Запретные навсегда

— Ты обычно так разговариваешь с женщинами? Потому что я думаю, что у того, кто проводит все свое время в качестве модели в Милане, было бы больше обаяния.

Арт ухмыляется.

— Честно? Обычно мне даже не нужно пытаться. На этот раз я чувствую себя немного оскорбленным из-за того, что мне приходилось так много работать, особенно по сравнению с моим братом. Конечно, почти тридцатилетний девственник не мог быть таким возбуждающем. Он хотя бы знал, куда его всунуть?

Он наклоняется, прижимая меня к подушкам, его губы нависают над моими.

— Доверься мне, Саша.

Тот, кто уложил меня в эту кровать, пока я была в отключке, даже не потрудился снять с меня обувь. Меня это напрягало, когда я чуть раньше ковыляла в ванную, чтобы меня вырвало, но теперь, когда Арт наклоняется, чтобы принять нежеланный поцелуй, я отвожу колено назад и вонзаю пятку прямо в его яйца и отвердевший член, пиная изо всех сил. Вой, который он издает, похож на вой раненого животного. Он отшатывается, хватаясь за себя, его глаза полны яростной боли.

— Ты, сука! — Рычит он, бросаясь на меня. Я отползаю в сторону, но он хватает меня за волосы и дергает назад, нависая надо мной. Он не крупный мужчина, такого же роста и мускулистый, как Макс, но обладает удивительной силой. — По крайней мере, в чем-то ты с моим братом очень похожа, — шипит Арт, его глаза сузились, когда он смотрит на меня сверху вниз. — Ты, кажется, намерена отказать мне в том, чего я хочу.

Он улыбается мне сверху вниз, выражение его лица теперь жестокое, улыбка холодная и скользкая, как лед.

— Я знал, что есть кто-то, кто хочет похоронить Макса за то, что он сделал с убийцей нашего брата до того, как я приехал в поместье. Я думал, что дам ему шанс поступить правильно, передать поместье мне, вместо того чтобы придерживаться принципов нашего отца. Но он этого не сделал. Я думал, что смогу заставить тебя увидеть свет и пойти со мной, стать мудрее и не увязать во всей этой неразберихе. Но ты этого не сделала.

Наклоняясь, он приближает свое лицо очень близко к моему, губы и нос почти соприкасаются.

— Итак, теперь, Саша, Макс мертв. Я получу то, что хочу. Единственный способ для тебя не закончить так же, как раньше, это отдаться мне.

Его рот прижимается к моему. Это не поцелуй. Это знак, требование, его губы заставляют меня подчиниться. Я извиваюсь под ним, пытаясь снова лягнуться, но он слишком тесно прижался ко мне. Несмотря на боль от моей пятки в его яйцах, его член все еще тверд, и я чувствую, как поднимается еще одна волна тошноты, скручивающая мой живот, когда Арт хватает меня за подбородок рукой, пытаясь заставить мой рот открыться для его языка. Я с силой впиваюсь зубами в его губу. И затем, когда он отшатывается с раскаленной яростью в глазах, я поднимаюсь, меня охватывает тошнота, когда меня рвет желчью ему в лицо.

Трудно чувствовать себя сильной с блевотиной на подбородке, но я все равно смотрю на него в ответ, плюя ему в лицо.

— Пошел ты, — шиплю я. — Ты можешь сделать все возможное, чтобы заставить меня, но я буду сопротивляться на каждом шагу. Ты можешь сделать все, что в твоих силах, и, черт возьми, убить меня. Но я никогда тебе ничего не дам добровольно. Я бы не стала раньше и не буду сейчас, особенно зная… — дыхание застревает у меня в горле, грубое и болезненное. — Зная, что ты помог убить Макса.

Арт отшатывается, его рука бьет меня по лицу с силой, которая отбрасывает меня в сторону, и я вытираю его рукой.

— Отвратительная сука, — рычит он. — Иди, блядь, приведи себя в порядок. Тебе повезло, что я не сказал Эдо, чтобы он делал с тобой все, что ему заблагорассудится, здесь и сейчас.

— Почему бы тебе не пойти и не дать ему добро? — Язвлю я. — Я никогда не собираюсь уступать тебе. Я люблю Макса. Я никогда добровольно не позволю тебе прикоснуться ко мне, гребаное чудовище.

