Страница 17 из 245
Тело нещадно ломит. Рана над коленом болезненно пульсирует, затуманивая рассудок. Стоять на коленях, согнувшись в три погибели, почти невыносимо, но поделать я ничего не могу: руки пристегнуты к колодкам, не пошевелиться. Молча смотрю на молодцеватого Хорхе: тот деловито вертит над жаровней два металлических штемпеля на длинных деревянных рукоятках. За годы рабства я безошибочно научился определять этот азартный блеск в глазах: передо мной подлинный живодер.
— Люблю строптивых, — доверительно сообщает Хорхе, вынимая из жаровни один из штемпелей и придирчиво осматривая пышущий жаром металл на конце. — Сначала вы ломаетесь, строите из себя гордых и дерзких, а потом так забавно визжите и молите о пощаде.
Живодер Хорхе делает шаг ко мне с раскаленным добела штемпелем в руках. Тело привычно каменеет в ожидании боли.
Боль неизбежна. Она сопровождает меня почти полжизни. К ней я привык.
Но прикосновение расплавленного металла к живой плоти — испытание не из приятных. Зубы скрежещут, стиснутые в кулаки руки стремятся разорвать путы, неподвластное воле тело сотрясает мелкая дрожь.
Хорхе держит штемпель на старом клейме долго. Излишне долго, словно желая прожечь во мне дыру насквозь. Сознание плавится от нещадной, жгучей боли, перед глазами плывет красный туман.
Пахнет жареным мясом. Трудно поверить, что запах исходит от меня самого. Наконец мучитель убирает шипящий металл, а огонь на коже продолжает гореть. Теперь он там надолго, уж мне ли не знать.
С трудом хватаю ртом воздух. Рот наполняется кровью — кажется, я прокусил губу. Глаза неотрывно следят за движениями палача: Хорхе, похоже, разочарован. Ждал криков?
Мрачно ухмыляюсь: от меня не дождется.
От него, похоже, не укрывается ухмылка: темные глаза вспыхивают злобой. Перекинув зубочистку в другой уголок рта, он кивает молчаливым рабам. Те послушно освобождают меня из колодок и пристегивают к пыточному столу лицом вверх. Стол такой же, как у Вильхельмо. Видимо, их заказывали у одного и того же мастера.
Свежий ожог на спине горит адским пламенем, вынуждая меня слегка выгнуться, чтобы не соприкасаться обожженной лопаткой со столом. От Хорхе не ускользает это движение, и он издевательски хмыкает.
— Сколько же раз тебя продавали? Я насчитал восемь меток. Сзади клеймо ставить негде, уж извини.
Он берется за другой штемпель и повторяет пытку, с силой вжимая раскаленный металл в кожу над левым соском.
Мышцы вздуваются от напряжения, ногти скребут по столешнице, в шею впивается ошейник. Тело сильнее выгибается в безмолвном крике.
Но ничто не длится вечно. Хорхе издевательски дует на потускневший штемпель, осматривает свежее клеймо на моей груди и гнусаво протягивает:
— Донне Вельдане понравится. Ювелирная работа.
Я бы плюнул ему в рожу, да нечем. Во рту сухо, как в пустыне: последнее, что я пил сегодня, — та вонючая жидкость из бутылочки Гидо. Это было еще утром, когда я принадлежал ублюдку Вильхельмо.
Никто не подумал меня напоить. Кого заботят нужды раба? Не обоссался — и ладно.
Тело пылает болью, но это уже не имеет значения: сознание то ярко вспыхивает, то проваливается в вязкую темень.
Вскоре мышцы и суставы немеют: руки вновь выкручены за спиной и вздернуты за запястья. Я в каком-то темном могильнике. Хочется прижаться спиной к холодному влажному камню, чтобы немного облегчить боль, но меня подвесили так, что шевельнуться невозможно.
Остается только терпеть.
Будь ты проклят, Вильхельмо. Будь ты проклят, Хорхе. Будь ты проклята, донна Вельдана.
Тишину, царящую за столом, нарушал лишь негромкий звон столовых приборов. Я не выдержала и заговорила первой:
— Где мой раб?
Донна Адальяро монашеским жестом сложила руки на коленях.
— Несколько дней ему придется пообвыкнуть здесь, узнать о порядках, научиться повиновению…
— Лекарь осмотрел его?
Изабель и Диего быстро переглянулись.
