Убей-городок

Наконец, следователь прибыл, и работа закипела. Ну, не закипела, это я пошутил, она просто началась. Каждый занялся своим делом, а следователь, удобно устроившись на деревянном ящике около окна снаружи домика (всё равно стекло из него изъял криминалист), принялся строчить в протокол то, что ему диктовал судмедэксперт изнутри. Мной никто не командовал, да я и сам знал, чем заняться.

Когда всё закончится, на моём попечении останется труп бывшей поднадзорной, и в этом деле мне помогать никто не станет. Так что, надо поторапливаться. Сначала машина, лучше грузовая и бортовая, а не самосвал. Конечно, Римка мне претензий в плане комфорта высказывать не будет, но не на самосвале же её в морг везти? Да и все-таки, пусть она сто раз рецидивистка, но человек, теперь уже мертвый. А потом у меня будет ещё одно дело, которое обязательно надо сделать сегодня, и до полуночи. И о котором я никому рассказывать не буду. Потому что оно — моё и только моё.

Поймать машину для перевозки трупа, да ещё «несвежего», тут талант нужен. И хотя в семидесятые годы машины останавливаются по требованию любого милиционера, пусть он хоть фуражкой, хоть ногой махнет вместо жезла, стоит водиле узнать, зачем машина потребовалась, тут и начнётся: и бензин кончается, а указатель уровня не работает, и в движке что-то стучит, и колесо спускает — до гаража не доехать. Поэтому, действуем в соответствии с опытом старших товарищей.

Я вышел на улицу Чкалова и занял нужную позицию. Ждать пришлось недолго, всё-таки промзона рядом. Увидев приближающегося ЗиЛ — 157 («Захар», в просторечии), сделал официальное лицо и произвёл отмашку, нет, не ногой — планшеткой.

—Так, товарищ водитель, добрый вечер!Инспектор Воронцов. Вашу путёвочку, пожалуйста.

С путёвками водители расставаться не любят, но и не показать их нельзя. И что делать? Мой решил поступить так:

— Вам доехать куда-то надо, товарищ лейтенант? Так это мы мигом! Или подвезти чего?

Он сделал таинственную физиономию.

Но я был твёрд, как скала.

— Путёвочку, я же вам сказал.

После ещё парочки фальшивых заходов, водиле пришлось подчиниться. Я заполучил путевой лист в руки и, почти не глянув в него, убрал в планшетку. Вот за такие вещи нас и называют всякими нехорошими словами. Но что делать, издержки профессии. Иначе успеха не видать.

Водитель забеспокоился было, но я его утешил.

— Сейчас мы отвезём в морг тело одной гражданки.

— Так мне же в гараж надо! — всё-таки посопротивлялся он маленько.

Но я пресёк эти вздорные отговорки:

— А подвезти мне чего-нибудь, так и в гараж не надо было?

Но лучше всё-таки наладить с ним хорошие отношения. Поэтому, подумав, добавил:

— Если всё сделаем быстро и как надо, отмечу путёвку часом позже.

Шофёр мигом смекнул, что к чему. И мы сразу стали друзьями. У какого водителя грузовика в те (то есть, в эти) времена не было на памяти какой-нибудь невыполненной шабашки? Это вам эпоха развитого социализма, а не какой-то капитализм, понимаете ли! Здесь грузы на себе перетаскивать полагается. А государственный транспорт вам не для частнособственнических интересов!

Я, конечно, немного рисковал, давая ему такое обещание. А если он где-нибудь влипнет? Ну, что ж, придётся отвираться, перепутал, мол, не казните сильно.

— Только я труп таскать не буду, — сразу поставил он условие.

— Не будешь, не будешь, — успокоил я его.

Когда мы обо всём договорились, я забрался в кабину и скомандовал:

— На взлёт! На Бульварную, тридцать четыре.

—Так это же милиция?! — удивился водитель. — Мы что, труп из милиции повезём?

Я увидел, как загорелись его глаза: предстоит что-то интересное. Будет что мужикам рассказать. Но я его разочаровал:

— За ключом от морга и за суточниками. Ты же не хочешь труп таскать?

Дежурный по горотделу долго пытал меня про убийство — что там да как там, а то его область совсем задолбила. Он так наседал, будто надеялся, что я сломаюсь под его напором и сообщу, что преступник установлен, задержан и уже пишет явку с повинной. И тогда он первый... Нет, даже не так, а вот как: самый первый доложит о победе в областное УВД, выслушает скупую похвалу и уйдёт спать до утра, бросив все дела на помощника.

