День очищения

Обстановка производит впечатление зажиточности — красивая, подобранная в стиль мебель, свежий ремонт, на кухне новенькая бытовая техника — не из самых современных, без «умных» функций, но зато от именитого производителя.

— Сварить вам кофе?

— Не надо, — отказался Депутатор. — Мы хотели бы поговорить с твоей сестрой.

— Сестрой? — девушка побледнела, глаза её забегали. — Какой сестрой?

— А у тебя их разве несколько?

— У меня нет… То есть я не знаю… То есть… Её нет дома!

— А где она?

— Я не знаю! — на лице паника, руки дрожат, глаза непроизвольно косят вправо.

— Что за той дверью? — спросил я, проследив за взглядом.

— Кладовка! Просто кладовка! Там никого… то есть ничего нет!

— Тогда ты не будешь возражать, если мы посмотрим? — ласково спросил Депутатор.

— Нет, то есть да, но… Не знаю! Я родителей позову! Я бегом! — девушка сорвалась с места, ураганом пронеслась через кухню и выскочила во двор, только дверь хлопнула.

— Кто-нибудь поумнее мог бы спросить ордер, — укоризненно сказал я.

— Знал, к кому зайти. Роберт, я не знаю, почему вы выбрали позицию невмешательства. Верю, к тому есть какие-то важные причины, и даже не прошу объяснений. Но просто побыть свидетелем происходящему вы можете?

— Могу даже подтвердить, что мы с вами услышали подозрительные звуки из подвала (Уверен, его люк как раз в кладовке!) и были вынуждены проверить что там. Так что это даже не будет превышением полномочий.

— Благодарю. Я не боюсь служебного расследования, наоборот, я бы предпочёл, фигурально выражаясь, «вызвать огонь на себя», лишь бы сюда прибыла хоть какая-то кавалерия. В идеале — эксгумировав то кладбище за холмом, где мы были сегодня, и открыв по результатам самое громкое дело о массовых убийствах в истории. Но, боюсь, никакого огня не будет, и кавалерии не будет, и дела тоже. У меня была надежда на вас, и она ещё не угасла, но…

— Делайте свою работу. Допустим, из подвала доносится крик о помощи. Будем надеяться, там ещё есть, кому кричать.

— Вторая девочка не появляется в школе уже два дня, а её выпускные документы не поданы на подпись учительнице, — сказал Депутатор, решительно открывая кладовку, — школьная администрация очень настоятельно предложила ей «не беспокоиться» об отсутствующих, а подписывать те, что есть.

— Это она дала вам наводку?

— Да, — полицейский поднял люк в полу. — Давайте спустимся.

Подвал как подвал, они тут все приблизительно одинаковые. На виду никакого криминала. Пусто, тихо, пыльно.

— Роберт, — сказал он внезапно, — наши отношения с учительницей…

— …Никак меня не касаются.

— Нет, дослушайте. Они носят чисто дружеский характер. А вот вы ей очень нравитесь. Я бы не хотел, чтобы вы подумали про нас лишнего. Она хорошая женщина.

— Ничуть не сомневаюсь. Но более неудачного выбора для романтических отношений, чем я, даже представить себе невозможно. Лучше бы ей уехать. Причём ещё вчера.

— Я говорил ей, — вздохнул Депутатор, — но тщетно.

— Тогда давайте сосредоточимся на текущей задаче. Обратите внимание на пыль на полу. И вот на эту стену.

— Здесь ходили. Часто. Но стена глухая.

— Подвал выглядит меньше, чем должен быть под таким домом, — подтвердил я. — Скорее всего, скрытая дверь. Кто-то явно увлекался секретиками в духе Эдгара По, не удивлюсь, если где-то есть тайный рычаг. Будем искать?

— Нет времени, — Депутатор одной рукой нажал на толстые доски обшивки так, что они с протестующим скрипом прогнулись, пальцы второй вбил в образовавшуюся щель и дёрнул, выворачивая массивную панель на себя.

Стена поддалась, заскрежетали выдираемые гвозди и открылся проход.

Девушка совсем не похожа на сестру. Никакого семейного сходства. Она сидит на окровавленном полу в грязном сером платье, вокруг горят свечи, нога привязана цепью к вбитому в стену кольцу. При виде нас подняла голову, посмотрела потухшим безнадёжным взглядом и уронила обратно.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил присевший возле неё Депутатор.

