Ангел Дармунда

Смит широко усмехнулся Лаки.

– К тому же, кто-то нагадал мне двоих детей, и мне надо поторопиться, чтобы уложиться в указанные сроки. Так что умирать от боли или от заражения крови я не собираюсь.

– Лаки спасла меня пять лет назад, – тихо сказал Каналья, – а ей тогда было всего восемь. Считай, что вытащила меня из могилы, а от ран не осталось и следа.

– Если, конечно, не считать «маленького» следа на лице, – грустно вздохнула Лаки. – Не могу простить себе, что не смогла сделать шов короче.

– Ну ты даешь, Ангел, – покачал головой Каналья. – Да у меня насквозь была распорота щека, даже зубы выглядывали. Мне очень повезло, что именно ты ее зашила. Наш лекарь просто стянул бы края в один узел, и ходил бы я тогда с перекошенной физиономией и с текущей слюной из вечно открытого рта. А так шрам хоть и длинный, зато аккуратный, и совсем не мешает мне жить. Для вас-то я красавец, а остальные мне пофигу, – подмигнул он друзьям. – Тот лекаришка, кстати, все удивлялся, кто так удачно зашил мою морду.

– А что ты сказал тогда всем, когда вернулся через две недели, да еще с таким лицом? – запоздало поинтересовался Шельма.

Каналья прибился к их банде через два месяца. До этого он ни с кем не разговаривал в Дармунде, хотя прожил там уже шесть лет. Все считали его аутистом, и только Лаки смогла пробудить в нем желание к человеческому общению.

– Сказал, что меня похитили инопланетяне и ставили надо мной опыты, – насмешливо хмыкнул Каналья.

– И они на это купились? – недоверчиво посмотрел на него Шельма.

– А что им оставалось делать? Правда, был там один старый лекарь, который утверждал, что меня лечили мафарскими приемами, но все посчитали, что он выжил из ума. Им легче было поверить в инопланетян, чем в то, что в Дармунде есть мафары.

– Вау, Ангел! Ты оказывается знаешь и мафарские заморочки? – восторженно удивился Крыса.

– Да так, нахваталась немного еще в прошлой жизни, – скромно потупилась Лаки, не вдаваясь в подробности.

Девочка никогда не рассказывала друзьям о Венесуэле, да и сама не расспрашивала, где и с кем они раньше жили. По негласному уговору они вычеркнули прошлое из памяти и начали вести отсчет своей общей жизни.

Конечно, она знала много мафарских приемов, ведь ее три года обучал старый колдун Роман. А перед смертью еще и передал колдовской дар, который теперь она умело сочетала с магической друидской силой и блестящим умом. Это вызывало недовольство у многих преподавателей, ведь эрудиция ученицы часто была на порядок выше их собственной.

– Вот видите, мистер Смит, в какие умелые ручки вы попадете, –ухмыльнулся Каналья, – так что бояться нечего. А рисунок классный, – восхищенно прищелкнул он языком. – Даже я захотел, что-то подобное на свои ручонки, хотя всегда считал, что мне это по барабану.

– Я и не боюсь, – в тон ему ответил воспитатель, – давай, Лаки, попробуем, а там будет, что будет.

А девочка не сомневалась в благополучном исходе, ведь она решила провести всю эту операция в стерильных условиях изолятора, взяв в ассистенты Крысу и Кэтрин.

– Тогда начинаем прямо сейчас. Кэт, нам с Крысой понадобятся еще одни умелые ручки. Поможешь? – мило улыбнулась она девушке, а затем сказала Шельме и Каналье: – А вам придется крепко держать его руки.

Смит растерялся от такой стремительности, но отступать уже не хотел. Через несколько минут комната превратилась одновременно в операционную, салон тату и камеру пыток.

Еще никогда Джед не испытывал такой ужасной боли. Зелье Лаки лишь слегка заглушало ее. Делать полное обезболивание было нельзя. В нечувствительную кожу краска просто не впиталась бы.

Затем последовала череда утомительных дней и бессонных ночей, когда Смит готов был выть от боли в руках. Все это время он провел в изоляторе, не встречаясь ни с кем, кроме банды Лаки и Кэтрин.

