Ведьмины камни

Всю ночь варяги усердно налегали на весла, и до рассвета вереница лодок вышла к Песи. Здесь задержались, чтобы забрать людей из дозорного стана и найти в зарослях братьев Хельги. Как ни была она утомлена и обеспокоена, ей доставило удовольствие изумление на их лицах, когда она вывела их к реке и показала десятки лодок, где сидели не менее трех сотен варягов.

– Вот моя добыча! Я взяла их всех в плен и теперь хочу поскорее доставить к дяде.

За спиной Хельги стоял кто-то весьма рослый, и Хедин легко его узнал.

– Опять ты! – недружелюбно бросил он.

– Да, где ни покажусь, нигде мне не рады! – непринужденно ответил Эскиль.

– Подай ему руку, Хедин! – попросила Хельга. – Он будет твоим родичем, и лучше вам с самого начала с этим примириться.

– Родичем? Ты уверена?

– Хедин, ты злился на него за то, что он пытался меня похитить. Теперь я его похитила. И мне это удалось! Уже почти! Пожми ему руку, и тронемся поскорее дальше, – потребовала изнывающая от нетерпения Хельга. – Нам надо отойти от этого устья хотя бы на роздых, а потом устроим привал. Там еще поболтаете.

Они стояли у воды, возле лодок, предрассветный мрак мешался с густым туманом. Из лодок смотрели сотни варягов, телохранители Эскиля стояли от него по бокам, у Хедина за спиной были двое братьев. Пока Хельга говорила, Хедин и Эскиль держали руки на поясах. Потом Эскиль с небрежным видом подневольной уступки выставил правую руку перед собой, тыльной стороной к Хедину. Тот внимательно оглядел и Эскиля, и эту руку, будто ничего подобного никогда не видел, потом поднес к ней свою – таким же образом, тыльной стороной к будущему родичу.

– Ну! – Хельга топнула ногой.

Их ладони наконец сошлись, кисти сжали одна другую – на одинаковой высоте, чтобы никто не признал себя более слабым. Некоторое время они мягко давили – каждый надеялся перевернуть руку соперника вниз – потом расслабились. Хельга выдохнула с облегчением и замахала руками:

– А теперь по лодкам! Парни, навались на весла!

Глава 4

Теперь дружина Хельги двигалась вниз по Мерянской реке и за день преодолевала расстояние вдвое большее. Хедин с братьями были уверены, что Эйрик со своим войском уже тронулся вслед за ними на запад, а значит, встречи с ним можно ожидать в любой день. И Хельгу, и Эскиля тревожили мысли об этой скорой встрече, хотя Эскиль скрывал тревогу за безразличием, а Хельга – за веселостью. Вот-вот ей придется предъявить свою «добычу» сначала дяде, а потом и прочим родичам. Эскиль не мог похвалиться ни законным знатным происхождением, ни богатством – если не считать трех сотен дружины, что сейчас было для владык Мерямаа самым ценным сокровищем. То, как приняли Эскиля Хедин и братья, больших надежд не внушало, но Хельга понимала: у них есть причины ему не доверять, и если бы не опасность со стороны Ингвара и не острая нужда в военной силе, родичи и слышать не захотели бы о ее браке с варягом-намником темного происхождения, который явился в Мерямаа как враг и грабитель и к тому же убил ее первого мужа. Хельга была уверена в своем выборе, но не знала, как объяснить его родичам. Когда ее мать выбрала Арнора, в его достоинствах как мужа никого не пришлось бы убеждать. Эскиль был богат отвагой и ратной славой, но все это он проявил и получил на службе Ингвару, ставшего врагом Мерямаа…

Сам Эскиль тоже, конечно, не мог не думать о том, что уже вот-вот предстанет перед новым конунгом, предлагая ему не только свой меч – для борьбы против прежнего хозяина, – но и себя самого в родню, причем расчистив это место путем убийства. Поневоле он глядел на себя глазами родичей Хельги и впервые в жизни беспокоился, порадует ли их это зрелище. Никогда раньше он не сомневался в себе – в глазах хирдманов, чье мнение для него только и было важно, все решала его отвага и воинское искусство, а родство с конунгами, пусть и сомнительное, тоже шло на пользу. Но, лишь приблизившись к старинному уважаемому роду, живущему близ могил многих своих предков, он осознал, как беден тем, что для таких людей важно.

