Старик в углу

Он приподнял брови и несколько минут молча глядел на свою собеседницу. Затем прервал тишину нервным смешком:

– Честно говоря, это убийство стало одним из самых изобретательных преступлений, осуществлённых за пределами сферы интересов российской дипломатии[92]. Должен сказать: если бы я был судьёй, которому следовало вынести смертный приговор человеку, задумавшему это убийство, то не смог бы заставить себя так поступить. Напротив, я со всей возможной учтивостью попросил бы этого джентльмена поступить на службу в наше Министерство иностранных дел – такие люди нам крайне необходимы. Вся mise en scène была поистине артистичной, достойной своего milieu[93] – Рубенс-студии на Перси-стрит, Тоттенхэм-Корт-роуд.[94]

Вы когда-нибудь обращали внимание на подобные дома? Студии[95] они лишь по названию, а в действительности представляют собой простой набор комнат в угловом доме с немного увеличенными окнами, и арендная плата взимается соответственно с учётом этих дополнительных пяти дюймов туманного дневного света, проникающего сквозь немытые окна. На первом этаже находится отдел заказов витражей с мастерской в задней части, а на втором этаже – небольшая комната, отведённая смотрительнице, с газовым освещением, запасами угля и пятнадцатью шиллингами в неделю. И за этот княжеский доход ей надлежит поддерживать порядок и чистоту во всём доме.

Миссис Оуэн, смотрительница Рубенс-студии, была тихой, респектабельной женщиной, получавшая мизерный заработок различными – в основном очень скудными – чаевыми от безденежных художников в обмен на всяческие домашние услуги как в самой студии, так и вне её.

Да, заработок миссис Оуэн был небольшим, но регулярным, а экстравагантными привычками она не страдала. Смотрительница и её какаду жили на жалованье, а чаевые регулярно вносились на очень удобный скромный счёт под проценты в Биркбек-банке. Шли годы, а женщина так и не потратила ни единого пенни из чаевых. В результате скромный счёт вырос до весьма приличной суммы, и бережливую вдову – или старую деву (никто толком не знал, кто она такая) – молодые обитатели Рубенс-студии обычно называли «дамой со средствами». Но я немного отвлёкся.

В доме никто не ночевал, кроме миссис Оуэн и её какаду. Правило заключалось в том, что жильцы, покидая свои комнаты вечером, относили свои ключи в комнату смотрительницы. Рано утром она забирала эти ключи с собой, чтобы навести порядок и вытереть пыль в комнатах и конторе внизу, развести огонь и натаскать угля.

По утрам самым первым появлялся старший мастер стекольного завода. У него имелся ключ от входной двери; он заходил внутрь, после чего дверь оставалась незапертой для удобства арендаторов и их посетителей.

Обычно, приходя около девяти часов, мастер обнаруживал, что миссис Оуэн занята работой по дому, и перебрасывался с ней парой слов о погоде, но в то утро 2 февраля он не видел и не слышал её. Однако, поскольку контора была приведена в порядок, а в камине пылал огонь, мастер предположил, что миссис Оуэн закончила свою работу раньше, чем обычно, и больше не думал об этом. Обитатели студии появлялись один за другим, часы пролетали незаметно, и никто не обратил внимания на тот факт, что смотрительница за весь день так и не показалась.

Ночью было ужасно холодно, а днём – ещё хуже; дул сильнейший северо-восточный ураганный ветер, обильно выпавший снег лежал на земле толстым слоем, и в пять часов вечера, когда последние проблески бледного зимнего дневного света исчезли, братство кисти отложило палитры и мольберты в сторону и приготовилось отправляться домой. Первым ушёл мистер Чарльз Питт; он запер свою мастерскую и, как обычно, понёс ключ в комнату смотрительницы.

Не успел он открыть дверь, как бешеный порыв ледяного ветра ударил его в лицо; оба окна были широко открыты, и снег вперемешку с дождём что было сил хлестали в комнату, покрывая пол белым ковром.

