Страница 7 из 13
– Ты нашла паштет?
В плохие мгновенья я думаю: это, черт побери, возраст! Андрею кажется, что без него все не справляются: я не найду паштет, Шницель забудет поесть, Мура забудет, что у нее дети. Когда Андрей смотрит на девочек, у него становится такое лицо, как будто он доктор на скорой, мчится по вызову сквозь метель. Я не хочу, чтобы у него было такое лицо!.. Мама говорит, что Андрей ангел, а я неблагодарная скотина. Это не так, я благодарная скотина. Я очень благодарная скотина! Но реальность такова: желание всех опекать это признак возраста. Опекаешь, знаешь, где паштет, значит, ты еще сильный. А я хочу, чтобы он всегда был молодым.
В хорошие мгновения я думаю: а где же паштет? На полке нет паштета Шницеля, но я же его не съела?..
Реальность такова: я угостила Ирку собачьим паштетом.
– Телячий паштет Шницеля на нижней полке, – уточнил Андрей.
Ага, ура! Ура, я не угостила Ирку собачьим паштетом!
– А на верхней полке еще один паштет для Шницеля, из ягненка, не перепутай с телячьим.
Телячий. Я угостила Ирку телячьим паштетом. Признаться или нет? Но зачем признаваться? Свидетелей нет, улик нет. Дам Шницелю паштет из ягненка, и он будет молчать. Никто не узнает.
…– Сейчас мы все пойдем ко мне. Завещание дома. Я боюсь взять его в руки.
Общий сбор у Ирки-хомяка с целью оглашения завещания.
Присутствовали Хомяк и я. Ольга таинственно сказала, что у нее важное дело. Что может быть важнее завещания?! Ольга объяснила: «Ты ахнешь, когда узнаешь, только не говори Ирке и Алене».
С целью оглашения завещания Ирка повела меня в спальню.
Иркина спальня – это произведение искусства эпохи барокко. Если забыть, что это современная мебель итальянских фабрик, можно подумать, что находишься в королевских покоях: золоченые барочные завитушки, тяжелые бархатные портьеры с золотыми шнурами. На потолке роспись: «Похищение Психеи»: Купидон с Иркиным лицом и Психея с лицом ПетрИваныча. Художник перепутал, но перерисовывать не стали из экономии средств. Мы называем эту роспись «Купидона и Психей».
Хорошо, что нет Ольги! Она бы улыбнулась правым уголком рта. Не левым, а правым! Левый она кривит, когда нервничает, а правый, когда входит в Иркину спальню. Легко смеяться над Иркиным вкусом, когда ты из старой петербургской семьи, твои предки знаменитые художники, картины твоих прапрадедов в русских и французских музеях. Ольга говорит «мы с Иркой из разных детских». Конечно, из разных: над Ольгиным диваном висят виды Павловска кисти знаменитого… не важно кого, это секрет. У Ирки над кроватью висела репродукция из журнала «Огонек». У Ольги знаменитые предки, а у Ирки нет родственников, одна мама, акушер-гинеколог на пенсии в маленьком уральском городке. Но мы уже давно из детских!
Нет-нет, Ольга не кичится своим происхождением, она согласна, что происхождение самое незначительное в человеке. Ольга ругает Ирку за плохой вкус. Но вкус тоже самое незначительное!.. Взгляды тоже самое незначительное в человеке. В человеке всё незначительно, кроме одного: что этот человек твой друг, Хомяк.
– Вот кровать, – сказала Ирка.
Казалось бы, кровать в спальне, ничего особенного. Но любой, кто смотрит сериалы, сразу поймет, в чем дело: кровать низкая, пылесос под нее не пролезает. На том, что пылесос не пролезает под кровать, построен сюжет многих сериалов: это завязка. Персонажи сериалов в первой серии прячут завещание там, где его никто не найдет: под кроватью, где никогда не пылесосят. Во второй серии закатывается под кровать кольцо, персонаж шарит под кроватью палкой от швабры… тут-то и начинается драма.
У Ирки закатилось под кровать кольцо, Ирка пошарила под кроватью шваброй – а там коробка, в коробке завещание. Зачем ПетрИваныч не в сериале, а в жизни спрятал завещание под кроватью, где Ирка никогда не пылесосит? На этот вопрос нет ответа.