— Мне все равно. — Арт встает с кровати, все еще вытирая лицо. — На самом деле, мне, возможно, больше понравилось бы знать, что я беру тебя силой, в конце концов. Моему брату было бы очень больно, если бы он узнал. Он так старался спасти тебя от людей, которые хотели причинить тебе боль.

Он смеется, его глаза жестоки, когда он смотрит на меня, свернувшуюся калачиком на кровати.

— Я бы не причинил тебе вреда, Саша. Я планировал избаловать тебя, обращаться с тобой как с принцессой, увезти в Милан и показать тебе, что ты выбрала правильного брата, если бы только ты выбрала меня. Но вместо этого ты выбрала этот путь, и я должен признать, что в этом есть определенная прелесть.

Его глаза сужаются.

— Я последний Агости, Саша. Теперь все это мое. И ты тоже.

С этими словами он поворачивается и выходит из комнаты.

5

САША

Каким-то образом мне удается сдерживать дрожь, пока Арт не выходит из комнаты, сердито хлопнув за собой дверью. Мне кажется, что я лежу так очень долго, обхватив себя руками, поворачиваясь на бок, дрожа от слез, бегущих по моему лицу. Все это намного хуже, чем я когда-либо могла себе представить. Я никогда не думала, что Артуро был частью того, что случилось с Максом, или насколько глубоко все это укоренилось. Я утыкаюсь лицом в подушку, пытаясь разобраться со своим горем, страхом и замешательством, обрести хоть какое-то спокойствие, чтобы решить, что делать.

Почему все эти семьи хотят убивать друг друга и своих собственных детей? Здесь так много насилия. Брат Макса был убит, Макс отомстил из понятной мести, а затем цикл продолжился, и кто-то решил отомстить Максу, местью, в которой Арт решил принять участие, ради денег и власти. Мой собственный отец, намеревается убить меня, чтобы скрыть свои собственные грехи. Может быть, Макс был прав, тупо думаю я, дрожа там, посреди кровати. Может быть, мне следовало убежать из этого мира как можно дальше и быстрее. С уходом Макса здесь для меня больше ничего нет, но я все равно по-настоящему в ловушке, как кролик в силке.

Может быть, мне следовало послушаться Виктора. Я представляю себя снова в Нью-Йорке, находясь эти последние недели в одиночестве в безопасном доме, охраняемом людьми Виктора, изолированной и, вероятно, в безопасности. Если бы я это сделала, был бы Макс все еще жив? Без меня, под его защитой, нуждающейся в ней больше, чем когда-либо после того, как всплыла информация о моем отце, почувствовал бы он необходимость жениться на Адриане? За ним все равно кто-то охотился бы, кто-то, с кем Арт решил работать, но, если бы не отвлекающая вечеринка и раскол в лояльности после того, как Эдо отозвал свою охрану, расстался бы Макс с жизнью? Или он был бы защищен, и ему нужно было беспокоиться только о себе?

Я сведу себя с ума, пытаясь изменить прошлое. Я знаю, что это правда. Я изо всех сил стараюсь не оглядываться в прошлое, не думать о том, что я могла бы сделать по-другому, чтобы не оказаться в том грузовом самолете или на том складе. Выбор, который я могла бы сделать. Но теперь, когда за это расплачиваюсь не только я, мне все труднее убеждать себя, что все это в прошлом. Если бы я осталась, если бы я приняла предложение Виктора о конспиративной квартире вместо того, чтобы просить Макса взять меня с собой, многое было бы по-другому. Максу не пришлось бы так стараться защитить меня, Арт никогда бы меня не увидел, и меня бы здесь не было. Но и многих других вещей тоже не случилось бы.

Никаких дневных прогулок по виноградникам, когда Макс рассказывал мне о своем детстве, никаких дегустаций вин и фильмов, пока мы ужинали вместе на диване. Я бы не почувствовала, как губы Макса скользят по моему телу, когда он прижимал меня к своему столу, или не проснулась бы с ним в его постели. Так много поцелуев и прикосновений, так много моментов, так много воспоминаний, которые все были бы потеряны, если бы я осталась, и я не могу заставить себя пожелать, чтобы они исчезли, даже если в конечном итоге мне станет хуже, чем раньше.