Бессмертные. Путь Свободы

Откуда мать могла знать, какого это прожить всего одну жизнь, при условии, что собралась делать реновацию в третий раз, Джереми не понимал, да и пропускал эти бредни мимо ушей. Это была одна из крайностей, которые присущи умирающим властелинам мира, пытающимся зацепиться за жизнь. Матери осталось жить совсем чуть-чуть, но её сознание безнадёжно надеется продолжить поглощать как не в себя жизни тысяч людей ежедневно.

Он достаточно насмотрелся на жизнь низов цивилизации и мог бы сам посвятить леди Стюрт в такие глубины страдания, что ей и не снились. Ему были знакомы самые бесчеловечные принуждения к собачьей жизни, которые его родительница не просто не знала, она даже не могла представить их существования. Хотя вот тут он ошибался. Леди Стюрт знала всё и вся, правда наиболее дикое для своей головы просто игнорировала. Иначе бы она вряд ли сохранила хоть и мелочное, но трезвое сознание.

– Вероятно… ты права. Но до момента, когда произойдёт моё прозрение ещё нужно дожить, а таких как мы, ты же сама знаешь, опасности ждут везде. – Он взял фужер и залпом выпил его красное содержимое. Затем налил себе ещё один, под неодобрительный взгляд матери.

Её лицо вдруг стало добрым, и она сказала:

– Благодаря прадеду нам нечего бояться. Система работает исправно, а следом за мной – ты, будешь гарантом для безбедной жизни пары тысяч человек. И уже они будут из кожи вон лезть для сохранения твоей жизни как можно дольше.

Джереми покачал головой и улыбнулся. Вино ударило в голову и ему захотелось говорить. Тем более сегодня была их последняя встреча и как бы он не презирал мать, та была ему единственным родственником.

– Вот что я тебе скажу: до прадеда думали так же и расслабились. Мир не стоит на месте и нужно меняться вместе с ним, а такие как мы всеми силами стремимся сохранить старое, ведь там тепло, сухо и спокойно. И опора на то, что мир нужно строить под себя, а не себя под мир, всегда проигрывает, хоть и лидирует на малых отрезках.

Леди Стюрт не на шутку удивилась и была обрадовала словам сына. Внутри зародилась надежда, что становление «металлического» Джереми случиться ещё на её веку. Скрыть она этого не смогла и ещё большее отвращение к матери накрыло Джереми.

– Интересные мысли, – выдавила сквозь плохо скрытую улыбку леди Стюрт.

– Крайне интересные. Вот только они двояки. Их можно использовать и в личных целях, и в целях цивилизационных.

На лице леди Стюрт проступила гримаса скептического отношения к его словам. Она сделала добрый глоток из своего фужера и сказала:

– Та форма устройства цивилизации что существует уже больше пяти тысяч лет, является идеальной для человечества, и никто ещё ничего лучше не предложил. И думаю, не предложит, никогда.

Джереми усмехнулся.

– Размышления так себе. За эти пять тысяч лет все так сильно изменилось, что твои слова – ложь.

– Объяснись, – с интересом сказала леди Стюрт.

– Хм, было семь союзов – стало восемь, при том, что восьмой закрытый и… агрессивный. Уровень жизни не у приближенных к золотому горшку упал в десятки раз. Прогресс почти остановился, рост населения отсутствует, а вот те – у золотого горшка, то есть «мы» и нам подобные, интенсивно вымирают. И так почти до бесконечности. Если трезво взглянуть на вещи – мы переживаем доктринальный кризис нашей эпохи, которая идёт уже шестое тысячелетие, и накопила такую массу противоречий, что вряд ли выдержит их вес, даже в условиях нынешней связанности и жёстких условий контроля.

– Что за вздор!? – воскликнула леди Стюрт с неприкрытой скептической улыбкой.