— Дорогая, звать лекаря ради раба… Право же, на них все затягивается, как на собаках.
— Этот раб стоил мне пятьдесят золотых, — стараясь не давать гневу выхода, напомнила я, — так что лучше ему оставаться живым и здоровым. Дорогая матушка, очень прошу вас послать за лекарем безотлагательно. Ведь вам не хотелось бы, чтобы я разгуливала по Кастаделле сама, справляясь у прохожих, где найти врача?
— Как пожелаешь, дорогая, — Изабель поджала губы, всем своим видом изображая недовольство, — сейчас же отправлю Вуна за доном Сальвадоре.
— Благодарю вас, — вежливая улыбка далась мне с большим трудом. — Так где мой раб?
— О нем позаботятся, как ты и просила.
— Я хочу его видеть. Немедленно, — во мне нарастала липкая тревога.
— Будь по-твоему, — натянуто улыбнулась донна. — Сай, приведи Хорхе.
От звука этого имени меня передернуло — не хватало еще любоваться гадкой рожей… Но еще больше встревожило то, что имя Хорхе вновь упоминалось в связи с моим рабом. Последнему это явно не сулило ничего хорошего.
Кусок в горло не лез. Отодвинув тарелку, я тронула губы салфеткой и поднялась из-за стола.
— Да, кстати… Относительно решеток на моих окнах…
Изабель вздохнула.
— Сегодня было недосуг. Если завтра вы с Диего пойдете на прогулку, к твоему возвращению решетки будут сняты. Пожалуйста, не думай, что…
— Звали, госпожа? — скрипя начищенными сапогами, в столовую вошел Хорхе.
— Донна Вельдана хочет видеть своего раба. Он… готов?
Хорхе озадаченно вытаращился на хозяйку.
— Э-э-э… частично. Я не думал, что он понадобится так скоро.
— Где он? — я все больше убеждалась в том, что меня водят за нос, и намеревалась с этим покончить.
Хорхе замялся, ища взглядом хозяйской поддержки. Изабель все же сочла нужным прийти на выручку управляющему:
— В подземельях. У него буйный нрав, а кроме того, новых рабов полагается обработать.
— Отведите меня к нему. Я хочу его видеть, — я старалась утихомирить нарастающий гнев, обращаясь прямо к Хорхе.
Тот вновь бросил вопросительный взгляд на хозяйку. Он словно нарочно пытался меня разозлить, усиленно демонстрируя, что я для него — пустое место. Но я дала себе твердое слово добиться своего и не собиралась отступать.
Изабель едва заметно кивнула.
— Возьми фонарь, дорогая, — проворковала она, обращаясь ко мне. — В подземелье темно.
Если она собиралась меня напугать, то у нее получилось. При мысли о том, что придется спускаться в незнакомое подземелье наедине с человеком, который вызывал у меня дикое отторжение, мне стало нехорошо.
— Я возьму с собой Сай, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
— Как пожелаешь, дорогая. И прошу тебя, не делай поспешных выводов…
Но я уже не слушала ее. Хорхе с преувеличенной услужливостью поклонился мне и сделал приглашающий жест рукой. Сай засеменила следом.
Управляющий провел нас по коридорам в тыльную часть дома и открыл неприметную дверь в тупике. Изнутри дохнуло могильным холодом. Вход в подземелье тускло освещала масляная лампа, закрепленная на стене. Хорхе снял тут же, со стены, переносной фонарь, зажег фитиль и передал мне. Еще один фонарь оставил себе.
— Не передумали, госпожа? — обернувшись, он окинул меня насмешливым взглядом.
— Нет. Поторопитесь, — холодно велела я.
Спускаясь вслед за Хорхе по массивным каменным ступеням, я не раз пожалела о своей опрометчивости. Слишком узкий проход в подземелья и зловеще холодные, влажные стены, покрытые серой плесенью и беловатыми разводами селитры, рождали в моей голове отвратительные подозрения. Что, если меня всего лишь обвели вокруг пальца и общими усилиями загнали в ловушку? Что, если Хорхе заставит меня спуститься на самое дно и навеки запрет в одной из подземных темниц? Что, если я больше никогда не увижу света?
Я невольно оглянулась. Сай позади меня молчала, как мышь, сосредоточенно ступая по отполированному камню. Кажется, страха на ее лице не было, и это немного обнадежило. С другой стороны, чем она могла помочь, задумай Хорхе вместе с семейкой Адальяро какую-нибудь пакость?