Страница 20 из 58
После переправы дороги снова расходились, но вегвизир, видимо, подсказывал путь не только мне, но и Ветерку. Не видя на пути препятствий, я пришпорил коня. Миронова кляча едва поспевала, приходилось притормаживать и поджидать.
Без происшествий мы достигли первой деревни. Пронеслись по пыльной улице. Местные жители глядели на нас из-за заборов, провожая любопытными взглядами. За деревней тянулись поля, а потом снова лес. Вековые ели растопыривали длинные пушистые лапы, хлеставшие по ногам коней, задевавшие за плечи и лицо. Их верхушки тянулись высоко, закрывая небо, отчего в лесу стоял сумрак, как поздним вечером. Где-то совсем близко прокаркала ворона, захлопали скрытые деревьями крылья.
— Тахир, мы не заблудились?
— Мой «компас», подаренный волхвом, указывает путь. Я ему доверяю.
— А куда мы идем, если не секрет?
— К волхву Горемыслу. Он должен рассказать мне про одного из своих богов.
— К язычнику, — с презрением в голосе произнес Мирон.
— Если ты не хочешь, я тебя не держу. Можешь остаться в любой из деревень и проповедовать.
— Ты мне очень помог, я не могу тебя просто так бросить. И даже готов встретиться с твоим язычником.
— Тут, Мирон, кругом все язычники. Тебе будет совсем непросто переубеждать людей. Проще самому принять их веру и обычаи.
— Ну, уж нет. Никакая другая вера не способна увести меня с пути истинного. Да и не вера это у них, а великое заблуждение. Им стоит лишь открыть душу, чтобы услышать слово божие и понять истинный смысл учения Христа. Но я понимаю, они долгое время жили в потемках, а их волхвы поддались искушению и сотворили себе ложных кумиров. Их идолы — жалкое подобие настоящего Бога.
Я посмотрел на раздухорившегося Мирона, сбросившего капюшон. Его глаза сияли в лесном полумраке, а лицо приняло решительный, если не сказать, грозный вид. Дай ему меч или топор, и он пойдет крушить славянских идолов, не задумываясь.
Тем временем деревья поредели, и впереди показались темные крыши домов. Вечерело. Индикатор усталости Ветерка показывал, что ему требуется отдых. Мы решили зайти в деревню и попроситься на ночлег. Постучали в дверь крайней избы. Здоровый пес на цепи исходил грозным лаем, готовый выпрыгнуть из собственной шкуры, чтобы добраться до нас и разорвать. Дверь скрипнула, приоткрылась. Из образовавшейся щели выглянуло широкое мясистое лицо с косматой бородой.
— Кто такие?
— Вы пустите нас на ночлег?
— Чужестранцы? Ступайте своей дорогой. Чужаков здесь не принимают.
Дверь захлопнулась. Мы постояли с Мироном, послушали грозного пса, такого же недружелюбного, как и его хозяин. И отправились дальше.
Глава 15
Наши лошади протопали по безлюдной дороге среди молчаливых домов, темнеющих на фоне вечерней зари. Лишь неистовый лай собак сопровождал наше появление в этом неприветливом селении. Сразу за деревней начинался лес. Ветерок отказывался переходить в галоп, явно давая понять, что он желает передохнуть. А кляча Мирона тащилась как недодавленный червяк. Старик пешком, наверное, быстрее бы шлепал.
Под сенью деревьев основательно стемнело, и мне, не видя перед собой дороги, приходилось доверять чутью коня. Совсем близко что-то таинственно ухало, но того, кто издавал звуки, скрывала густая листва.
Так мы двигались в потемках, пока чуть правее не мелькнул огонек. Он мерцал рыжей точкой, едва различимый. Мы с Мироном остановились. Прислушались. Кроме птичьих шорохов ничего подозрительного не услышали.
— Проверим? — предложил Мирон.
Мы направили коней на колышущийся в темноте отблеск. Приблизились. Перед нами открылась полянка, посреди которой неторопливо горел костерок. Потрескивали ветки. Рядом, как будто специально для того, чтобы всяк желающий присел на них и погрелся у огня, лежали два бревнышка. Но никого живого не было видно.
Я спрыгнул на землю.
— Не знаю, кто его разжег, но предлагаю воспользоваться этим местом и дать коням передохнуть.
Мирон тоже слез со своей Нимфы. Подошел к костру и протянул к нему ладони.
— Не могли его так просто оставить, — сказал он.
— Значит, будем ожидать хозяев, — я приготовил на всякий случай меч и осмотрелся. Но черные силуэты деревьев стояли неподвижно, и из звуков кроме потрескиванья дров слышался лишь стрекот невидимых сверчков.
