Страница 3 из 19
– И что же из того? – брови юноши приподнялись в лёгком недоумении.
– А то, что отцы, не родившие наследников, не имеют и права на наследство своего рода, – еле слышно прошептал Малик. – И вот, когда пришло время нашему отцу встретиться со звёздными детьми Шама, Бабей забрал себе и его лавку, и дом… Он всегда знал, как преумножать богатства, и вскоре сделался почти как царь. Сегодня его жёны – одна прекрасней другой, а живёт он в настоящем дворце. Мне же пришлось продать свой дом, чтобы прокормить семью. Вскоре я совсем забросил торговлю и пошёл в дровосеки…
– А что если ты родишь наследника? – поинтересовался силач. – Ты же ещё можешь это сделать!
– Брат сказал, что попридержит мою долю наследства у себя, и, если великий Азрэк смилостивится надо мной и подарит мне сына, он отдаст причитающееся, но…
– Но?
– Навряд ли это случится. Сегодня я не смог продать добытые в лесах дрова и решил, что могу предложить их брату. Ведь и во дворце нужны дрова для готовки! Однако Бабей даже не позволил приблизиться к нему. Меня поколотили и прогнали его стражники.
– Клянусь Миркиром, это не по-братски, – пробасил силач.
– И даже на моей богами забытой родине к дочерям человечьим относятся более уважительно, – с грустью согласился его господин.
– Быть отцом дочерей в нашей стране – большая боль… – еле слышно добавил дровосек.
– Мы там, где мы должны быть, как бы ни казались тяжелы пути провидения, – задумчиво заметил юноша. – Признаюсь, я не понимаю ваших законов, но судьба привела меня в Джаэруб и свела нас неспроста… Я куплю твои дрова. Всё, что есть.
– О, господин, милосердие твоё не знает границ! – радостно воскликнул Малик.
– Будь добр, протяни мне свою руку… – попросил юноша.
«…Уж не воплощённый ли светлоликий Азрэк это был?» – думал про себя Малик, спеша домой к семье.
Он не раз слышал сказки о том, как боги принимают порой человеческое обличие и нисходят к людям, чтобы проверить их или преподать урок. Несомненно, таинственный юноша не был стеснён в средствах. Попросив хозяина кофейни угостить их своим прекрасным напитком, он желал испытать того. Старый Шару проявил благородство, за что был вознаграждён двойной оплатой.
А сам Малик в обмен на свои дрова получил небольшой тканый мешочек. Вещица выглядела невзрачно, однако, когда дровосек запускал в неё два пальца, то всякий раз находил там драгоценный камень. Вначале это был тот самый калосский нефрит, о котором он вспоминал, глядя в глаза своему благодетелю. Затем – россыпь морского жемчуга. В третий раз – мерцающий лунным светом опал размером с яйцо перепёлки.
Уже стемнело, но жизнь в городе бурлила и кипела. Лавочники зазывали отдохнувших за день богатых покупателей. Малолетние воришки высматривали собственных клиентов.
На небе воссиял светлый лик Азрэка. Из главных храмов доносились женские голоса, прославляющие своего вечного создателя и одновременно наречённого. Жрицы бога луны никогда не показывали своих ликов, но их прекрасные голоса могли услышать все желающие.
Продав знакомому ювелиру несколько жемчужин, Малик ощутил себя богачом. Однако он был мужем рассудительным, поэтому с покупкой дворца спешить не стал. Вместо этого Малик приобрёл на базаре трёх крепких мулов, два бронзовых топора с рукоятью, обмотанной тонкой кожей, новые сандалии и отрезы красивейшей ткани на платья жене и дочерям. Потом он взял у мясника парной баранины. Купил риса, масла, молока, свежих фруктов и всяких лакомств.
По дороге к дому Малик раздал беспризорникам конфеты. Своей семье дровосек рассказал всё как было, без утайки: и о злобном Бабее, и о Шару, и о двух безымянных путниках. Жена поддержала решение мужа продолжать трудиться, а дочери пришли в полный восторг от подарков.
Следующим же утром Малик наточил топоры, надел новые сандалии, взял своих мулов и отправился в леса Эльхайби. Так он поступал день за днём. В жаркое время дровосек искал в тенистых джунглях редкие и дорогие породы деревьев, а вечером продавал их краснодеревщикам.
