Дом неистовых клятв

— Эпонина из Неббы довольно милая.

И хитрая… Думаю, я заслужила быть обманутой ею. Ведь я заставила её рассказать мне о местоположении Мириам. На её месте, я бы тоже сбила себя с толку.

— Я имел в виду тебя, Фэллон, — тихо отвечает он.

Я перестаю разминать свою больную грудь.

— Может быть, я чего-то не понимаю в современных свадебных обычаях. Но разве не оба участника должны быть согласны?

— Оба.

Когда мы в очередной раз заворачиваем за угол, я спрашиваю:

— Тогда объясните мне, ради святого Котла, почему все убеждены в том, что я соглашусь выйти замуж за этого бесхребетного короля?

Данте останавливается прямо передо мной, и хотя его тело довольно широкое, и оно кажется ещё шире в доспехах, мне удается разглядеть огромное помещение, которое находится за ним.

— Потому что этот бесхребетный король, — зрачки Данте превратились в точки, а глаза наполнены ненавистью, — скормит твоему другу-полукровке стальной клинок, если ты откажешься.

Данте отходит в сторону, и передо мной предстает зрелище, от которого моё сердце останавливается.

ГЛАВА 5

Антони с кляпом во рту сидит посреди очередной обсидиановой комнаты с высокими потолками. Сквозь слипшиеся пряди светло-каштановых волос проглядывают его безумные глаза. Когда его взгляд приземляется на меня, мой пульс срывается с места. Я выдёргиваю руку из хватки Като и пытаюсь достать меч из его ножен. Но прежде, чем я успеваю сделать это и обезглавить короля фейри, Като обхватывает моё запястье и шепотом пытается успокоить меня, но его слова не доходят до моих ушей.

Злобно взглянув на сержанта, я снова выдёргиваю у него руку, после чего разворачиваюсь и отвешиваю Данте пощечину.

— Ублюдок! Долбаный ублюдок!

— Фэллон, остановись! — крик Като достигает меня, как и плети, которые вырвались из ладоней земляного фейри.

Они опутывают мои руки, живот и грудь, пока я не оказываюсь связанной, как те кабаны, которых Марчелло жарит на вертелах. Я пытаюсь вырваться, но это только ещё больше затягивает путы. Когда плети достигают моих щиколоток, я врезаюсь в тело Данте, ударившись щекой о его золотые доспехи.

Чертова фейская магия.

Данте кладет одну руку мне на поясницу и приподнимает меня; другой рукой он хватает меня за волосы и оттягивает мою голову назад.

— Ты пожалеешь о том, что ударила меня, мойя.

— Единственное, о чём я буду жалеть, это о том дне, проведённом с тобой на острове бараков.

Поскольку мне ещё не вставили кляп в рот, я плюю ему в лицо. С величайшим удовлетворением я смотрю на то, как слюна стекает по его орлиному носу.

Его глаза грозно вспыхивают, но этот взгляд не пугает меня.

— Вырвите моряку ногти!

— Что? — задыхаясь, произношу я. — Нет!

Я поворачиваю голову в сторону Антони, оставив в кулаке Данте множество прядей своих волос.

— НЕТ! Антони не виноват.

О боги, о боги, о боги… что я наделала?

— Вырвите мои ногти! Заберите мои ногти!

— В отличие от заключенного, королеве нужны ногти.

Данте наблюдает за тем, как два солдата подходят к Антони, глаза которого светятся ужасом.

— Единственное, зачем они мне нужны, это для того, чтобы расцарапать твоё лицо, так что лучше тебе их вырвать, Данте.

Он бросает на меня скучающий взгляд.

— Пожалуйста, не делай ему больно.

Я ненавижу то, что он заставляет меня умолять.

— Данте, пожалуйста.

Его глаза встречаются с моими. Они такие холодные, что заставляют кровь застыть у меня в жилах.

Слеза падает с моих ресниц.

— Пожалуйста, прикажи им остановиться.

Он этого не делает.

И когда хрипение Антони сменяют дикие крики боли, горячие слёзы начинают течь из моих глаз.

Я плачу по нему.

Я плачу вместе с ним.

Пытка длится целую вечность. Когда его стоны стихают, я решаюсь посмотреть в сторону своего друга.