– Не вздор, – серьёзно сказал Джереми. – Факты говорят сами за себя, а вы их в лучшем случае пропускаете, а в худшем обманываете сами себя. Просто посмотри на статистику, благо с нашими возможностями доступна расширенная, точнее реальная правда. В отличии от людей обычных, наша жизнь равна сумме жизней трех людей, это может показаться неким плюсом в борьбе, но все намного сложнее. Сухие цифры: прирост цивилизации за последние пять тысяч лет – пятьсот тридцать два процента. Элита – минус пятьдесят. Мы вымираем как класс, аккумулируя огромные капиталы в руках крайне малого количества людей. Конечно, все это относительно и в двух словах не опишешь, – он сделал глоток и продолжил. – Далее, из элиты выбираем десять процентов самых богатых и смотрим что было тогда, а что сейчас: минус семьдесят пять. Просто вдумайся – десять тысяч человек держат в руках больше, чем остальные пятьдесят миллиардов. Мы потребляем за свою жизнь триллионы человеко-часов упорного труда. Как это можно описать? – он вопросительно уставился на мать.

– Благо, – спокойно ответила она, надменно улыбаясь.

– Паразитизм. Мы остановили развитие нашей цивилизации, сосредоточившись на удовлетворении сиюминутных потребностей себя любимых. Мы просто складируем богатства создавая дефицит и выворачиваем его в свою пользу.

– Какие дурные мысли. Я думаю – это молодость, всего лишь молодость, – сказала леди Стюрт, а внутри ужаснулась мыслям сына. – Молодость не даёт тебе адекватно смотреть на жизнь. То, что ты называешь – паразитизм, есть нормальность, которая присуща человеческому обществу. Люди никогда не были равны и никогда не будут. Если ты можешь удержать того, что получил с рождения, то увеличить данное труда не составит. Остальное – отговорки, порожденные ленью.

Джереми хмыкнул и сказал:

– Возможно. Я про последнее. Но ты не станешь отрицать тот факт, что наши стартовые условия куда лучше, чем у остальных.

– А вот тут ни все так просто. Имея многое, многое можно и потерять. Имея малое – теряешь малое, – серьёзно произнесла леди Стюрт.

Джереми в голос рассмеялся.

– Это чистой воды лицемерие. Потеряв две-трети нашего, капитан, мы все ещё будем настолько богаты, что наши следующие десять поколений смогут безбедно ничего не делать.

Леди Стюрт утвердительно кивнула, сделав улыбку победителя.

– Да, это так, и это прекрасно.

3 Олин

Приближенный Олин закрыл дверь своей спальни и, повернувшись вправо, чуть ли не лбом, врезался в человека. Тот схватил его за плечи и добродушно сказал:

– Осторожнее, Олин, так можно отправиться к Первому раньше времени.

Олин поднял голову и улыбнулся.

– Здравствуй, Денер. – Олин подал руку, и Денер, служивший таким же приближенным в церкви Агастуса Блонжека, энергично пожал её. – Я слышал тебя отправляют на Ингарин?

– Да, – с воодушевлением ответил Денер, – и я несказанно рад.

– Когда?

– Через шесть дней буду там, вылет завтра.

– Что-то долго. Это же не далеко от нас.

– На грузовых же. Три пересадки и почти двое суток ожидания.

– Ты не теряйся там, а то уйдёшь в работу и сгоришь, – Олин улыбнулся.

– Как скажешь, приближенный Олин, хотя на все воля Первого и никак иначе.

– На все воля… ну, я пойду, – сказал Олин.

– Конечно, конечно. До встречи.

– Я думаю – прощай, приближенный Денер.

Денер усмехнулся.

– На все воля Первого.

Они разошлись в разные стороны. Олин почти сразу забыл о встрече с Денером и его отъезд. Последнюю неделю его голову занимал сон, который из ночи в ночь крутился словно зацикленный видеоролик. Сегодняшней ночью сон перешёл на следующую стадию реалистичности – стал цветным. По всем канонам, Олин, как служитель церкви Первого, должен был расценить его как некое общение с Первым, но приближенный получил отличное образование и отнёс ночные видения к первым признакам психического расстройства.

Происходящее не радовало двадцатипятилетнего парня в самом расцвете сил, поэтому ближайшую неделю он решил не напрягаться и посвятить большую часть свободного времени отдыху. Проблема заключалась лишь в том, что служил он на планете, очень сильно отличающейся от тропического рая, созданного для созерцания прекрасного, в тени невысокого дерева и в окружении фигуристых дев, дополняющих идеальную картину.