Если подумать, на этот вопрос есть ответ: ПетрИваныч не предполагал, что может умереть. Думал, что когда-нибудь, через сто тридцать лет скажет Ирке слабеющим голосом «умираю, и вот моя последняя воля: пропылесось под кроватью», – а там как раз завещание. Но, скорей всего, ПетрИваныч считал, что к тому времени изобретут бессмертие, и Ирке не понадобится пылесосить.
ПетрИваныч вообще был склонен к скрытности. Ирка не знала, сколько он зарабатывает. ПетрИваныч говорил «цвети спокойно, мой тюльпан» и выдавал определенную сумму на хозяйство и ботокс. Ирка никогда не знала, на какую конкретно сумму она может цвести. Когда Ирка задумывала внеочередную косметологическую процедуру, она сообщала об этом ПетрИванычу. ПетрИваныч внимательно рассматривал Ирку, затем сверялся с синей записной книжкой, что-то подсчитывал в уме и давал ответ: ну, что же, устранить носослезную борозду мы можем себе позволить, а вот изменить форму глаз для придания свежести взгляду в этом месяце нам не по средствам. Мне было бы обидно, если бы Андрей раздумывал, придать ли свежести моему взгляду или и так сойдет, но финансовые отношения в каждой семье построены поразному.
После смерти ПетрИваныча Ирка запаниковала: как тюльпан сможет цвести на свою зарплату в театре? Алена в утешение хотела подарить Ирке какую-нибудь приятную мелочь: операцию по изменению формы ушей или липосакцию щек. Ирка отказалась: «не хочу рисковать ушами». Всякий раз смотря в зеркало, она будет думать – вот уши, подарок Алены. Но что, если они с Аленой поссорятся? Алена благородный человек, она никогда не стала бы требовать уши обратно, но Ирка привыкла быть независимой.
Но если бог дает желание улучшать свою внешность, он дает и способ: пробирки, водяная баня, эфирные масла, вазелин. Термометр. Ирка начала делать кремы: мазала себя, меня, гардеробщицу, актрис и режиссера. На сегодня у Ирки уютный подпольный бизнес: все в ее театре, от гардеробщицы до главного режиссера, покупают Иркин дневной крем, ночной крем, а также крем для губ. Ирка говорит «мой бизнес на самоокупаемости»: доходы от продажи кремов равны расходам на их приготовление. Хомяк планирует расширяться: в ее планах крем для век.
Чтобы показать мне, как она нашла завещание, Ирка встала на колени, засунула голову под кровать.
– Ой, а что это тут, в углу? Здесь что-то есть! Может быть, тайник?!
Но это был не тайник, а синяя записная книжка: очевидно, ПетрИваныч при жизни уронил ее под кровать, и всё это время она там находилась.
Ирка листала книжку, бормоча: «Милый, милый ПетрИваныч, как подробно у него записаны расходы на косметологию», и вдруг побледнела.
– Не понимаю… прочитай ты, – Ирка смотрела на меня беспомощным взглядом.
Пролистав записную книжку, мы с Иркой выяснили, что ПетрИваныч регулярно требовал деньги у женщин. Напоминал, просил, угрожал. Часто повторялась фраза «у вас есть один день!» и «пеняйте на себя!». В синей записной книжке была зафиксирована ежемесячная переписка с тремя женщинами. …А вот и номер тайного счета, на который каждый месяц поступали деньги.
Что это, шантаж? ПетрИваныч шантажист? Грозил раскрыть тайны этих несчастных, вымогал деньги… Печально, когда моральный уровень умершего мужа оказывается не таким высоким, как при жизни. Но зачем думать о моральном уровне ПетрИваныча, у него уже всё равно не будет возможности исправиться.
– Давай прочитаем завещание, – предложила я.
– Читай сама, если хочешь, – мрачно сказала Ирка. – Я в шоке: ПетрИваныч занимается шантажом!
…Ура! Оказалось, что это не шантаж! Не шантаж, а получение законного дохода: у ПетрИваныча было три однокомнатные квартиры, которые он сдавал.
И завещал Ирке.
– Не могу поверить… Он купил квартиры втайне от меня… – ошеломленно сказала Ирка. – Да еще в Озерках…
Как будто это имело значение: ПетрИваныч втайне купил три квартиры в Озерках или в другом месте. Хотя всё же имело значение: Озерки хороший район.
…ПетрИваныч купил три квартиры втайне от Ирки, но как? Муж имеет право купить квартиру только с согласия жены. Ирка не помнит, что давала согласие. Тюльпан не обязан держать в памяти, что подписал ПетрИванычу бессрочное согласие на покупку любой недвижимости.