Рыцарская сказка

– Да, дел никаких нет, видишь, животины мало.

– Куда же она делась?

– Разъехалась кто куда.

– Ну и ты что, спишь теперь целыми днями?

– Ага, а что еще делать?

– Ты бы хоть разводить их начал, что ли.

– Кого?

– Лошадей.

– А-а, ты мне напомнил, хочу тебе рассказать кое-что. Тут одна пегая обзавелась горбом. Теперь смотришь на нее и не поймешь: то ли лошадь, то ли верблюд.

– Как это?

– А так, почти год назад зашла ко мне сюда Хильда, ты ее знаешь.

– Видел.

– Зашла и стала все ходить, рассматривать, расспрашивать про каждую лошадь, я, понятно, все ей объяснял. Она долго выбирала, я уж измаялся весь, но потом приглянулась ей чем-то эта пегая. Уж чем – не знаю, на ней только воду возить, и то недалеко. Хильда ее и потрогала, и пощупала, и в зубы заглянула, и под хвост. Лошадь сама, наверное, удивлялась. Потом Хильда мне говорит: «Поди погуляй немного по двору», и дает золотой.

Вышел я во двор, далеко от конюшни уходить не стал, но и подглядывать за ней не решился, еще заметит, ведьма, обидится. Слышу, пегая заржала. И так странно, не поймешь: то ли с испуга, то ли от радости. Я остановился, прислушался, кобыла ржать перестала, а больше из конюшни ни звука. Стою, жду дальше. Наконец Хильда меня позвала. Подошел я к ней, а она на меня посмотрела насквозь так, и усмехнулась. Потом велела следить за пегой получше, чтоб корм был добрый и вода свежая да работой не морили.

Когда Хильда ушла, повернулся я к пегой, посмотрел на ее морду и обомлел: она улыбалась. Ты не поверишь, лошадь и улыбается! Можешь повесить мне хомут на шею, если я вру. Да еще такой глупой и довольной улыбкой, что я не сдержался и заржал не хуже ее, а она, вот зараза-то, мне ответила. Так мы с ней вдвоем ржали, пока на конюшню рыцарь Рудольф не заглянул. Он аж остолбенел. Мы его как заметили, сразу смеяться перестали, я подал сэру его коня, и он, уезжая, все оглядывался на нас. Вот, а потом через несколько месяцев я заметил, что у пегой горб растет, тут мне сразу Хильда вспомнилась. Я ей дал знать. Она зашла сюда, посмотрела на эту уродину и осталась довольна. А чем там быть довольным?

Бран усмехнулся.

– Ты что-то невеселый, – отметил Кримон, ожидавший более бурной реакции на свой рассказ.

– С чего быть веселым?

Кримон вздохнул и потянулся к вину. Они еще раз выпили, пожевали закуски, разговор не клеился, настроение потускнело. У Брана на душе кошки скреблись, а вокруг все было так хорошо: лето, солнце, теплое мягкое сено, неплохое вино, веселый приятель. Глаза у Брана стали такими грустными, что Кримон не выдержал и спросил:

– Беда какая-нибудь?

– Ладно, слушай, что я тебе расскажу…

Кримон покачал головой и многозначительно замолчал. Бран тоже молчал и не торопил своего приятеля с ответом, заранее уверенный в бесполезности всего. Кримон прилег и стал рассматривать потолок. Бран тоже прилег и затянул какую-то заунывную песню. Кримон поддержал его. Так они лежали на соломе и пели. Закончив одну песню, начинали другую, и так до тех пор, пока не устали глотки. Потом Кримон рассказал еще какую-то смешную историю, и только Бран собрался уходить, Кримон с трудом, как будто поднимая тяжелый камень, проговорил:

– Я долго думал. Тебе может помочь только смертельный враг Королевы, подумай, кто бы это мог быть. Если найдешь такого, встань перед ним на колени и клянись быть рабом до конца дней своих. Другого пути я не знаю.

– Где я такого найду?

– Это уж твое дело, тут я тебе не помощник.

– Ну, и на том спасибо.

– Не отчаивайся, пути господни неисповедимы. Надейся на лучшее.

– Придется.

Когда Бран вышел во двор, то уже знал, к кому обращаться за помощью. Решение он принял не сразу. Слишком много было доводов за и против. С одной стороны, страх, с другой – долг перед другом. Попытка решить этот вопрос путем взвешивания всех возможных последствий не принесла успеха, слишком все непредсказуемо. Тогда он сказал сам себе: «Если я не сделаю этого, то буду трусом и предателем». Вслед за решением пришло и облегчение: теперь все зависит от судьбы и случая, и ей надо думать, ошибся ты или нет. Теперь надо действовать.

