Страница 39 из 54
— Сара, ты беременна, и это очень опасно, — гневно выпаливает бабушка, скидывая с себя фартук. — Ты плохо выглядишь, это не к добру, только по её выражению лица можно понять, что она действительно напугана.
Следующие минут пятнадцать я только и слышу охи да вздохи, пока бабуля носится по моей комнате, собирая вещи. Затем я сажусь на кровати и надеваю джинсы и футболку, на носки даже нет сил. Ещё несколько минут, и мы в машине. Как только автомобиль трогается с места, я закрываю глаза и проваливаюсь во тьму.
***
За окном идёт дождь, растекаясь каплями по стеклу. За моей спиной раздается звук шагов. Я оборачиваюсь и понимаю, что нахожусь в палате, где полгода назад мне пришлось провести не одну неделю. Передо мной стоит мертвенно бледный Саймон с кровавой раной на груди.
— Что происходит? Что с тобой? — дрожащими губами задаю два вопроса к ряду, а затем ощущаю, что мне не страшно. Сердце не тарабанит о рёбра, оно вообще не бьётся. Вокруг нас облако мрака и ледяная тишина.
— Я же говорил тебе, что мы мертвы… А ты всё цепляешься за мир живых… — он подходит ближе, а затем поднимает руку в сторону и указывает пальцем на больничную койку.
Во тьме проявляется сцена из прошлого. Несколько врачей снимают с моего тела катетеры, один из которых интересуется у другого: «Вы зафиксировали время смерти?»
Нет, это всё не правда. Это галлюцинации или просто сон. Да, сон! Мне срочно нужно проснуться. Сара, проснись!
Открываю глаза и вздрагиваю от осознания, что всё ещё нахожусь в больничной палате. Меня ослепляет искусственный свет ламп, и я не сразу замечаю, что на стуле возле моей койки сидит мама. Её взгляд выглядит уставшим и измученным слезами. Не сразу понимаю, что произошло. Последнее, что я помню, как села в машину к бабушке. Смотрю в окно, а там уже темно. Который сейчас час? Блин, даже не знаю сколько времени прошло, пока я была в отключке. На левой руке катетер от капельницы, что стоит рядом. И тут меня накрывает волной страха. А что, если я потеряла ребенка? Начинаю метаться по койке, привлекая внимание матери.
— Тише, Сара, успокойся, — приглушенно произносит она, поглаживая внешнюю сторону ладони моей правой руки.
— Как долго я спала? — спрашиваю осипшим голосом, в горле такая боль, словно я пыталась проглотить живую кошку, которая цеплялась когтями за стенки гортани изнутри.
— Почти восемь часов. У тебя грипп и обезвоживание. Температуру сбили, но ещё не все анализы готовы, я жду врача, — мама говорит, а я всё жду, когда она хоть что-то скажет про ребенка. Бабушка ей наверняка уже рассказала, ну или те же самые врачи. Мне нужно самой спросить, но это желание подавляет животный страх.
— Я тут принесла тебе подарок, — после минуты моего трусливого молчания произносит женщина и достает из сумки пару книг. Мои глаза округляются, когда мне удается прочесть название первой «Посвящается молодым мамам».
Горло сдавливает от волнения, а по щекам текут слёзы.
— Тише, родная тебе нельзя плакать, — мама обнимает меня и целует в макушку. Я не могу остановиться, захлёбываясь в собственных эмоциях. — Почему ты мне не сказала?
— Я хотела сначала поговорить с Майклом, — всхлипывая, отвечаю, уткнувшись в тёплое плечо матери. Ожидаю в ответ тонну упрёков, но она молчит. Это на неё совсем не похоже. Постепенно я успокаиваюсь, хватая воздух губами. Дыхание становится размеренным, но слабость всё ещё тревожит моё тело.
— Сара, ты останешься здесь, пока окончательно не выздоровеешь, чтобы исключить угрозу выкидыша. Мне сегодня пришлось принять ряд решений, и ты должна понять, что это всё только для твоего блага, — мама обхватывает ладонями моё лицо и пронзительно смотрит в мои глаза. Вдоль позвоночника пробегают мурашки, мне не нравится её тон. У неё грозный настрой, и меня это пугает.
