Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 86 из 143

Эскиль подошел к мертвому телу и выдернул свою сулицу, торчавшую из горла. Вгляделся в лицо, пытаясь понять, почему оно кажется знакомым, и протяжно присвистнул. Опустился на колени, расстегнул шлем, снял его с мертвеца вместе с шапкой, снова вгляделся. Борода была залита кровью изо рта, но он узнал этот прямой острый нос, похожий на «молот Тора», эти карие глаза, даже в смерти сохранявшие твердость взгляда.

– Что – ты его знаешь? – Рядом с ним остановился Сёльвар Бешеный, клочком мха вытирая лезвие секиры. – О, да это ж Халейгов шлем, глядь!

– Вот так встреча, ётун его маму… – пробормотал Эскиль и медленно встал. – Не знаю пока, к добру или к худу… но мы избавили Ингвара от его сводного брата.

На четвертый день после отъезда Несвета Видимир чуть ли не выгнал Хельгу из дома.

– Что ты все ходишь, как в воду опущенная! – восклицал он с досадой молодого мужа, желающего, чтобы молодая жена каждый его взгляд встречала ласковой улыбкой. – Ни днем, ни ночью с тобой не сговоришься! Все из рук валится, о чем только думаешь!

– Ты меня винишь, что я тревожусь о твоем отце?

Хельга знала, что Видимир отчасти прав: со времени получения тревожной вести ей не удавалось думать ни о чем другом. Узнав, что где-то рядом русы натворили беды, на нее, как на единственную в Видимире уроженку этого племени, стали коситься; тетка Тихомила причитала не переставая и пророчила горести. Хельга и сама изводилась от беспокойства. Что означает набег русов Сверкера смолянского на владения Хольмгарда – случайность или начало настоящей войны? На первое она почти не надеялась. Привыкнув за две зимы в Хольмгарде к разговорам о княжеских делах, в которых так хорошо разбиралась госпожа Сванхейд, она думала о них куда больше, чем это положено девушкам и молодым женам. Если это война – она коснется Сванхейд, Тородда, Логи, даже Бериславы. И как это скажется на делах Эйрика? Если Хольмгарду придется воевать со смолянами, Мерямаа Ингвар поневоле оставит в покое, но радоваться не получалось. От войны никому не будет хорошо, и Хельга дивилась, что жители Видимиря так мало об этом думают. Для них эти дела разворачивались где-то на другом краю света, и если бы не Тихомила и не Несветова родня в Забитицах, они бы об этом думали так же мало, как о войне греков с сарацинами на далеком Критском море.

– Рано еще об отце тревожиться, – убеждал ее Видимир. – У него люди пеши – только до Забитиц хорошо если за два дня дойдут. Да там пока то, пока се… Делом лучше займись, а отец управится.

Оставшись хозяином в доме и боярином в городце, пусть и на несколько дней, Видимир быстро вошел во вкус. Хельга старалась заниматься делом, но придать себе веселый и беззаботный вид жены, думающей только о поцелуях мужа, ей не удавалось.

– Вот что! – сказал ей Видимир в полдень четвертого дня. – Коли тебе ради отца покою нет… Поезжай на Змеево озеро. Возьми барашка, пусть его дед Замора богам зарежет ради сбереженья и отца, и всей волости нашей.

– Змеево озеро? Где это?

– А недалеко тут. – Видимир махнул рукой на восток. – Мы от мери мимо него ехали, за день отсюда. Но то зима была, мы не останавливались – зимой змей спит. А теперь уж проснулся. У нас на Змеевом камне жертвы приносят – и богам, и самому змею, что под камнем живет.

– Змей живет под камнем? – Хельга вытаращила глаза.

– Да, нора у него там, то есть пещера. Камень сам чуть не с избу величиной. Если принести змею барашка – он из норы выйдет. А как выйдет – можно его спросить о чем хочешь, но только один раз. Он ответит. Эй, Тихоня! – окликнул Видимир отрока, проходившего к двору тетки Тихомилы. – Поди сюда!

Тихонег, иначе Тихоня, белобрысый, бойкий отрок лет пятнадцати, был старшим сыном тетки Тихомилы. Не беря пример с матери, к красивой Хельге он вражды не питал и всегда встречал ее смущенной, но дружеской улыбкой.

– Возьмите барашка, отвези жену мою к Змееву камню, – велел ему Видимир. – Дед Замора ее не знает, да и не объяснится она с ним. Увидит – испугается.

