Страница 216 из 245
Я объездила несколько мест, где, предположительно, мог быть Джай, но его не нашла. И если я спрашивала о нем у кого-либо, все дарили мне лишь неприязненные взгляды и молчали. Но во время объезда города я заметила нечто совсем нехорошее: в некоторых поместьях прямо средь бела дня орудовали грабители, под вопли хозяев забирая припасы и мелкий скот!
Да что происходит, в конце концов?!
Обуреваемая тревогой, я велела Вуну править к дому.
Дурные предчувствия меня не обманули: наше поместье грабили, как и другие. Хуже того: грабили те, кого я знала. Заправлял грабежом Эйхо, молодой парень, который нередко заступал на охрану нашего дома. Некоторые женщины возмущенно цеплялись за мешки с зерном и прочей снедью, некоторые просто стояли и растерянно наблюдали за творившимся злодеянием. Была здесь и Изабель, молча, с достоинством королевы взирая на то, как грабят ее дом. Ворота были распахнуты настежь: с них сбили замки и одну за другой выводили наших лошадей.
— Что вы делаете? — возмущенно воскликнула я, выбравшись из кареты. — Эйхо, зачем ты уводишь моих лошадей?
— Они нужны нам, донна, — поджав губы, ответил Эйхо. — Мы уходим на войну, лошади и еда — наше спасение.
— Уходите на войну? Когда?
— Прямо сейчас, — ответил он коротко и деловито кивнул подельнику, чтобы тот забрал лошадь, впряженную в карету.
Вун, рассвирепев, бросился на защиту лошади, но молодые бойцы несколькими крепкими ударами повалили старого слугу наземь и напоследок угостили безжалостным пинком ноги в бок.
— Прекратите! — взвизгнула я, бросаясь ему на помощь. — Вы же люди, а не звери! Зачем вы бьете человека?
— Человека? — обернулся ко мне Эйхо и презрительно сплюнул в сторону распростертого в пыли Вуна. — Это мы стали людьми. Свободными людьми. А он остался рабом, вылизывая господские задницы.
— Не смей так говорить о нем! — истерически закричала я. — Кто дал вам право грабить поместья?! Отвечай немедленно! Где Джай?!
— О, будьте уверены, донна, что приказ командира у нас имеется, — криво усмехнулся Эйхо. — Только вот приказы изменились.
Ах вот как! В моей голове наконец появилось понимание. Значит, Джай уводит повстанцев на войну против войск Саллиды, и это с его позволения они грабят город! Это конец… конец едва наметившемуся между нами доверию, конец едва наладившейся городской жизни, торговле, земледелию… конец безопасности.
— Где мои дети? — севшим голосом произнесла я, оглядываясь на дом.
— Ваши дети нам ни к чему, донна. В доме они, — пожал плечами Эйхо и по-хозяйски осмотрелся вокруг. — Все готовы? Уходим. Где госпожа Лей?
— Я здесь, — послышался позади меня бесцветный голос.
Я обернулась. Лей стояла с бледным лицом и без тени улыбки — в дорожном платье, с полной сумкой через плечо.
— Ты… тоже уходишь?! — не веря своим глазам, переспросила я.
— Ухожу, — твердо ответила она. — Простите, госпожа. Я люблю вас и ваших детей, но… теперь я нужна своему мужчине.
— Куда же ты идешь… — пробормотала я, оглохшая и ослепшая от потрясения. — Зачем тебе война…
— Жизнь заставляет нас делать сложный выбор, госпожа, — тихо сказала Лей. — Но я свой сделала.
Еще миг — и она подошла ближе, тронула меня за руку, а потом раскрыла объятия и крепко прижала меня к себе.
Я невольно ответила ей, обхватив ее за худые плечи и глотая душащие меня слезы.
— Береги себя, милая. Спасибо тебе за все.
====== Глава 57. Разбитые надежды ======
Комментарий к Глава 57. Разбитые надежды глава пока не бечена
Одноглазый, прищурившись, внимательно изучает меня единственным глазом и выпускает аккуратное колечко дыма, не вынимая трубки изо рта.
— Не передумал? — лениво спрашивает он, скосив глаз на другую трубку, чуть ранее предложенную мне, и выпускает еще одно дразнящее кольцо.
— Нет, — с достоинством глупца отвечаю я, хотя уже понял свою оплошность.