Ключ я всё-таки получил, а из подвала привели двух «добровольцев» — мужичков-суточников, которым просто так сидеть в камере было скучно. Всё это было не по правилам. Двое административно-арестованных, без охраны, на меня одного в неурочное время, без наряда на работы и ещё куча всяких нарушений помельче. Одна надежда, что эти суточники — истинные джентльмены и взаимовыгодные договорённости не нарушат. Почему взаимовыгодные? Да потому, что я позволю им заскочить в магазин за куревом. И где они прячут деньги, которых у них быть не должно, меня не интересует. Да и ладно — на худой конец выделю им из своих скудных наличных мелочь на пачку «Примы».

Мы успели на место, пока опергруппа ещё не разъехалась по домам. Я получил от следователя направление на вскрытие трупа гражданки Коркиной, а сыщик Андрианов рассказал, что ничего интересного не нашли. Кой-какие пальчики изъяли, стекло из окна с отпечатками да посуду. Что интересно, в доме — ни одного ножа. Возможно, преступник унёс. Судмедэксперт Павлов на мои вопросы пробурчал что-то невнятное, типа — ему ещё перед школьниками отчитываться не хватало. Не посчитал он меня достойным для равного диалога. Вот они, издержки молодости. Это уж потом Андрианов рассказал, что у Риммы две колото — резаных раны. Одна в шею, вторая — в грудную клетку. Всё остальное — после вскрытия, завтра, часам к двенадцати. Предварительно, смерть наступила около суток назад.

Пока всё шло, как и тогда, сорок четыре года назад, хотя мелких деталей, разумеется, я уже не помнил. А ещё я не помнил, от кого мне стало известно про Шматинина. В этой реальности — от пацана, да и то, неконкретно. А в той — убей бог, не помню.

Суточники уже накурились до одури, с голодухи — то, и рвались на работу, но когда увидели и унюхали, что им придётся грузить, пыл поутратили. Но деться некуда, раз уж вызвались. Я разрешил им закинуть Римму вместе с простынёй, на которой она и лежала (а может это была вовсе и не простыня), что несколько облегчило их задачу, а водитель услужил, открыв задний борт.

Морг на улице Комарова, вернее та его часть, которую можно было бы назвать прозекторской, функционировала на принципе «самообслуживания» и полного доверия к милиции: сам бери ключ, сам открывай, сам заноси тело усопшего. Я подумал, а вот так же можно и вынести кого-нибудь, если захотеть? Выбирай, не хочу... Золотые времена. До коммунизма, если верить наказам Хрущёва, осталось каких-нибудь четыре года. Возможно он как раз отсюда и начнётся, из прозекторской.

За свою жизнь мне приходилось много раз бывать в этом скорбном заведении, но детали, опять же, поистёрлись. Я открыл входную дверь и долго блукал в темноте, натыкаясь на холодные металлические столы с телами на них и без. При отсутствии наличия (так, кажется, говорил Виктор Михайлович Полесов у Ильфа и Петрова?) холодильников, аромат стоял в помещении такой же, если не гуще, чем в хибаре Коркиной. Наконец, я нашёл выключатель. Вспыхнувший свет бодрости духа не прибавил. Пациенты морга все, как один, были под стать моей подопечной. Так что, ей тут стесняться нечего. Так я думал, пока мои помощники сгружали Римму на свободную каталку. Я положил направление на вскрытие на верхнюю половину тела «безвременно усопшей» (выражение «на грудь» показалось здесь неуместным) и поторопился наружу.

С наслаждением глотнув свежего воздуха, поспешил к кабине. Дальше всё пошло в обратной последовательности: сдача суточников и ключа, повторный натиск дежурного, не раскрыли ли ещё мокруху, отметка путёвки шофёру (давай, так уж и быть — полтора часа подарю, только смотри у меня!) и — свобода. Ну зачем я вру? Никакой свободы быть не может. Раз есть нераскрытое убийство, участковый и опер теряют право на отдых. Но в отделение я не пошёл, потому что мне нужно провернуть одно дельце. Времени было (я посмотрел на свои скромные часики «Ракета») начало одиннадцатого, почти ночь, но моей затее это не мешало. Только мне требовался помощник. Грех беспокоить старика, но другого я ничего не придумал.