С каждым днём Малик всё дальше забирался в леса, а волшебный кошелёк неизменно брал с собой. Очень скоро он осмелел настолько, что начал уходить за озёра Шама.
Считалось, что земные отражения звёзд – ночных детей Азрэка – охраняют Алриас от разбойников, нечисти и свирепых диких зверей, поэтому за озёра уходили только самые смелые охотники. Впрочем, зная это, несчастный Малик даже не догадывался, какие опасности его подстерегают…
В день пятый от убывания луны дровосек особенно далеко забрался в джунгли – и вдруг почувствовал жжение за пазухой. Вытащив кошелёк, он запустил в него пальцы и извлёк на свет изумруд. Камень словно огнём горел!
Вдруг всё вокруг Малика поплыло и переменилось. Леса разошлись в стороны, и он оказался на лысом холме. Посреди холма лежал гладкий валун, а в нём было кольцо, точно в крышке погреба.
Прислушался дровосек. Ему показалось, что из-под земли доносится чей-то плач. И был он такой жалобный, будто сдавленно рыдал ребёнок, запертый в погребе. А может, так оно и было? Вдруг некий злодей похитил малыша и заточил его в тайной пещере?
Преисполнившись жалости, Малик нагнулся к камню, взялся обеими руками за кольцо, потянул на себя. Валун оказался на удивление лёгким. Крышка погреба отворилась, и дровосеку открылось невиданное. Проникавшее в подземелье солнце сверкнуло на россыпях серебряных и золотых монет, пробежало по драгоценным камням, кубкам, блюдам, тиарам…
У несчастного Малика голова закружилась от увиденного. Он пошатнулся, оступился и рухнул в зев пещеры. Тут же дверь за ним закрылась, а мужчина оказался в кромешной тьме.
Ужас овладел им. Плач, доносящийся со всех сторон, сделался громче. Уже не казалось Малику, что голос узника имеет что-либо общее с детским. Скорбный звук пронизывал до мурашек, заставляя кости наполняться холодом, а сердце отчаяньем.
«Вот и конец мне пришёл, – подумал Малик. – Неужели же я проклят? Даже свалившееся на меня счастье обернулось неудачей! Нет, не светлоликий Азрэк, но пламенный Наэран был тем таинственным юношей! Его проклятое богатство принесло лишь горе… И теперь мои бедные жена и доченьки останутся без своего кормильца…»
Последняя мысль заставила дровосека вспомнить о злобном старшем брате. Ему показалось, что во всех его горестях виноват негодяй Бабей. Ведь были они равны по рождению, но деньги разделили их!
Не на шутку разозлившись, словно сам взбунтовавшийся Наэран, Малик понял, что во что бы то ни стало он должен выбраться из этой пещеры. Мало того, он спасётся, так ещё и богатства с собою прихватит!
И вот уж тогда он купит себе дворец роскошнее, чем у Бабея! Он оденет своих дочерей в такие платья, которых никогда не видел ни Алриас, ни целый мир! Он выберется сам на божий свет! А затем поднимется среди людей и возвеличит свою семью!
Пусть подавятся судьи своими законами! Малик изменит законы! Он покажет дочерям столицу во всём её блеске и, может быть, все остальные города! И пусть хоть одна собака гавкнет в их сторону, его стража позаботится о том, чтобы злые языки были отделены от их владельцев!
Подумав так, Малик вдруг вспомнил, как полыхал изумруд из волшебного кошеля. Он снова извлёк его и бросил перед собой. Яркий свет заплясал по несметным сокровищам, облачая драгоценные металлы и камни в один ядовито-зелёный цвет и разгоняя тени. На душе у дровосека стало поспокойнее. Даже таинственный плач вдруг сменился тихими вздохами.
– Кто ты? Эй! – обратился к нему Малик, озираясь по сторонам. – Человек ты или зверь? Нага, гуль, сила или же… джинн?
* * *
Два путника, по всему видно, чужеземцы, прогуливались по улицам Алриаса. Один – в пурпурном шерстяном кафтане, красном обёрнутом вокруг головы платке и высоких сафьяновых сапогах, был стройный и светловолосый, как эльфы с дальнего Севера. Другой – во всём ему противоположный смуглый силач с грубыми чертами лица и непокрытой лысой головой – был бос и одет только в свободные шаровары цвета чёрной земли.