Экстерминатор

И вот что-то я ни черта не понимаю. Жучок этот, хоть функционал его полностью непонятен — откуда? Кому нужен? Он, на минуточку, не копеечный, даже если только звук фиксирует! При этом: подсажен в пределах месяца, как ни крути: отчёт о зафиксированном сигнале был один. По крайней мере, если верить в бесперебойное функционирование разлоченного нейрошунта, а я предпочту считать так. Родной Департамент или вообще город? Не верится, как-то… Даже если снимает вопрос «как»: во время медобследований, занятий, да когда угодно. Но — нахрена? Я и так весь на виду, секретов особых от города не имею, да и будучи курсантом — ни хрена не могу иметь. Кроме… Хм, надо забивать на занятия, понял я.

Отправил сообщение Андрюхе (он «абонент не доступен», как понятно, уже в вирте, но после прочтёт), что меня сегодня, скорее всего, не будет. И, убрав жучок в бокс для чипов, проложив поролоном и убрав в несколько пакетов и сумок, направился домой. Понятно, что снимать данные мои приготовления могут и не помешать, но тут, опять же, исходим из того, что «стучание» жучка нейрошунт исправно фиксирует. А значит, времени до следующей передачи — от месяца до суток. В любом случае — расколоть смогу, в микроволновке сожгу нахрен, да и много возможностей. А со Степанычем, в разрезе мной надуманного, поговорить ой как надо, да и жучка показать.

— И ты думаешь, что некие службы заинтересовались нашими с тобой беседами? — прищурился на меня Степаныч после рассказа, вертя бокс с жучком в руках.

— Ну я-то на кой им сдался? Да и я практически всё время на территории учебки, кроме визита домой… Ну почти, — задумался я по новой. — Да блин, Степаныч, я — курсантом был! Сейчас уже нет, но на кой за мной так следить⁈

— Не знаю, Коль, тебе виднее, — задумчиво протянул старик. — Ладно, давай посмотрим что это за насекомие, — встряхнулся он, извлёк какое-то оборудование, стал разглядывать и облучать извлечённую крохотулю. — Ну что могу тебе сказать — стандарт, в полиции такие тысячами ходят. Чисто звукосниматель, отправка узким лучом раз в пару недель. Дорогой, между прочим… Но скажу тебе так, Коля: не думаю, что это «интерес» ко мне. Хоть тебе так было бы поспокойнее, — хмыкнул Степаныч. — Но у интересующихся возможность проверить меня и без того есть, — похлопал он по затылку. — Да я и сам согласился, учитывая перспективу… — пробормотал он, замолчал, нахмурившись, помотал головой и отрезал: — Нет, это скорее, всего службы города. И цена, и кодировка. При этом — не я. Меня бывшая контора проверяет, и если бы кто-то интересовался со стороны, даже через тебя — по шеям бы получили.

— Так, а кому это понадобилось тогда? — сам не зная кому задал я вопрос.

— Судя по тому, Коля, что ты рассказывал — никому. Если у тебя и есть какие-то тайны — то тебе виднее. Хотя… ваш рейд в техуровни. Могут полицейские зло затаить, это так, — стал предполагать Степаныч, хлебнув из отставленной перед этим кружки. — При этом реализовать это…

— Да я-то в чём виноват? — возмутился я, но тут же сам себе ответил вслух. — Впрочем — да, сами накосячили, а виноват я. Такое возможно. А гадость мне сделать — возможности нет. И подсунули жучка, чтобы компромат собрать. Которого и нет, — фыркнул я. — Но как поставили-то? Когда в техуровнях были — так я бы знал.

— И как, позволь осведомиться, Коля? — фыркнул Степаныч. — Ты вроде и лечился, с твоих же слов. И на допросе был.

— Могли, — кивнул я, стараясь не покраснеть.

Ну, как-то неудобно Степанычу врать. Даже недоговаривая, но про разлоченный нейрошунт не имею желания говорить даже ему. Не столько потому, что «сдаст» — хотя, как выяснилось, может «сдать» самим фактом того что выслушает. Уж хрен знает, какая «контора» бывшего логиста и преподавателя «пасёт», но сказанное при Степаныче вполне может у них оказаться. Но даже не в этом дело, да и узнал я это только сейчас. Я сам понимаю, что фигня с нейрошунтом — ну такая, скользкая. И если я сам оправдаться, если что, смогу. Ну пусть не без потерь, да и кривляться придётся «не бейте, дяденьки, я вас так боялся, что ничего не сказал!» В общем — есть все шансы вывернуться, если вопрос всплывёт. То вот все, кому я свою тайну расскажу — так подставлю же!