Мирон присел на бревно. Я заметил, что он достал что-то съестное и зажевал. Мой индикатор голода тоже подсказывал, что надо бы подкрепиться. В инвентаре, как ни странно, припасов уже не осталось. Убегая из Киева, я совсем забыл пополнить свой вещмешок и даже не заказал обед у хозяина постоялого двора. Да и пробираясь по лесу, я не подумал, что не мешало бы поохотиться. А сейчас ночью — какая охота? Придется ждать до утра. Но голод — не тетка, надо бы хоть как-то его утолить.
— Мирон, у тебя нет случаем лишнего куска мяса или чего-нибудь другого, что можно пожевать?
Старик перестал двигать челюстями и виновато взглянул на меня.
— Это была последняя припасенная корочка хлеба.
— Ладно, переживем. Пусть хотя бы кони передохнут и пощиплют травку. А завтра утром поохотимся.
Но все же я надеялся найти чего-нибудь съестного и принялся обходить поляну. Вдруг хозяева костра закуркулили провиант. Но мои поиски оказались тщетными. Кроме запаса дров я ничего не обнаружил. Да еще какую-то странную пирамидку, сложенную из черепков. Да не каких-нибудь, а человеческих! При виде такой инсталляции у меня холодок по спине пробежал. Я обернулся к Мирону. Он преспокойно сидел на бревне и медитировал на костер. Сказать ему или нет?
Не успел я подойти к Мирону, как в темноте хрустнула ветка. Зашелестела трава. Я выхватил меч и вгляделся туда, откуда донеслись звуки. И тут слабый свет костра выхватил из темноты крупную человеческую фигуру. Незнакомец приближался не торопясь. С его широких плеч свисала звериная шкура. Кудлатые волосы походили на меховую шапку. Лицо утопало в косматой бороде, откуда торчала картофелина носа. На бедре блеснуло лезвие топора. В двух шагах от костра он остановился.
— Кого, интересно, занесло на мой огонек?
Мирон, ничего не замечавший до этого, резко обернулся. Я подошел ближе к нему, готовый в любой момент вступить в схватку.
— Оставь, добрый путник, свой меч в покое. Я всегда рад гостям, и не надо так пугаться.
— Откуда нам знать, что ты не имеешь плохих намерений?
— Ха, это я у вас должен спросить о ваших намерениях. Вы тут гости, а я — хозяин. Вы сидите у моего костра, не спросив разрешения.
— Мы бы рады спросить, но здесь никого не было.
— А теперь я здесь. Но я не собираюсь вас прогонять. Только хочу, чтобы и вы ко мне дружелюбно отнеслись.
— Меня зовут Тахир, а это — мой друг Мирон. Наши лошади устали, и мы, завидев такой уютный костерок, остановились здесь передохнуть. А кто ты будешь?
— Ратибор. Хозяин этого леса, — он присел к костру. — Рассказывайте: откуда вы и куда идете?
Я ответил, что мы из Киева, а путь держим к волхву Горемыслу.
— Не близкий путь, скажу я вам. Слыхал я о Горемысле. Говорят, он поклоняется как светлым богам, так и темным. Я бы посоветовал держаться от него подальше. Он мечется между добром и злом, и никак не может определиться, что из них главнее.
Я спросил, нет ли у него чего поесть. На что Ратибор как-то странно улыбнулся и ответил:
— Чтобы поесть, нужно поохотиться. А время охоты еще не наступило.
Я согласился с ним. Кто же ночью охотится? Вообще, Ратибор казался вполне себе добродушным хозяином. Он подкладывал в костер принесенные с собой дрова и говорил, что в лесу негоже ходить одиноким путникам по ночам. Лучше остановиться на ночлег у его костра. Он предлагал нам улечься на траву, и Мирон даже последовал его рекомендации, но я решил, что лучше скоротаю ночь на бревне, приглядывая за костром и его хозяином. Не нравилась мне та пирамидка из черепов.
В какой-то момент глаза начали слипаться. Но заснуть мне не дал упавший вдруг серебристый свет выглянувшей из-за крон деревьев луны. Сверху прокричала ворона троекратным раскатистым карканьем. Пламя в костре вспыхнуло, будто в него подбросили охапку хвороста, взвились в ночь мириады искр. Я встрепенулся. Глянул в сторону Ратибора, примостившегося на втором бревне, и чуть не закричал от того, что увидел. Наш «хозяин леса» выпятил грудь, развел руки, его начали одолевать корчи. И вдруг лицо его стало вытягиваться, обозначился острый волчий нос с зубастой пастью. Уши поднялись торчком. Он скинул с себя накидку из шкуры. И я увидел, как его ладони начали превращаться в когтистые лапы, покрываясь шерстью. На нем оставалась кожаная куртка с поясом, за который была заткнута рукоять топора. Да и низ тоже оставался человеческим: широкие штаны, заправленные в высокие кожаные сапоги. Он превратился в монстра: полуволка, получеловека. Глянул на меня горящими глазам и издал грозный рык. Звериной лапой он выхватил топор. Изменившиеся пальцы совсем не мешали этому. Древко ловко легло в то, что трудно назвать ладонью.