– Так ты говоришь, что рабом будешь, да? – усмехнулась Брингильда.

– Буду, – мрачно подтвердил Бран.

– Ну ты все-таки скажи, почему ты именно ко мне пришел, а не к Хильде или Розанде? Почему не пошел к Аримхану, а?

– Все знают, что ты самая могущественная колдунья в замке.

– Только поэтому?

– Да.

– Ты врешь, тебя подослали. Зачем? Толкнуть меня на измену Королеве.

– Я прошу тебя вызволить человека из проклятого подземелья, а не изменять Королеве, – поморщился Бран.

– Врешь, я же чувствую. Кто тебе приказал прийти сюда? Лейзер или Фидлер?

– Делай со мной что хочешь. Никто меня не посылал.

– Ладно, змееныш, посмотрим, кто кого перехитрит.

Брингильда дернула три раза шнур, висевший на стене, и в комнату вошел Асимарг. Увидев стражника, он обратился к Брингильде на каком-то тарабарском языке.

Бран весь напрягся, стараясь понять, что происходит за его спиной, повернуться он не решался. Из разговора Брингильды с Асимаргом он не понял ни слова, а их интонации были настолько спокойны, что не давали и намека на характер беседы. Наконец разговор прекратился. Брингильда повернулась к Брану, а Асимарг остался у двери. Он сел там, чтобы наблюдать за Браном со спины.

– Теперь мы проверим, врешь ты или нет, – обратилась Брингильда к Брану. – Я думаю, ты врешь. А если нет, тогда твое счастье. Я не уверена, выдержишь ли ты испытание. Умрешь, а я так и не узнаю, кто тебя послал, – Брингильда рассмеялась если не зловеще, то так как-то неприятно.

– Я покажу этой коронованной свинье, как подсылать ко мне лазутчиков. Это ей еще аукнется, – тихо, чтобы не слышал Бран, сказала Брингильда, вышла в соседнюю комнату и вернулась оттуда с маленькой корзиной в руках, в которой что-то шуршало.

Бран впился глазами в корзинку. Он начал поддаваться страху и не скрывал этого. Он только теперь ощутил нависшую над ним опасность, от корзинки веяло могильным холодом. До сих пор ему удавалось уговорить себя, что все будет хорошо: Брингильда просто попугает его, и дело на этом кончится, но теперь он понял, что Смерть уже вошла в комнату и может в любой миг коснуться его своей костлявой рукой. Брану стало по-настоящему страшно – не так, как бывает ребенку, попавшему в темную комнату, а безнадежно страшно. В отсутствии мужества его никак нельзя было обвинить, и потому Бран бы просто не поверил, если бы ему кто-нибудь сказал, что он будет так напуган. Но теперь ему не было стыдно за свой страх перед самим собой, тем более что мыслей об отступлении у него не было. Он решил идти до конца, а там будь что будет.

Брингильда посмотрела на Брана и удовлетворительно усмехнулась. В ее глазах промелькнуло звериное выражение. Она догадалась о внутреннем состоянии Брана.

– Так вот, послушай меня, красавчик, – обратилась она к Брану. – Испытание простое, но надежное…

Бран уже не мог смотреть на ее улыбку и отвернулся.

– Сиди на этом стуле, как сидел, только разденься до пояса. Так, а теперь смотри.

Она открыла корзину. Бран повернулся и увидел там змею. Сердце его заколотилось так быстро, как только могло.

– Она и поможет нам узнать правду, – Брингильда указала на змею. – Ты не догадываешься как? Она немного поползает по тебе. Не бойся, это не щекотно. Ей, бедняжке, скучно в корзине, а ты живой человек, развлечение. Да, а как мы узнаем правду? Очень просто: пока она будет ползать по тебе, я задам несколько вопросов. Как только ты соврешь или лишь подумаешь соврать – слушай внимательно, от этого зависит твоя жизнь – она тебя ужалит. Не бойся, она не ошибется. Когда ты задумаешь соврать, тебя охватит страх, она это почувствует по твоей коже, по теплу твоего тела, по тому, как течет в нем кровь. Ты, наверное, догадываешься. От ее яда умирают сразу, но ты успеешь пожалеть, что соврал. Мне кажется, ты все понял.