятая, как когда-то был ты. Нужно заехать в отель, где мои вещи, и переодеться. Дальше у меня по плану встреча с Артемом, он говорит, что мне обязательно нужно оформить авторские права на работы и как можно скорее. Я ничего в этом не понимаю, но он говорит, что там все просто, и он мне поможет.
Упоминание об Артеме стремительно сгладило улыбку с лица Романа.
— Я могу тебя отвезти. Хочешь, буду твоим личным водителем на целый день?
— Спасибо за предложение, но будет проще своими силами, тем более я вызвала такси.
Роман хоть и был расстроен тем, что не выйдет провести весь день с Мариной, так, как раньше, но не показывал свое расстройство. Роману безумно нравилось наблюдать за тем, как Марина собиралась, как она наносила макияж перед дурацким зеркалом, как она делала прическу и суетливо поглядывала на время.
— Тогда встретимся часов в шесть, в ресторане, который мне очень нравился. Помнишь?
— Разумеется, помню.
Марина обула каблуки и уже хотела подойти к двери, как Роман сказал: