Ведьмины камни

– И Ингвар тоже! – Берислава засмеялась. – Его жена – Эльга, моя родная сестра, она у нас старшая. Мы с ней – родные сестры, а наши мужья – родные братья, но только она и Ингвар – старшие, а мы с Тороддом – младшие! То есть я – младшая из наших трех сестер, а Тородд – средний из трех братьев. У нас еще есть Володейка, на год меня старше, она тоже замужем, но живет очень далеко, в Чернигове. А у них еще есть Логи – он живет здесь, он пока молод для женитьбы. Забавно было бы, если бы Логи женили на мне, а Тородда – на Володейке, но Эльга решила, что она должна выйти за Грозничара, им это нужно, там, в Киеве… И я очень довольна, что Тородд достался мне!

Смеясь, она приподнимала русые брови, и это придавало ее открытому лицу ликующий вид; волосы, видные из-под покрывала надо лбом, у нее были очень красивого светло-русого оттенка.

– Я жду его, ну, Тородда! – продолжала Берислава. – Он был в походе с Ингваром, я не видела его чуть ли не год, и теперь наконец он возвращается! Он приедет и удивится – Альвуша уже совсем большая! Она даже немного ходит, если ее держать за руки.

Теперь Хельга расслышала в ее смехе что-то лихорадочное; должно быть, ожидание истомило ее, а эти последние дни казались длиннее прежних месяцев. Хельга вдруг позавидовала, что у Бериславы есть муж, к которому она так привязана; захотелось, чтобы у нее тоже был муж, чтобы она могла его ждать, волноваться о нем, радоваться встрече… Чувствовать себя крепко связанной с кем-то, что делает человека по-настоящему укорененным в жизни. Девушка перед замужней женщиной – что тень дерева перед самим деревом, так ей подумалось сейчас.

– А где твой брат Логи? – вырвалось у Хельги.

– По-славянски это называется «деверь», – просветила ее Берислава. – Он на лову. Уехал еще вчера, когда пришел гонец. Если на днях здесь будет целое войско, нам понадобится очень много мяса! А почему ты спрашиваешь? Разве ты его знаешь?

– Да, я… – Хельга смутилась. Что Берислава о ней подумает – приехала в такую даль жениха ловить? – Мы виделись прошлой зимой, когда госпожа Сванхейд ездила в Видимирь.

– Ах это ты! – воскликнула Берислава, будто сделала открытие, и повернулась к Хельге, чтобы лучше ее рассмотреть. – Наши дренги полгода над ним смеялись, дескать, он влюбился… Я только забыла в кого.

К этому времени они уже стояли в женском покое, здесь заменявшем мерянскую кудо. Это было просторное помещение, дверью соединенное с поварней – через нее они прошли, – с такими же спальными помостами вдоль стен. Над огнем очага висели сразу три котла, в углах стояли три или четыре ткацких стана, все заправленные, в углу были горой сложены прялки и стояли лукошки с веретенами, каждое пряслице помечено знаком своей хозяйки. На полу и на помостах возились дети, стоял шум, запах пара из котлов мешался с запахом пеленок.

– Вот он обрадуется! – многозначительно протянула Берислава. – А еще я жду мою сестру Эльгу. Гонец сказал, что Ингвар едет с женой и дружиной. У вас с ней одно имя. Эльга – так у славян произносят имя Хельга. Или Ельга. Ее назвали в честь нашего дяди Хельги. А тебя?

– Мое имя отцу подсказала норна, – с важностью ответила Хельга: так говорила ее мать.

– Я очень хочу увидеть Эльгу! Я уже думала, что никогда в жизни ее больше не увижу, с тех пор как она сбежала из дома пять лет назад…

– Сбежала из дома?

– Ну да, Ингвар ее похитил, потому что наш дядя Воислав – это князь псковский – хотел выдать ее за другого, за Дивислава с Ловати. То есть это Мистина ее увез – это Ингваров побратим, сын Свенельда. Свенельд отсюда родом, из Хольмгарда, но они давным-давно уехали в Киев…

– Куда? – Хельга растерялась под этим потоком сведений.

– Ну, в Киев, где правил Олег… Хельги Хитрый.

– Кёнугард?

– Да. Ты ее скоро увидишь. Она такая красавица! Говорили, мы с ней похожи, но она всегда была красивее меня.

– Если она красивее тебя, то с ней сравнится только Фрейя! – искренне сказала Хельга.

– За пять лет она, наверное, стала еще лучше… Ох, ну тут и гомон! – Берислава глянула на спорящих у очага служанок и на детей, что-то не поделивших и катавшихся клубком по полу. – Знаешь что, пойдем-как к нам! Пока Тородд не вернулся, у нас и места больше, и спокойнее. Накинь шубу, это близко. Пусть служанка возьмет твои пожитки.

Против перемещения в более тихое место Хельга никак не возражала: от всех впечатлений, многолюдства и шума у нее шла кругом голова.

После женитьбы Тородд поселился в отдельной избе, и хотя стояла она здесь же, на конунговом дворе, там и впрямь было тихо и спокойно. Годовалая дочь Бериславы под присмотром няньки-чудинки ползала по полу. Здесь Хельга наконец смогла раздеться и отдохнуть. Оглядываясь по сторонам – чисто, у стен красивые резные лари, на полках цветная поливная посуда и даже кое-что из серебра, – она глубоко вдыхала и старалась убедить себя, что далекий путь окончен. Она в Хольмгарде!

Точно так же когда-то не могла в это поверить ее мать, проделавшая к этому месту такой же долгий путь, только совсем с другой стороны…

– К нам теперь все приезжают! – в отчаянии воскликнула Берислава. – Еще люди и еще!

Назавтра, немного оглядевшись, Хельга поняла, почему Сванхейд не могла уделить ей время. И Хольмгард, и конунгов двор полнился гостями, и каждый день прибывали новые. Все это было ради Ингвара – летом он воевал на Греческом море, а теперь ехал повидаться с матерью. О том, чем кончился поход, пока ходили слухи самые противоречивые: одни говорили, что успех и огромная добыча, другие – что полный разгром. Толки об этом шли целый день повсюду – и в гриднице среди мужчин, и в поварне среди женщин, но правду мог поведать только сам Ингвар. С ним уходило немало людей из Хольмгарда и из окрестных селений близ Ильменя, русов, славян и даже ближних чудинов. Отправился с ним и родной брат Тородд, и двое двоюродных братьев, и словены с Волхова и Ильменя. Родичи с нетерпением ждали их назад, причем еще не было известно, кто из ушедших, кроме самого Ингвара и Тородда, вернется живым, а чьей семье уже на днях предстоит облачиться «в печаль»[9].

Хедин с его людьми жил в большом гостевом доме – Хельга несколько раз видела брата во дворе и в гриднице за едой. Несвета с сыном она после приезда ни разу не видела и даже не вспоминала о них. Они где-то нашли себе приют – Сванхейд позаботилась о сыне и внуке своего мужа, – но у них хватало ума понять, что сейчас не до них, все думают только о тех сыновьях Олава, что ходили на Греческое царство.

Дорожные сомнения Хельги «что я буду там делать?» рассеялись очень быстро – Сванхейд требовались любые женские руки, хоть к чему-то способные. В ожидании дружины целыми днями пекли хлеб, делали козий сыр, коптили и солили рыбу, мясо, сало, щипали птицу, сбивали масло, готовили еду для уже прибывших гостей.

На другой день после приезда Хельга спала дольше обычного. Берислава велела ей отдыхать, а сама еще в темноте ушла в коровник – нужно было доить коз и коров, снимать сливки, сбивать масло, делать сыр. В избу она вернулась уже при свете, когда Хельга встала, и ее открытое лицо было омрачено печалью.

– Мне рассказала Сванхейд… ей вчера рассказали купцы, которые тебя привезли. О Мальфрид. Ты знаешь Мальфрид? Это была старшая дочь Сванхейд – то есть старшая из двух оставшихся. Говорят, она умерла. Где-то на западе, у ляхов. Они с Олегом-младшим уехали туда, когда Ингвар захватил Киев. Какие-то гости оттуда им рассказали в Булгаре. Я, правда, сама ее не знала, она уехала в Киев, еще пока я была совсем маленькая и жила дома. Но Сванхейд очень огорчилась.

Хельга увидела Сванхейд в гриднице во время завтрака. Сразу пара сотен человек села за длинные столы, а служанки вносили большие котлы с дымящейся кашей, сметану и масло ставили на стол горшками, караваи хлеба подавали корзинами, а блины с поварни – деревянными корытами. Госпожа Хольмгарда была невозмутима и величественна, как всегда, и ничуть не выглядела огорченной. Обычным ровным голосом она говорила с людьми, приветствовала вновь прибывших, отдавала распоряжения. Когда Хельга встретила ее взгляд, он был тверд, и Сванхейд приветливо ей кивнула. И все же Хельга видела в ее глазах некую отстраненность – Сванхейд отодвигала от себя мысль о своем несчастье, чтобы не выдать его перед людьми. И Хельга вспомнила, зачем ее сюда прислали – почему приезд незнакомого ей Ингвара, его успех или неудача так важны для нее, для Эйрика и родителей, для всей Мерямаа. Но пока она могла лишь ждать и наблюдать, даже перед Бериславой не выдавая, как сильно ее, молодую девушку, занимают дела конунгов.

9

«В печали» – в траурной одежде.