– Свезу, чего же нет? – хмыкнул Тихоня. – А дед-то наш и правда страшный!

С такими приятными ожиданиями Хельга пустилась в путь. Ради уважения к священному месту она оделась понаряднее: выкрашенное в желтый льняное платье, темно-красный хангерок из тонкой шерсти, накидка цвета болотной зелени. Теперь, когда у нее остались только два «ведьминых камня», янтарный и красный, она носила их в ожерелье между застежками, среди разноцветных стеклянных бусин.

Поехали верхом. Кроме Тихони и черного барашка, Хельга взяла с собой Естанай. От Видимиря до Змеева озера было чуть более трех пеших роздыхов, и Тихоня обещал, что сегодня будут на месте еще до темноты. По дороге Хельга расспрашивала про змея: правда ли он живет под камнем и отвечает на вопросы или это Видимир над ней подшутил?

– Правда живет змей! – Тихоня чуть не обиделся. – Издавна живет, у нас в волости все его знают.





– Каков он собой?

– Две головы у него…

– О боги!

– Истинно так! Сам с доброе бревно величиной, вон как та ель! – Тихоня показал на старую ель у тропы, уходящую вершиной в небеса. – Седоват, пестроват, есть у него и хвост, и крылья!

– Крылья? Чтобы летать?

– Ну, чтобы летал, я не слыхал такого, – признался Тихоня. – Из норы под камнем выползает и жертвы принимает. Говорят, коли гневается он, на озере буря поднимается, тогда, значит, хочет змей голову человечью, иначе по всей волости будет неурожай и мор на людей и скотину. А чтобы не гневался, дарят ему дважды в год по голове бараньей, от нас и от Людогощи.

Озер в этом краю было много, и по пути всадники миновали их еще несколько, четыре или пять. Но вот Тихоня показал на водную гладь в окружении леса: мол, оно самое. Змеево озеро было даже больше Видимиря и шире – если озеро Видимире очертаниями напоминало толстый крюк, то Змеево – отпечаток исполинской стопы. Пришлось обогнуть его с севера, чтобы попасть на восточный берег, перебраться через речку Стругу, впадавшую в озеро с севера, и еще немного поехать вдоль него по хорошо набитой, хоть и изрядно грязной тропе на юг. Осторожно проезжая над глубокими лужами, Хельга подумала: пешком тут в дождливую пору и вовсе не пройти.

Солнце еще светило ярко, когда перед путниками открылась полянка у самой воды, окруженная березой, ольхой и кустами.

– Вот он, Змеев камень! – с торжеством провозгласил Тихоня.

– А здесь можно оставить лошадей? – с беспокойством спросила Хельга. – Он не выйдет и не съест их?

– Как бы нас самих не съел! – поправил ее Тихоня, дескать, дура баба!

Путники остановились на краю поляны, шагах в десяти от камня, и привязали лошадей. Те не проявляли признаков беспокойства, а значит, никакого змея пока не чуяли.

– Ой, вон! – вдруг вскрикнула Естанай.

Хельга, облившись холодной дрожью обернулась; успела заметить, что Тихоня тоже подпрыгнул и в ужасе вытаращил глаза. Оказалось, что Естанай всего лишь увидела на кочке в трех шагах двух молоденьких змеек: они грелись на солнце, но от шума уползли в мох.

Успокоившись, Хельга пошла посмотреть на камень поближе. Он лежал на самом краю берега, нависая над водой; и правда величиной почти с избу, серый, покрытый трещинами и лишайником. В воде еще лежали камни, но другого цвета, гладкие и гораздо меньше.

– Где же пещера?

– Вон там! – Тихоня зашел на мостки, вдававшиеся от берега в озеро шагов на десять, и показал со стороны воды под нижнюю кромку камня. Здесь было еще не глубоко, человеку по колено, и под прозрачной водой желтел песок на дне. – Там его гнездо. Не очень большое – человеку едва пролезть, а прямо в самое подземелье уходит. Бывают годы засушливые, озеро мелеет, тогда вход в него видно делается, но это плохие годы, народу много мрет. Теперь к деду Заморе пойдем.

Изба деда Заморы, хранителя Змеева камня и жреца, стояла шагах в десяти дальше; низкая, с посеревшими от времени бревнами, с замшелой крышей, она почти сливалась с зарослями. На коньке висел лошадиный череп.