Невидимые знаки

Последние шесть месяцев я жил в его поместье. Я слушал моего наставника ночью. Работал рядом с ним днем. Он показал мне, как мало я знал, и сколько еще мне нужно узнать, если хотел преуспеть в той профессии, что выбрал (не говоря уже о напоминании, как близок я был к провалу).

Чтобы работать с деревом, строить и создавать что-либо из природных ресурсов, сначала нужно понять, как это устроено. Мой учитель прошел длинный путь от создателя мебели до дизайнера небоскребов.

Тот факт, что он был инуитской крови (прим. пер.: Инуиты — этническая группа коренных народов Северной Америки) и мог проследить свою родословную назад к туземцам по стороне своей матери, был плюс для обучения. Он мог научить большему, а не только тому, как забить гвоздь или прорезать соответствующий разъем. Так же он знал, как выращивать деревья, с которыми мы работали. Как взять деревянную доску и превратить ее в дом.

Я узнал больше, проживая с его женой и двумя сыновьями, чем на каждом уроке, который у меня когда-либо был в университете (или в моем недавнем месте проживания).

Ты обещал не думать об этом.

В сотый раз я стиснул зубы и оттолкнул свои мысли, которые только разозлили меня и сделали больно. Сжав кулаки, я последовал за другими пассажирами по трапу и зашел в самолет.

Мне было грустно уезжать.

Но я стремился преуспеть в своей карьере. Новая жизнь. Жизнь, которой я был вечно благодарен, после всего, что сделал, чтобы облажаться.

Я этого не заслужил, но мой отец согласился поддержать меня финансово. Выступая поручителем для коммерческого займа, я подал документы в «Опьюлент Оук Констракшн». Не говоря уже о том, что он был основной причиной, обеспечивающей мне разрешение на работу при въезде в США. Без него... ну, мой второй шанс не имел бы никакого значения.

Он вернул мне мой мир назад. Он поверил, что я его не подведу.

У меня не было ни малейшего намерения делать это. Когда-либо снова.

Он дал мне бесконечную поддержку и отеческую преданность, даже после всего, что я сделал. Тем не менее, у него было условие — непреклонное, без уступок.

Что я еще мог сделать?

Я сдался.

Я согласился лететь на ФиГэл (единственное место, где я хотел побывать еще с детства) и пожить немного, прежде чем похороню себя в моей новой компании в Англии. Он хотел, чтобы я побыл свободным перед тем, как скреплю себя долгосрочными обязательствами.

Он хотел, чтоб я повеселился.

Ха!

После всего, что произошло, он думал, что я знаю, что означает это слово.

Я не имею ни малейшего понятия.

Как он мог на меня надеяться, на двадцатисемилетнего парня, после всего того, что я натворил? Даже сейчас он смотрел на меня как на золотого ребенка... а не как на пустое место, кем я стал. Я не заслужил развлечений. Не после того, что я сделал, особенно в то время, когда он больше всего во мне нуждался.

Развлечение.

Я ненавидел это слово.

И даже если бы я помнил, как развлекаться, я бы не тратил свое время на девочек и пьянки, потому что у меня была крайняя необходимость создать что-то из ничего, после того, как я уничтожил все. У меня было много грехов для искупления, и если мой отец не позволил мне начать заглаживать свою вину дома, что ж, я должен найти другой способ.

Я подонок чистой воды.

Я ненавидел себя за то, что соврал, когда заключал с ним договор. Я смотрел ему в глаза и согласился отправиться на ФиГэл с условием, что буду загорать, пить и заведу интрижку на одну ночь или десять. Тем не менее, вместо того, чтобы зарезервировать номер в большом отеле с другими эгоцентричными идиотами, я предложил свои услуги одной местной фирме, которая строит дома для жителей низшего класса.

Мне нужно было найти искупление прежде, чем я сведу себя с ума отвратительными воспоминаниями и стану переполненным ненавистью к себе.

Единственное было то, что компания ожидала, что я начну работу завтра. В противном случае они бы отдали контракт другому претенденту. Никаких оправданий. Быть там или пролететь.

Я не хотел пролететь.