Теперь, когда исполнение его обета стало делом решенным, ему стоило бы ликовать, но положение его оставалось неопределенным и тревожным, и вместо радости в душе росли сомнеия. Не смеются ли над ним норны?

Хельга часть пути проделывала в лодке с братьями, часть – с Эскилем, но им почти не удавалось поговорить. На стоянках же Эскиль никак не мог остаться с ней наедине. Спала она в окружении братьев, но и днем было не легче: как Эскиль подозревал, Хедин с братьями поделили сутки на стражи и по очереди наблюдали, чтобы он не подходил к ней близко. Хельга тоже это заметила и бросала на Эскиля сочувствующие взгляды, но с братьями не спорила.

– Когда ты увидишься с Эйриком и вы договоритесь, будет полегче, – шепнула она ему на третий вечер их путешествия. – Если они увидят, что Эйрик готов тебе поверить, то и сами поверят.

Уже стемнело, часть людей устроилась вокруг костров спать. Эскиль и Хельга еще сидели на бревнах, а напротив сидел Сигурд, дожидаясь, когда пора будет провожать сестру в шалаш.

– Хельга… – нерешительно начал Эскиль. – С Эйриком я, может, договорюсь. Но ты… я все думаю…

– Что ты думаешь? – Хельга заглянула ему в лицо, где отражалась непривычная задумчивость.

– Ко мне Фрейр был очень милостив, но я думаю: а что хорошего мой обет принесет тебе? Мой дед… Ну, бабка Уна и правда рассказывала, что это был Хроальд сын Рагнара, но нет никаких свидетельств, что это правда. Той золотой гривны, которую он ей якобы подарил, даже мой отец не видел. У меня от греческой добычи еще осталось кое-что, но этим можно осчастливить какую-нибудь дочку бонда, а не такую, как ты. Твой первый муж… хоть он и был пискун изрядный, но со временем ему исполнилось бы и двадцать пять, и тридцать. А во всем остальном он был лучше меня. Он-то был законным внуком конунга, не то, что я. Если все выйдет, как ты говоришь, и мой обет исполнится, тебе-то он принесет какое-нибудь счастье?

Хельга вздохнула, глядя на него. Ей было приятно, что он заговорил об этом, но она хотела его успокоить. Да, все так, но если бы это зависело от нее, она не желала бы вернуть Видимира. Наоборот: ее жизнь с Видимиром, в то время казавшаяся ей вполне благополучной, теперь виделась ей временем неволи и тоски. В то время ее не покидала глубоко скрытая тревога, ощущение близости с человеком, любви которого она по-настоящему не доверяет. Ни разу при взгляде на Видимира она не чувствовала прилива счастья просто от того, что он есть и она его видит. С Эскилем все было иначе. С каких-то пор он, с его пятном ожога на щеке, с его сосредоточенным, пристальным взглядом серых глаз под светлыми бровями стал ей близок, как никогда не был Видимир, хоть она и знала его намного дольше и он во всем ей подходил. Каждый взгляд на его лицо приносил ей живую радость. Она чувствовала себя и Эскиля частями одного целого, и быть с ним стало для нее главным условием благополучия. Две зимы назад ее ужасала мысль все покинуть и уехать с ним в Киев; сейчас она не затруднилась бы с решением ни на миг. В Киев? В Миклагард? В Багдад? Ну что ж, и там люди живут. Зная, что связана с Эскилем, Хельга чувствовала себя сильной, как богиня.

– Послушай. – Она придвинулась к Эскилю и ласково коснулась его обветренной руки. – Фрейр принял твой обет. Я думаю, он обратился к своей сестре, а она – к норнам, они нашли мою нить и привязали к твоей. Теперь это наша судьба. Я ничем другим не могу это объяснить, но я хочу исполнения твоего обета не менее сильно, чем ты. «Довольно ль вам этого?» Если нет, ничего другого я не могу добавить. Ты спрашиваешь, что я выиграю. Если благодаря тебе мы сумеем спасти Мерямаа от войны с Ингваром или хотя бы не проиграть эту войну, значит, ты богат удачей, которая важнее золота и знатности рода. Помнишь, той зимой в Хольмгарде ты однажды мне сказал, что ты удачливый человек?

– Ну… не помню, но я мог это сказать.

– А еще, помнишь «Речи Хникара»? Ты рассказывал эту сагу в гриднице Сванхейд: что одних любят за красоту и учтивость, а других – за отвагу и доблесть? Мне теперь кажется, я тогда влюбилась в тебя…