Четвёртая Ипостась

Думает, она лучше других. Думает, она лучше него.

И все так думают.

Жена ворчит, что денег не хватает. Том, что в реальной битве и минуты бы не протянул, как сыр в масле катается и смотрит свысока. Общинные тогда, как родители померли – глаза отводили да своё талдычили. А до того – отец об него ноги вытирал.

И – та девка ещё. И глаза её синие, поганые.

Он не хотел насиловать! Он не хотел убивать!

Все они – сами виноваты, а он – жить хочет! Живым быть! Чтоб внутри – ничего не горело.

Он ей докажет.

Всем докажет.

Роб рванул оконную раму на себя, та громко заскрипела, скрыв испуганный девичий крик.

– Сдурел?! – Анна отшатнулась от окна, скрылась в глубине комнаты.

Роб, ухватившись за подоконник, толкнулся ногой от стены и ловко заскочил внутрь. В душе всё клокотало, перед глазами стояла пелена, а из порток рвалась возбуждённая плоть. Анна, кажется, хотела закричать – но не успела.

Он бросился вперёд, прижал её тонкое хрупкое тело к стене, зажав одной рукой рот. А второй – стал торопливо задирать подол ночной рубахи.

Вдруг – живот пронзила боль. А потом – ещё раз, и ещё, и ещё. Анна кричала и била. Горячая влага бежала вниз, намочила рубаху, стекала по бедру. Секунду Роб потрясённо смотрел в перекошенное ужасом лицо девки. Шагнув назад, взглянул вниз, увидел кровь на животе, слева.

Ноги подкосились, Роб рухнул на пол.

Выходит – это всё? Вот так он и сдохнет?

Как молния, яркой вспышкой пронзающая небо, появилась мысль: «Заслужил». На глаза навернулись слёзы.

– Па... Пастор... – всхлипнула Анна. А потом – сорвалась на крик. – Пастор Александр! Помогите! На помощь!

А ведь правда – пастор мог бы его спасти чудом исцеления. Но – Роб смотрел в синие глаза, в которых не было ненависти, и... Вот он, ответ? Вот та расплата, которая даст свободу его совести? Смерть?

Смерть.

Это будет справедливо.

От двери вдруг послышалось:

– Отца ты не дозовёшься.

Роб знал этот голос. Спокойный, насмешливый. Голос Юлиана, сына пастора.

– Я подсыпал старому дураку в еду яд. Ты даже не представляешь, как я давно мечтал об этом, – продолжил он.

Роб перевёл на него взгляд – тот стоял в дверном проёме, одетый в чёрные одежды. Одеяние пастора? Нет, не похоже... В ногах Юлиана возились какие-то животные, нормально разглядеть мешала темнота. Странная, похожая на клубящийся чёрный туман.

– Что это значит? – Анна отступила в дальний от Юлиана угол, держа перед собой окровавленный нож. – Где пастор?! Уйди!

Когда послушник шагнул в комнату, она закричала. И Роб – тоже закричал. Нашёл силы. Вокруг ног Юлиана ползали огромные змеи. Нет... Сороконожки! Огромные чёрные сороконожки.

– Колдун, – прохрипел Роб.

– Заткните его, дети мои, – шикнул служитель Отвергнутого. – Третий лишний.

По полу сухо застучали десятки маленьких острых ножек. Очень, очень быстро – Роб успел разглядеть только три метнувшихся к нему тени. А за миг до того, как всё сущее превратилось в боль, он услышал звонкий щелчок плети.

Глава IV

И Четвёртый Лик, Лик Отвергнутый – есть всё то мерзкое и гнусное, что клубится в самый тёмных углах слабой души человеческой. И Лик Четвёртый – суть хозяин всех бед, всех помыслов чёрных, и Лик Четвёртый есть зло человеческое. Так было, так есть и так будет.

Вечная Книга

Триликий вёл Мартина. Даже не смотря на то, что колдун успел принести четыре жертвы. Особенно – четвёртую, последнюю. В телах осквернённых девочек из колдовского семени вызрело зло, и наружу вышли тёмные фамильяры. И они, скорее всего, успеют ему доставить проблемы.

Триликий послал Мартину встречу с Анной. С невинной праведницей, которую окунули во грех и блуд. Которая прошла через страдания душевные и истязания телесные. Для колдуна она стала подарком – он мог годами лелеять планы по проведению ритуала, но бездействовать без правильной пятой жертвы.