В комнате царил полумрак, и сначала мистер Питт ничего не заметил, но инстинктивно чувствуя что-то неладное, он зажёг спичку, и его глазам предстало зрелище ужасной и таинственной трагедии, которая и поныне ставит в тупик как полицию, так и всех остальных. На полу, чуть ли не наполовину покрытом снегом, лежало тело миссис Оуэн – лицом вниз, в одной лишь ночной рубашке, с обнажёнными ступнями и лодыжками, которые, как и её руки, были тёмно-фиолетового цвета. А в углу комнаты, скрючившись от холода, лежал бездыханный какаду.

ГЛАВА XXXV.

САМОУБИЙСТВО ИЛИ УБИЙСТВО?

– Сначала речь шла только о чудовищном несчастном случае, результате какой-то необъяснимой небрежности, на которую, возможно, прольют свет доказательства, предъявленные на дознании.

В помощи врачей уже не было необходимости: несчастная замёрзла до смерти в собственной комнате. Дальнейшее обследование показало, что миссис Оуэн нанесли сильный удар по затылку, который, очевидно, оглушил её и вынудил беспомощно рухнуть у открытого окна. Всё остальное довершила температура в пять градусов ниже нуля[96]. Детектив-инспектор Хауэлл обнаружил рядом с окном газовый рожок[97] из кованого железа, чьи размеры в точности соответствовали кровоподтёку на затылке миссис Оуэн.

Однако не прошло и пары дней, как полупенсовые вечерние листки подстегнули всеобщее любопытство шокирующими заголовками:

«Таинственная смерть на Перси-стрит»

«Самоубийство или убийство?»

«Захватывающие подробности и странные события»

«Сенсационный арест»

Что же произошло на самом деле?

В ходе дознания выяснилось несколько довольно-таки любопытных фактов, связанных с жизнью миссис Оуэн, и это привело к задержанию молодого человека весьма почтенного происхождения по обвинению в причастности к трагической смерти злосчастной смотрительницы.

Во-первых, смотрительница вела однообразную и размеренную жизнь, но – во всяком случае, в последнее время – часто казалась чем-то взволнованной. Все свидетели, знавшие её в прошлом, согласились с тем, что с октября прошлого года достойная и честная женщина резко изменилась.

У меня есть фотография миссис Оуэн. Такой она была до того, как в её тихой и спокойной жизни произошла большая перемена, которая привела бедную душу к плачевному итогу.

Вот она, – добавило забавное создание, выложив фотографию перед Полли. – Настолько респектабельна, скучна и неинтересна, насколько это вообще возможно для представительницы вашего очаровательного пола. Подобное лицо и подростка не введёт в искушение, а уж тем более не склонит к совершению преступления.

И представьте себе удивление и потрясение арендаторов Рубенс-студии, когда в шесть часов пополудни они увидели миссис Оуэн – скромную, респектабельную миссис Оуэн – в экстравагантном чепце и плаще, отороченном имитацией каракуля. Распахнутый спереди плащ демонстрировал миру золотой медальон на цепочке невероятных размеров.

Легкомысленные художники не замедлили разразиться комментариями, намёками, саркастическими репликами в адрес достойной женщины.

С того дня почтенная смотрительница Рубенс-студии как будто переродилась. День за днём, сопровождаемая изумлёнными взорами арендаторов и возмущёнными взглядами соседей, она демонстрировала миру свои наряды, один чуднее другого, полностью забросив работу. Теперь никто не мог найти её, когда требовалась помощь.

Естественно, в Рубенс-студии не стихали разговоры по поводу «беспутного поведения» миссис Оуэн. Жильцы начали складывать два и два, и спустя непродолжительное время пришли к твёрдому заключению, что падение честной женщины чуть ли не день в день совпало с появлением в студии № 8 молодого Гринхилла.

Все замечали, что по вечерам он уходит позже остальных, однако никто не предполагал, что из-за работы. Подозрения вскоре переросли в уверенность, когда стекольщик увидел миссис Оуэн и Артура Гринхилла за обедом в ресторане «Гамбиа» на Тоттенхэм-Корт-роуд.