Пока проходил в самолет, мое сознание вернулось в то время, когда я последний раз видел отца. Прошло более полугода с момента нашего последнего объятия. Он ударил меня по спине и прошептал на ухо:

— Учись, исследуй и работай. Но как только ты закончишь, лети на ФиГэл, потеряйся в теплых морях и вспомни, как жить. Потом возвращайся домой отдохнувшим, и я сделаю все, что ты захочешь, чтобы сделать твой бизнес процветающим.

Он даже использовал дешевую уловку, гарантирующую, что я расплачусь, как маленький ребенок. Он сказал, что если бы мама была еще жива, она бы сказала, что работа — не смысл жизни, даже если это было страстное увлечение. Существовали и другие важные вещи, и незапланированный опыт — одна из них.

Придурок.

Убогий, скорбящий придурок.

Я тоже. Мы оба скорбящие придурки, скучающие по одному человеку, который дал нашим душам цель уничтожить нас после ее смерти.

Она виновата в том, что случилось.

Я раздул ноздри, выталкивая ее из моих мыслей.

Вытащив смятый посадочный талон из заднего кармана, я попытался найти свое место.

Черт побери.

59 D. Прямо в задней части самолета.

Мысль о том, чтобы толпиться среди людей взбесила меня. Но чем раньше я сяду на свое место, тем раньше смогу достать наушники и забыться в кино.

Ожидая пока семья засунет свой багаж в отсек над головой, я поднял свою сумку на плечо и вытащил телефон. Я обещал моему отцу, что напишу ему, прежде чем взлетим. С тех пор, как мы потеряли маму, он становился невротиком при мысли о потери меня.

Набрав «Я люблю тебя и скоро поговорим», я нажал «отправить».

Хм, это странно.

Я постучал по экрану, ожидая подтверждения, что сообщение отправлено. Тем не менее, значок отправки только покружился, без соединения.

Семья наконец-то села на свои места, предоставив мне свободу дальнейшего движения по проходу.

Так и не отправив сообщение, я сдался, запихнул телефон в карман Гэлнсов и поспешил на свое место. Стюардесса стояла, блокируя его. Она отступила назад, когда я поднял бровь.

— Повезло, да? — Ее рыжие волосы поймали блики искусственного освещения.

— Да. Это я. Всегда везет.

Везение здесь ни при чем. Я был противоположностью удачи. Я был неудачником.

Стюардесса исчезла, чтобы помочь другим с их размещением.

Я спрятал свой багаж, уселся в кресло и выглянул в окно.

Воспоминания о борьбе моей матери и что случилось потом сжали мое сердце, пока другие пассажиры рассаживались по своим местам, и экипаж готовился к отлету.

Вспышка светлых волос бросилась мне в глаза, и я осмотрел моих попутчиков. Самолет не был заполненным, поэтому было прекрасно видно, что происходит в другом конце самолета.

Опять эта девушка.

То, как она запихивала ручную кладь в багажный отсек, было похоже на установку взрывного устройства.

Она была красива. Очень красива.

Что-то было в ней. Что-то скрытое, то, что выделяло ее и заставило обратить мое внимание.

Длинные светлые волосы, матовая кожа... большие карие глаза.

Она заслуживала быть изученной и оцененной. Я был заинтересован.

Когда наши взгляды встретились на паспортном контроле, я почувствовал первый намек на нормальность впервые за последние пять лет. Мне понравилось, какой эффект она произвела на меня, но я не мог допустить этого снова.

Такие женщины, как она, были опасны для таких мужчин, как я.

Девушка едва села и пристегнула ремень безопасности, как скрипнули шасси, и самолет покатился прочь от отдаляющегося терминала, чтобы бросить вызов гравитации.

Отрывая от нее взгляд, я уставился в окно на нечеткий мир и бросил последний взгляд на Лос-Анджелес.

Дождавшись нашей очереди, двигатели загудели, и мы пронеслись по взлетной полосе, набирая скорость от улитки до ракеты.

Мои уши заложило, как только мы поднялись в воздух.

Одиннадцать часов перелета. Время пошло.