Антони лежит на боку, волосы рассыпались по его лицу, покрытому потом, веки закрыты, кончики пальцев — алого цвета. Я перемещаю взгляд на его грудь и смотрю на неё, пока не замечаю, что она слегка приподнимается и опускается.

Жив. Он жив. Но это не помогает мне отогнать ужас и чувство вины, которые терзают мою собственную грудь. Я отомщу за тебя, Антони. Клянусь.

Вложив во взгляд всю свою злость, я снова смотрю на Данте.

— Что сделало тебя таким жестоким?

— Ты, Фэллон. Ты сделала меня таким. Пока ты не разбудила оборотней, я не испытывал жажды свергнуть своего брата.

— Ты пересёк Филиасерпенс!

— И что?

— Это обряд посвящения люсинских королей! А это значит, что ты жаждал заполучить этот трон до того, как я вручила его тебе, так что не смей, мать его, обвинять меня за то, каким бессердечным ты стал.

Он фыркает.

— Если я бессердечный, то кто тогда твой маленький король канюков? Ты знаешь, сколько мёртвых тел он оставил гнить на моей земле?

Я прекрасно знаю, что Лор опасен и не раз проливал кровь. И я также знаю, что он сам считает себя монстром, но я не знаю большего монстра, чем мужчина, руки которого всё ещё прижимают меня к своему телу.

— Но Лор хотя бы оберегает своих друзей. А останется ли у тебя хоть один друг после твоей вендетты против воронов?

Губы Данте вытягиваются в ровную линию.

— Это не вендетта; это, мать его, война. Которую спровоцировала ты.

— Как это по-мужски. Всё время обвинять других, — я бормочу себе под нос.

— Что это сейчас было?

Его глаза чернеют от негодования, потому что, конечно же, он меня услышал. Ведь наши лица находятся так близко друг от друга, что его зловонное дыхание касается моих мокрых щёк.

— Тебе лучше перестать меня оскорблять, или я отыграюсь на твоём морячке.

Я сжимаю губы, потому что я не хочу, чтобы Антони снова сделали больно.

Я молчу целую минуту, после чего он произносит:

— Так-то лучше.

Меня снова обдает его зловонным дыханием. Я раскрываю рот, чтобы этот запах перестал атаковать мой нос. Неужели у него изо рта всегда пахло водорослями и гниющими деснами, или это побочный эффект вещества из Неббы, которое он принимает?

Я решаю не спрашивать. Так будет безопаснее для Антони.

— Мне стоит оставить тебя связанной, или ты наконец-то начнёшь хорошо себя вести?

— Я буду хорошо себя вести, — бормочу я, потому что никто в здравом уме не посоветует своему мучителю держать его в кандалах.

Как только Данте отпускает мои волосы, плети сползают с моих ног. Мою кожу начинает покалывать, когда кровь приливает к сдавленным частям моего тела.

— Юстус, открой подвал!

Конечно же, генерал находится здесь. Я даже слегка удивлена тому, что он не сопровождал меня сюда вместе с солдатами.

А ещё…

— Зачем мы туда идём?

Данте, наконец, убирает руку с моей спины, но опускает её на предплечье и обхватывает его.

— Потому что там я храню своё новое сокровище.

Он имеет в виду Мириам?

Он тащит меня через проход в сторону другого помещения без окон. Несмотря на то, что почти все поверхности здесь покрыты обсидианом, одна стена представляет собой большую золотую панель, на которой плиткой из граненого оникса выложена гигантская буква «Р», составленная из вензелей.

Данте резким рывком перемещает меня вперед, в сторону Юстуса, который стоит повёрнутый к нам спиной. Мне очень не нравится то, что меня тащат силой, но один только взгляд на недвижимое тело Антони заставляет меня прикусить язык.

Глядя на своего друга, я мысленно перемещаюсь к Имоген и тому бунтарю, Вансу, который отправился в туннели вслед за Антони и, в итоге, пропал там. Может быть, они находятся сейчас здесь? Или предположения Ифы о том, что её сестра превратилась в вечного ворона, верны? Я решаю не спрашивать, на случай если Данте не в курсе того, что они пытались проникнуть в туннели.

Подобно моей клетке и подземелью Аколти, крепкая стена из золота отпирается с помощью магии. Юстус выпускает потоки воды из ладоней на каменную плитку. Я замечаю, что он касается своей магией не всех камней. Он выплескивает воду партиями и сначала ударяет струей в нижний камень, после чего направляет струю на камень повыше.