Анна стала подарком и для Мартина. Узнав, что она всего неделю назад появилась в городе – за три дня до первой жертвы – он уже тогда всё понял. Раны на плечах и спине подтвердили догадку. Все – в форме перевёрнутых Трипутий. Не обычных, а как и у него, с изображением Четвёртой Ипостаси.

Колдун, очевидно – Юлиан, сын пастора. Только из-за отца Мартин не взялся за него сразу, как только всё понял. Ошибиться он не боялся – Третьи не ошибаются. И за чувства старика тем более не переживал.

Просто – вдруг брат Александр принял бы сторону сына? Как бы ни был ты благочестив, кровь всё равно не водица. А принимать бой с пастором в его же церкви слишком опасно. Это – как крепость: намоленная, питающая силы. Если на его стороне ещё и колдун, риск слишком велик.

Единственный верный вариант сейчас – дать Юлиану выкрасть Анну и напасть на него на улицах города. Девушку, разве что, жалко – умереть монах ей не даст, но разум её не скоро исцелится от страха. Анна уже настрадалась – но придётся снова. Если Триликий не оставит, она вынесет всё.

Жертва – известна.

Колдун – известен.

Остальное – не важно.

Мартин так и не оставил церковь, пусть и сказал, что будет патрулировать город. Выйдя наружу, просто по стене забрался на крышу и скрылся в тени колокольни, как раз над окном Анны. Обычному человеку за такое кощунство грозит не меньше десяти плетей – но он-то не обычный человек. Служителям Третьей Ипостаси дозволено очень, очень многое.

Внизу появился Робин, тот стражник, что недавно сопровождал его. Мартин узнал его духовный покров – серый, затхлый. Этот человек ужасно запустил себя, блуждая по краю, за которым – Отверженный.

Что ему нужно здесь?

Как оказалась – ему нужна была Анна. Измученная грешная душа ощутила в ней благословение Второй Ипостаси и тянулась к ней, ища исцеления. Разговор внизу Третий слышал даже отсюда, пусть они и пытались шептаться. Но, и без слов всё было ясно.

Робина могла бы спасти возлюбленная сестра. В народе их тайно зовут церковными шлюхами – с оглядкой, шепотом. Кто заявит такое прилюдно, получит двадцать плетей.

Правда в том, что и они целительницы – как сёстры милосердия. Только лечат не тело, но дух. Становятся опорой, утешением, живя вместе с временным супругом под одной крышей. Да – в монастырях для них заключают особый, временный брак. Блуд в этом видит только необразованная чернь.

Если возлюбленная сестра исцеляет душу человека – они должны зачать ребёнка. Рождённый под Сиятельным Ликом, он станет верным служителем Триликого.

Но – обычного стражника никогда не направят в монастырь возлюбленных сестёр. И не потому, что он не сможет пожертвовать Церкви деньги или земли. Точнее, не только поэтому.

Просто – на всех страждущих возлюбленных сестёр никогда не хватит.

А он, судя по всему, даже не исповедовался ни разу. Слишком его дух грязный и тяжёлый – как старый полуистлевший саван. Если человек сам идёт к Отверженному – туда ему и дорога. Этот путь всегда заканчивается плетями и сталью.

– Что он, к Четвёртому, творит?!

Робин набросился на Анну. Видеть этого Мартин не мог, зато – чувствовал. Чужой дух для него, как открытая книга. Страх в Анне окрасился яростью, отчаянием, распустился яркими красными цветами – а дух Робина вспыхнул болью. Много, много раз. А после – совсем рядом с ними заклубилась густая тьма. Та, которую Юлиан ещё недавно успешно скрывал.

Коротко, едва заметно усмехнувшись, Мартин прыгнул вниз, с высоты трёх этажей, одновременно начав молитву. Верная молитва в верных устах – великая сила.

Воздух на миг сгустился под ним, позволив мягко и бесшумно приземлиться на мостовую. Больше медлить не было смысла – Мартин услышал, что Юлиан напоил отца ядом. Значит – пастор не помешает, а принимать бой со служителем Отверженного лучше прямо в церкви. На святой земле у него меньше силы.

Не прерывая молитву, Третий коротко разогнался и, взяв в руку плеть, прыгнул в окно. Всё важное взгляд выхватил сразу: колдун входил в комнату, Анна забилась в угол, а стражник валялся на полу – и к нему стремительно неслись фамильяры-сколопендры.