— Скорее бы, — ответила она тихо.

— Скорее бы что?

— Всё закончилось. Делайте со мной, что вы там собирались, и убейте уже наконец.

— Что с тобой сделали? — спросил я. — И кто?

— Что? Всё, что им пришло в голову. Кто? Все, кто захотел. Соседи. Родители. Их друзья. Какие-то ещё люди. Сестра… Никогда бы не подумала, что она меня так ненавидит. Мы даже в детстве из-за кукол не ссорились, а теперь моё тело закопают с её подписью, выжженной сигаретой на животе. Это, наверное, даже справедливо, ведь ей приходилось меня любить. Она не знала, что я отродье. Родители знали, а она — нет. Я её как будто обманула. Вы последние? Это вы меня убьёте? Или придёт кто-то ещё? Или это будут родители? Или они сейчас убивают ваших, в обмен? У вас тоже есть свои отродья, да? Не могу вас узнать, в глаза налили какую-то дрянь, почти ничего не вижу… День Очищения уже пришёл? Не знаю, сколько я здесь…

Закрыла глаза и замолчала.

Депутатор с хрустом выдрал из стены кольцо, намотал цепь на руку и поднял девушку с пола. Она только застонала тихо. Я помог поднять её по лестнице и открывал перед ними двери.

Когда мы вышли на улицу, прибежали родители. Хорошо одетые, ухоженные, с приятными умными лицами, искажёнными сейчас смесью гнева и страха.

— Что вы делаете в моём доме! — закричал мужчина. — У вас нет права врываться в жилище!

Явно не из рабочих, скорее всего, инженер или менеджер. Одежда хотя и повседневного стиля, но не дешёвая. Кожаные туфли. Модные очки в тонкой оправе.

— Это место преступления, — твёрдо ответил Депутатор. — Вы обвиняетесь в издевательствах, нанесении тяжёлых телесных повреждений, а также соучастии в таковых, совершённых в отношении несовершеннолетней. Возможно позже будут добавлены другие обвинения. Технически вы арестованы, но, поскольку у меня заняты руки, наручники я надену на вас позже.

— Как вы смеете! — закричала женщина. — Мы в своё праве! Это отродье! Мы этого так не оставим!

Достойная представительница среднего класса. Кажется, я её видел пару раз в составе «клушатника». Красивое платье, шляпка, ухоженные руки с идеальным маникюром, строгие и правильные черты лица.

— Проклятые чужаки, вы всегда всё портите! Ничего, недолго вам осталось!

— К вашим обвинениям добавятся угрозы в адрес полиции, — спокойно сказал Депутатор. — А теперь освободите дорогу и не пытайтесь покинуть город, пока не будет завершена процедура ареста.

— Ареста? Покинуть город? — расхохотался мужчина. — Это у вас последний шанс покинуть город, потому что День Очищения завтра! Бегите, безумцы!

И только сестра ничего не говорила, смотрела на пострадавшую расширенными глазами на бледном лице. Наверное, при свете дня то, что она с ней делала, выглядит не таким завораживающе-возможным, как при свечах в подвале.

— Мы вам не позволим! — решительно сказала женщина. — Это наше отродье, и мы с ней ещё не закончили.

— Не советую, — сказал я. – В случае нападения на полицейского при исполнении, офицер имеет право вас застрелить. Я подержу девочку, пока он будет целиться.

Они молча отошли с дорожки, натоптав на политом газоне.

— У меня нет с собой оружия, — сказал Депутатор, когда мы отошли подальше.

— А зря, — ответил я, — на вашем месте я бы уже достал его из сейфа.

— Возможно, я последую вашему совету, как только отнесу ребёнка.

— Куда?

— В заводскую больницу. Она определённо нуждается в медицинской помощи. Вас не затруднит пройтись со мной?

— У меня ещё есть время до открытия. Прослежу, чтобы вас никто не обидел, пока руки заняты.

Депутатор, кажется, может нести на руках пяток девушек и не вспотеть. Если он вообще потеет. Так что до завода мы дошли быстро, направившись не к главному входу, а к одной из пристроек. У входа табличка «Клиника».