Страница 22 из 57
— Увы! — крикнул старик, но было уже поздно» (стр. 246— 247).
Главный герой главы «Старики» — Степан, по прозвищу «Борода на жердях». Это жанровая зарисовка, очень колоритная; пересказывать ее так же бесполезно, как пересказывать колорит картины.
Последняя глава — «Родина талантов» — посвящена селу Солотча. Из этих рязанских мест Мещоры вышли знаменитый гравер Пожалостин, художники Архипов и Малявин, скульптор Голубкина, поэт Есенин.
Прибавим, что тут, в Солотче, писали свои книги, дружили, ловили рыбу писатели Константин Паустовский, Рувим Фраерман, Аркадий Гайдар.
Мне кажется уместным закончить эти заметки о «Мещорской стороне» цитатой из очерка Паустовского «Рувим Фраерман». Тут мы находим обобщенное изображение Мещорского края, своего рода мотивировку преданной любви к нему Паустовского и его друзей-писателей, создавших в Солотче многие свои книги:
«Фраерман — человек, склонный к скитальчеству, исходивший пешком и изъездивший почти всю Россию, нашел, наконец, свою настоящую родину — Мещорский край, лесной прекрасный край к северу от Рязани.
Этот край является, пожалуй, наилучшим выражением русской природы с ее перелесками, лесными дорогами, поемными приокскими лугами, озерами, с ее широкими закатами, дымом костров, речными зарослями и печальным блеском звезд над спящими деревушками, с ее простодушными и талантливыми людьми — лесниками, паромщиками, колхозниками, мальчишками, плотниками, бакенщиками. Глубокая и незаметная на первый взгляд прелесть этой песчаной лесной стороны совершенно покорила Фраермана [...]. Постепенно Солотча стала второй родиной и для друзей Фраермана. Все мы, где бы мы ни находились, куда бы нас ни забрасывала судьба, мечтали о Солотче, и не было года, когда бы туда, особенно по осени, не приезжали на рыбную ловлю, на охоту или работать над книгами и Гайдар, и Роскин, и я, и Георгий Шторм, и Василий Гроссман, и многие другие» (т. 8, стр. 33).
После войны, в 1948 году, Паустовский написал «Повесть о лесах». Опубликованная сперва в «Огоньке» под названием «Преодоление времени», книгой она вышла в Детгизе, как прежде «Кара-Бугаз» и «Колхида», «Мещорская сторона».
После увлечения в тридцатых годах экзотикой Паустовский писал пейзажи средней полосы России, только иногда изменяя им ради Крыма. Герои «Повести о лесах» —люди, связанные с природой своим трудом или своим искусством.
С искусства и начинается. Первое появляющееся в повести действующее лицо, Чайковский, работает над симфонией и «больше всего ему помогали леса, лесной дом, где он гостил этим летом, просеки, заросли, заброшенные дороги — в их колеях, налитых дождем, отражался в сумерках серп месяца,— этот удивительный воздух и всегда немного печальные русские закаты [...]. Но с каждым днем его все больше мучает невозможность выразить всю поэзию своей страны» (т. 3, стр. 9).
Художник (писатель, живописец, музыкант) и природа — тема многих размышлений Паустовского. Она выражена им и в повестях, рассказах, и в книге об искусстве «Золотая роза», и в повести «Исаак Левитан». Здесь, в «Повести о лесах», эта тема резко акцентирована в частности тем, что первая глава связана с Чайковским, последняя — с Чеховым, а один из героев повести — писатель.
Помещик продал лес купцу на вырубку. После безуспешных попыток спасти или перекупить его Чайковский бросает начатую работу и уезжает. Симфония так и не была дописана.
Внезапность отъезда Чайковского мотивирована в повести не только предстоящей гибелью леса, тем, что уже разносится по лесу стук топора, но и деталью, которую Паустовский дает крупным планом — гибелью одной сосны. Тут приходится дать большую цитату и сопоставить ее с другой.
«От подножия сосны, согнувшись, как воры, разбегались лесорубы.
Внезапно вся сосна, от корней до вершины, вздрогнула и застонала. Чайковский явственно слышал этот стон. Вершина сосны качнулась, дерево начало медленно клониться к дороге и вдруг рухнуло, круша соседние сосны, ломая березы. С тяжким гулом сосна ударилась о землю, затрепетала всей хвоей и замерла. Лошади попятились и захрапели.