— Мам, какие решения? — сердце снова начинает колошматить внутри, а в легких застревает кислород. Во рту четко ощущается привкус боли.
— Я больше ничего не хочу слышать о Майкле Тёрнере! Мой внук или внучка не будут носить фамилию этого мерзавца! — её слова словно удар ножа пронзают моё тело в районе солнечного сплетения.
— Что ты такое говоришь? Он вчера хотел уехать со мной. Ты! Ты не имеешь права… — начинаю кричать, разрывая глотку.
— Это было вчера, Сара. А сегодня утром, во время пробежки, Люка Моринга сбила машина. Сейчас он в коме и лежит тремя этажами выше в реанимации. Единственный подозреваемый — Майкл, который волшебным образом в обед покинул город.
— Вообще-то он говорил о своей поездке. Я не верю, что это Тёрнер! — злобно выплевываю предложения из своих уст. Мама качает головой.
— Есть свидетель, он думает иначе, — мне не хочется верить её словам. Этого просто не может быть. Он ведь обещал… Мой Майкл не мог этого сделать…
— Доченька, ты слишком юна, чтобы понимать всю серьезность ситуации. Я больше не могу смотреть на это… Самым важным сейчас для тебя в жизни должен быть ребёнок… Рано или поздно ты скажешь мне спасибо, — она произносит свою хладнокровную речь и закусывает губы, я же просто пропадаю в омуте собственных мыслей, игнорируя происходящее.
Это какой-то самый жуткий кошмар, от которого либо умрешь не проснувшись, либо откроешь глаза, но будешь помнить до конца своих дней. Ещё вчера мне казалось, что всё налаживается, а сегодня… Даже не могу подобрать слов, чтобы не разреветься от отчаяния и грызущей боли.
***
19 апреля 2008 года. Я пропущу пять мучительных дней из моей жизни. Мама лишила меня телефона и ограничила список гостей до неё и бабули. Всем остальным она сказала, что я вернулась клинику, и ко мне не пускают. Не удивлюсь, если это Руни надоумила её на такие бесчеловечные меры. Поэтому единственным источником информации для меня стали местные сплетни.
Майкл был задержан во вторник и перемещен в отделение полиции в Сентфоре. С помощью адвокатов на время следствия его поместили под домашний арест, и, к сожалению, местом пребывания стал загородный дом Тёрнера-старшего. Бабуля наотрез отказалась съездить к нему, если дословно «потому что я до усрачки боюсь гнева твоей матери».
Люк Моринг всё ещё в коме, и многие действительно верят в виновность Майкла. Я несколько раз пыталась отказаться от госпитализации, но никто из врачей не смог взять на себя такую ответственность. Более того, они ещё и рассказали маме о моих глупых попытках покинуть медицинское учреждение. Естественно, это только испортило наши и так натянутые отношения.
Как бы все не старались, моя почти недельная изоляция от мира не очень-то мне и помогла. Симптомы гриппа прошли, однако, угроза выкидыша никуда не делась. Да, я понимаю, что вы считаете меня не лучшей мамочкой на свете, но, если честно, не могу никак к этому привыкнуть.
Мама всё повторяет и повторяет, что мне нужно думать о ребёнке. Это вполне логично, но, увы, я почему-то не воспринимаю данный совет всерьез.
К сегодняшнему дню на прикроватной тумбочке уже пылятся четыре книги о беременности, в то время как мною не было прочитано и страницы. Я написала пару тестов для школы, чтобы отвлечься, и реферат. На большее меня не хватило. Моя жалкая душонка мечется от стены к стене в унылой палате, не давая разуму сосредоточиться на чем-то одном.
Сейчас, только отобедав, я жду приход бабушки. Сегодня её день. Остается надеяться, что мне удастся уговорить её хоть как-то помочь Майклу.
Ровно в два часа дня в палате появляется бабуля, стряхивая со своего кардигана паука. Где она только умудрилась вляпаться в паутину?