— А что с ним делать-то? — задумался я.

— Да продай, — отмахнулся Степаныч. — Сам факт размещения на гражданине — незаконен. Даже если от Департамента или службы, — заговорщически подмигнул он. — То есть это — «найденное имущество». Довольно ценное, так что продавай смело: если кто-то придёт «за имуществом», — фыркнул он, — из компенсации за «нарушение гражданских прав» стоимость вычтут.

— А может, в администрацию учебки обратиться?

— Можешь, дело твоё. Но смысла особо не вижу, Коль. По этой фигне что-то найти — не выйдет. Сообщишь, сдашь… Не знаю, для тебя никакой пользы не вижу, даже обезопасить тебя они не смогут — не те полномочия и возможности, разве что направят жалобу начальству, непонятно на кого. Решай сам, если что — вот тебе контакт, — зашебуршал он за терминалом. — Официальная корпорация, покупает высокотехнологичный хлам. Данные при продаже фиксируют, конечно. Но это пригодится только если кто-то «за имуществом», — ещё раз фыркнул он, — явится. Можешь себе оставить — сквозь поролон эта приблуда ничего не передаст, — протянул он мне коробочку.

Так что распрощался я со Степанычем в чём-то успокоенный, а в чём-то нет. Вообще, судя по всему, так и выходило: обиженная мадама Пелагея или какие-то ещё типы решили на меня нарыть компромат, что разлоченный нейрошунт… Ну не то, чтобы предотвратил. На меня компромата толком-то нет, я даже пить почти перестал с этим командирством, при том что выпивка «не одобряется», а не запрещена. Веществами всякими не увлекался, даже разрешёнными: мне и без них весело, а сознание и расширенное, и сознательное. Ну и преступлений не совершал, как понятно. Но сам факт слежки — раздражает, даже о гражданских правах невольно вспоминается, а рука тянется за чем-то. То ли вилами из исторического видео, то ли транспарантом… Ну да ладно, обломились полицаи — и чёрт с ним. И жучок вправду продам: креды не лишние, трат в будущем предостаточно, повеселел я.

Правда встаёт момент с тем, «как и когда» мне этот жучок прилепили. Похоже — какие-то деятели в учебке, причём хрен поймёшь — какие, но похоже, что из персонала. И… хрен с ними вдвойне: если на меня эти жучки продолжат цеплять, то заметно повысят моё благосостояние.

В итоге — полдня с ребятами провёл, успел. А на следующий день продал шпионскую приблудину: она мне и вправду нахрен не сдалась. Управляющий скупки, правда, на физиономии имел очень такой, характерный вид, в плане того, что подозревал меня в коррупции и воровстве казённого имущества. Ну да и в данные вчитывался, чуть носом дыру в терминале не провертел. Впрочем, понять я его могу, скрывать нечего, а все его кривляния много времени не отняли. И «найденное бесхозное имущество» пополнило «копилку на импланты» весьма приятной суммой.

Продолжили занятия и, наконец, за три дня до «контрольного срока», когда я с ребятами собирался «серьёзно говорить», мы наконец, выполнили тренировочное задание «на отлично». Нигде не слажали, никто не потерял не то, что голову, но даже мелочи типа рук-ног. И оборудование, пусть и виртуальное, но в целости. В общем — молодцы без оговорок.

Так-то не все задания «сливали», но огрехов хватало, что и неудивительно. Да и задания нашему отряду были чертовски сложные, подозреваю — посложнее обычных отрядных. По массе причин, но тут мастерам-наставникам, составляющим программу, виднее, да и я сам массу плюсов в этом видел, так что не бузил, не возмущался, а на ребят, если начинали ныть — рявкал.

Но — первый «чистый» бой у нас был. И народ начал подпрыгивать, улюлюкть и орать: «празднуем, командир!» И — можно, наверное, а то больно «круто» у нас вышло, надо расслабиться.

— Ладно, — согласился я, вызвав приступ неконтролируемого улюлюканья. — Да хорош визжать! Завтра, после тренировки, приглашаю к себе. Посидим спокойно, перекусим, выпьем. Да и разговор серьёзный будет, — посулил я, что накал «улюлю» не сбавило.