Это был миг, один только страшный миг смерти могучего дерева, жившего здесь двести лет [...]. Чайковский подошел к вершине поваленной сосны. Она лежала горой сочной и темной хвои. На хвое еще сохранился блеск, свойственный тем воздушным просторам, где эта хвоя только что дрожала под ветерком. Толстые сломанные ветки, покрытые прозрачной желтоватой пленкой, были полны смолы. От ее запаха першило в горле.
Тут же лежали обломанные сосной ветки березы. Чайковский вспомнил, как березы пытались удержать падающую сосну, принять ее на свои гибкие стволы, чтобы смягчить смертельное падение,— от него далеко окрест дрогнула земля» (т. 3, стр. 21).
Описание драматично. Смерть сосны изображена как смерть человека. Березы пытались удержать сосну, смягчить ее гибельное падение, как близкие пытаются спасти человека или хотя бы облегчить его смерть. Очень сильная деталь.
Л. Левицкий в своей солидной монографии, посвященной творчеству Паустовского[31], удачно вспомнил в связи с приведенным описанием изображение гибели дерева в рассказе Л. Толстого «Три смерти». Приведем часть этого описания:
«Вдруг странный, чуждый природе звук разнесся и замер на опушке леса. Но снова послышался звук и равномерно стал повторяться внизу около ствола одного из неподвижных деревьев. Одна из макуш необычайно затрепетала, сочные листья ее зашептали что-то, и малиновка, сидевшая на одной из ветвей ее, со свистом перепорхнула два раза и, подергивая хвостиком, села на другое дерево [...]. Дерево вздрогнуло всем телом, погнулось и быстро выпрямилось, испуганно колебаясь на своем корне. На мгновение все затихло, но снова погнулось дерево, снова послышался треск в его стволе, и, ломая сучья и спустив ветви, оно рухнулось макушей на сырую землю» (Л. Толстой. Полн. собр. соч. в 90-та томах, т. 5, стр. 64).
Интересно сопоставить некоторые элементы двух описаний, выбор деталей (в сравнении цитаты из рассказа Л. Толстого обозначаю буквой «Т», из повести К. Паустовского — буквой «П»).
Т. Вдруг странный, чуждый природе звук разнесся и замер на опушке леса.
П. От подножья сосны, согнувшись, как воры, разбегались лесорубы. (Сосна.— А. И.) лежала горой сочной и темной хвои.
Т. Одна из макуш необычайно затрепетала, сочные листья ее зашептали что-то.
П. Сосна [...] вздрогнула и застонала.
Т. [...] снова послышался треск всего ствола, и, ломая сучья [...], оно (дерево.— А. И.) рухнулось макушей на сырую землю.
П. С тяжким гулом сосна ударилась о землю, затрепетала всей хвоей и замерла.
В обоих изображениях — олицетворение дерева. В обоих лесорубы — убийцы.
Вступительный эпизод «Повести о лесах», посвященный Чайковскому, не документален (об этом упомянуто в примечаниях к Собранию сочинений Паустовского 1957 года).
Один из героев повести — Леонтьев, писатель, временно работающий объездчиком в лесничестве; в упомянутых примечаниях к Собранию сочинений Паустовского сказано, что отдаленный прототип Леонтьева — писатель И. Н. Соколов-Микитов. Думается, что примечание подсказано Паустовским и, может быть, не без лукавства. В некоторых размышлениях и высказываниях Леонтьева проступают и черты автора повести, знакомые нам по другим его произведениям.
«Повесть о лесах», как «Кара-Бугаз», как «Колхида» и некоторые рассказы «Черного моря», устремлена в будущее.
Пейзаж края почти всегда вызывает у Паустовского мысли о том, как улучшить, как сохранить созданное природой. «Повесть о лесах» остро агитационна. Агитационны тут и описания буйств природы. В «Колхиде», в ураганах повести «Черное море» есть, в соответствии с экзотичностью изображения, и любование буйствами, которые писатель призывает укротить. В «Повести о лесах» этого любования нет. А драматизм изображений остался. И сильные, неожиданные сравнения — тоже; они органичны для поэтики Паустовского. В одной из первых глав «Повести о лесах» изображен ливень.
31
Л. Левицкий. Константин Паустовский. М., 1963.