Сперва я решил, что он предлагает халиссийский дурман, а мне для сложных переговоров нужна трезвая голова. Однако едва из трубки Одноглазого потянуло дымком, стало ясно, что это отменная курительная смесь из Дескари, очень редкая и потому дьявольски дорогая.
Но признание своих ошибок никогда не было моим достоинством.
— Итак, ты снова меня нашел. Похоже, мне теперь до конца жизни от тебя не отделаться, лейтенант. Ну, выкладывай.
— Мне нужна помощь пиратов.
— Еще бы, — хмыкает он углом рта. — Наслышан я о твоих подвигах. Наворотил ты дел — вовек не расхлебаешь. Уничтожить рабство в Саллиде? Парни дьявольски злы на тебя, знаешь ли. Если бы кто-то из них догадался, что ты и есть тот самый Освободитель, ты бы попал в мою каюту не целиком, а нашинкованным на мелкие кусочки.
— Знаю. Нет рабства — нет барышей от контрабандистов за похищенных людей. Но ты ведь… сам понимаешь, что рабство — это мерзость?
Одноглазый жизнерадостно улыбается углом рта и доверительно сообщает:
— Главное — в рабство не попадаться. А так — что в нем мерзкого? Деньги были неплохие.
Понимаю, что он дразнит меня, как несмышленого ребенка, но все внутри бурлит от гнева. Стараюсь не сорваться и не потерять лица. Унизительно просить помощи у того, кто сам же продал меня в рабство. У того, кто целыми кораблями похищал и продавал моих соотечественников.
И все же у меня нет выбора.
— И какой же помощи ты хочешь? — наконец спрашивает он совсем другим тоном.
— Халиссиния снова пошла войной на Саллиду.
— Это не новость вот уже несколько десятилетий, — фыркает Одноглазый. — И что мне с того?
— А то, что сейчас угроза победы халиссийцев как никогда велика. Часть бывших рабов… — мне трудно говорить, желваки сами ходят на скулах, но правду скрывать бессмысленно. — Значительная часть, если говорить вернее… все они халиссийцы. Прямо сейчас они выступили на остальные города Саллиды, чтобы жечь дома и убивать людей.
— Какие они, однако, кровожадные ребята, — с показным сочувствием замечает Одноглазый. — С чего бы это они, а?
Он пытается всячески меня поддеть, но я сохраняю серьезность.
— В столице вырезали всех рабов-халиссийцев. Теперь война не только на востоке, у границ, но и внутри полуострова. Халиссийцы разделаются с армией Саллиды по частям и не оставят от страны камня на камне.
— Я повторю свой вопрос: и что мне с того? — приподнимает бровь командор. — Ты сам сделал все, чтобы уничтожить мое прибыльное дельце. Саллида без рабства как-то не представляет для меня интереса.
— А корабли? Оружие? Халиссийское золото?
— Золото, — Одноглазый презрительно кривит губы, пересеченные белой нитью старого шрама. — Ты предлагаешь мне то, чего у тебя нет. Не стыдно?
— Если мы победим, возьмешь его сам. Я обещаю твоим кораблям беспрепятственный проход через акваторию Саллиды. Что до оружия — тебе больше не придется добывать его в бою. На Туманных островах теперь есть плавильня. Закончится война, и я обещаю…
— А корабли тоже предлагаешь взять когда-нибудь потом? — добродушно лыбится Одноглазый, вынимая изо рта трубку и демонстрируя идеально ровные, белые зубы.
— Нет, — не веду и бровью. — Корабли уже сейчас ждут тебя в порту Кастаделлы.
— А у тебя есть полномочия распоряжаться городским флотом? — щурится он, наклонившись над столешницей.
— Не сомневайся. Мои люди контролируют Сенат и муниципалитет Кастаделлы.
— Ну, допустим, — Одноглазый вновь расслабленно откидывается на спинку стула. — Но мои ребята — морские волки, а не пустынные шакалы. Они сочтут меня безумцем и вздернут на рее, если я предложу им идти вместе с вами воевать за Саллиду.
— Я не прошу воевать с ними на суше. Вы возьмете хорошо оснащенные боевые корабли, обогнете Дескари с юга и ударите халиссийцев с морского тыла, с западного залива, в то время как наш флот атакует их с восточной части континента. Мы возьмем их в капкан, когда они не будут этого ожидать.
Насмешливая улыбочка Одноглазого гаснет, когда он задумчиво качает головой. Но он хотя бы задумался, и это кажется мне неплохим знаком.