После первого сеанса ему дали выпить какую-то настойку, после чего вся его кожа покрылась красными пятнами. Кэтрин рассказала начальству волнующую историю о том, как ночью в изолятор пришел мистер Смит, заподозривший у себя ветряную оспу, а к утру симптомы болезни были уже налицо. Главный лекарь госпиталя через порог комнаты взглянул на воспитателя него и предписал три недели находиться в изоляторе, чтобы никого не заразить. Сиделки отказались работать с заразным Смитом, и Кэтрин вызвалась работать сверхурочно, заверяя всех, что ранее уже переболела этой коварной болезнью. Об ублюдке О’Хара лекари не беспокоились. Заболеет, так заболеет, ничего – выздоровеет. Они даже перестали закрывать его на ночь, чтобы лишний раз не заходить в изолятор.

Почти три недели Смит провел в изоляции, и первые пять дней пролежал, почти не шевелясь Уход за ним полностью лег на Каналью, который неотлучно был рядом. А ночью к воспитателю приходила Лаки, и сквозь бинты смачивала раны странно пахнущим зельем.

Джеду казалось, что мучениям не будет конца, и он всю жизнь проваляется на койке небритый, немытый и противный сам себе. Но постепенно боль утихла, ему разрешили понемногу двигаться, и жизнь стала более-менее сносной. Через две недели руки уже не болели, и Смит почувствовал себя человеком. Но когда Лаки объявила, что уже можно снять бинты, он очень разволновался и боясь испытать разочарование, даже отвернулся, чтобы не смотреть на свои руки. Но тут же повернул голову, услышав восторженные восклицания.

От восхищения у Джеда перехватило дух. Все мучения мгновенно забылись. Он увидел свой пропуск в новую жизнь, в которой могло быть все: любовь, дети и самое главное – Джулия.

– Лаки, это непостижимо... Я не знаю, как смогу отблагодарить тебя…вас всех.

– Да ладно, сочтемся как-нибудь, – улыбнулась девочка, придирчиво рассматривая результат своей почти ювелирной работы. Но ее цепкий взгляд не нашел никаких изъянов. – Неплохо получилось, даже самой нравится.

– Лаки, я тоже хочу что-нибудь такое классное. Ну, пожалуйста, – жалобно попросил Шельма.

– Наш салон исполнит любой ваш каприз, сэр, – подмигнула ему Лаки, – но только не сегодня. Надо придать окончательный лоск первому клиенту. Завтра у преподавателей намечена гулянка, типа пикника, и он должен выглядеть, как кинозвезда. Кое-кто уже заждался встречи.

Все это время Джулия рвалась навестить Смита, чтобы поддержать его и предложить для лечения свои зелья. Но Лаки постоянно отговаривала ее: «Поставь себя на его место. Ты хотела бы, чтобы он видел тебя всю в красных пятнах? Да и ни к чему демонстрировать перед всеми ваши отношения. Я попрошу кого-нибудь из ребят узнать о его состоянии».

Смит вспыхнул от намека и сразу перевел разговор на другую тему:

– А что, сегодня отмечают Бельтайн? Я совсем потерял счет дням.

– Понятно, что потеряли, вам ведь ни к чему нетерпеливо ждать Бельтайн.

Лаки хитро улыбнулась, и Джед вновь покраснел, вспоминая, какой «праздник цветов» устроила Джулия на его день рождения.

– А зачем мне ждать Бельтайн? Я ведь не девушка, и мне давно уже не семнадцать лет, – попробовал отшутиться воспитатель и тут же нахмурился. – Кэтрин, надеюсь ты сегодня не пойдешь на этот праздник? Никогда не понимал к чему этот дурацкий обычай и вообще…

Он не решился продолжить фразу, ведь среди присутствующих только Кэтрин была совершеннолетней, и ни к чему было обсуждать с детьми все безобразия, творившиеся на таких сборищах.

– Ну зачем вы так? – невинно возразила Лаки. – Все взрослые девчонки ждут Бельтайн. Тебе же нравится какой-то парень, Кэт?

И пять пар глаз в ожидании ответа уставились на нее. Особенно одни – янтарные.

Девушка смутилась от прямого вопроса и быстро пробормотала: