Поступление

«Нет, случайно наткнуться на меня такая компания никак не могла» - с лёгкостью поняла молодая женщина. Она верно предположила, что леру Грумбергу донесли про её вылазку за стены академии, и он тут же поднял свои связи. Её специально нашли и его сюда к ней намеренно привели… зачем-то.

От такого неприятного осознания Миле сделалось не просто не по себе, а по‑настоящему страшно. Но она всё равно гордо подняла подбородок. Трусить тогда, когда ничего изменить не можешь, казалось ей наихудшей разновидностью позора.

- А вам что с того, господин хороший? Всё глаз от меня отвести не можете, раз подкарауливаете?

- Да, не могу, - с крайне неприятной усмешкой согласился Антуан Грумберг. – Уж очень хочется увидеть, как ты подыхаешь. Как ты кровью захлёбываешься.

- Ха, мою смерть будут расследовать, так просто ты меня не убьёшь! – смело пригрозила Мила, хотя нисколько не была уверена, что какие-то бумажки с законами действительно способны уберечь её от беды.

- Да-да, знаю, - отмахнулся Антуан Грумберг и даже рукой, словно муху от себя отгонял, взмахнул. – И смерть, и нанесение побоев – всё это чревато последствиями. Но кто накажет простых ребят за то, что они всего-то поразвлеклись с готовой на то шлюхой?

Мила побледнела. Она вмиг поняла, что навряд ли докажет какому-либо следователю, что её подловили и изнасиловали. Красная метка. Проклятая красная метка, клеймо на всю жизнь! Да её скорее обвинят в блуде, в том, что она порочит честь магического сообщества! Её отчислят, и она не сумеет добиться справедливости. Уж если к ней начали придираться из-за какой-то шали…

Молодая женщина сглотнула возникший в горле неприятный комок. Чтобы не позорить учреждение, профессор Аллиэр в самый первый день учёбы провёл с ней обстоятельную беседу о том, что академия готова сдержать сплетни о прошлом Милы Свон, если она сама, конечно, повода вспомнить обо всём этом не даст. Даже отлучение от столовой произошло по-тихому. Это Миле истинную причину озвучили, чтобы она не смела никуда выше руководства академии жаловаться. И вот теперь её снова на том же самом подловили. Стоит хоть слово супротив вякнуть, как тут же всплывёт это мерзкое чужое решение ввязаться во всю эту грязь.

«Они ему рассказали, - угнетала Милу мысль. – Без ректора, профессора Аллиэра или мэтра Ориона тут не обошлось. Сам Грумберг не мог заглянуть в моё личное дело. Никак».

Пока Милу переполняла ненависть к осудившим её на такое издевательство людям, Антуан Грумберг продолжал глумиться. Он хотел вывести молодую женщину из себя, но Мила молчала. Мила молчала даже когда её вытряхнули из тулупчика Саймона и поставили на четвереньки прямо на снег. Молчала, когда ей задрали платье. Из-за царящей тишины жители близлежащих домов не выглянули, непривычного для них шума не было. Да и чем бы могли помочь горожане? Деньги умело затыкают любые рты.

Сам молодой лорд к Миле не прикоснулся. Его друзья: Филипп Оуэн и Самюэль Лёгьер, тоже. Они предпочли смотреть и издевательски комментировали происходящее. Иногда они требовали у своих наёмных мерзавцев поступить с ней так или иначе. Мила ощущала себя вещью. Какой-то грязной, затёртой половой тряпкой, которой последний раз возголят по полу, прежде чем выкинуть в выгребную яму. Однако, она стоически молчала и не плакала даже тогда, когда Антуан Грумберг в качестве последнего издевательства швырнул на её замёрзшее обнажённое тело монеты. Это были медяки. Не иначе паданок в карманах лорда отродясь не водилось.

- Заработала, Тварь, - довольно усмехнулся он и, наклоняясь к ней совсем низко, приподнял голову Милы за волосы. – Мне понравилось, что ты молчала. Ты ведь как‑никак умница, всё уже поняла? Поняла, что и дальше надо молчать?

Мила знала, что обязана хоть что-то ответить, знала, что надо сказать: «Да». Но она не смогла. Это было слишком противно.

- Поняла, по глазам вижу, - остался всё равно доволен Антуан Грумберг. – А потому цени мою щедрость – сегодня я тебя отпускаю. Но вздумаешь хотя бы косо на меня посмотреть, и мы с тобой снова свидимся как-то вот так.

Он отпустил её волосы и, больше не говоря ни слова, ушёл. Вместе с ним ушли и все остальные. Мила осталась на занесённой снегом ночной улице совсем одна. По близости поскрипывал шатающийся от ветра старый масляный фонарь.

… А ещё к ней подошла тощая бродячая собака и лизнула её лицо горячим языком.

Мила не выдержала и разревелась. Она горько, очень горько рыдала так, что тело её трясло, как в приступе лихорадки. Ей казалось, что она даже не чувствует холода внешнего, настолько холодно стало внутри неё. Что-то в душе сжалось до состояния камня и покрылось острыми ежиными колючками. Но мороз пробирал до костей. В какой-то момент скованными замёрзшими пальцами Мила начала одеваться. Собака стояла рядом и часто дышала, свесив язык. Из её пасти вырывались облачка пара.

- Ты такая же тварь, как я, - шепнула Мила едва слышно и, продолжая поглаживать то и дело ластящуюся к ней собаку, посмотрела на валяющиеся на снегу деньги.

Эти деньги были нужны ей. Если собрать монеты, то можно было бы пойти в кабак, где так приятно заказать миску горячего тушёного мяса и крепкого пива. Наесться бы вволю и напиться… напиться, чтобы забыться! Тут, на снегу, валяется много, можно хорошо попировать.

Невольно Мила облизала сухие потрескавшиеся губы. Казалось, она уже чувствует вкус представленных ею сочных блюд. Вот только гордость в ней всё ещё была на порядок сильнее голода. Молодая женщина отвела взгляд от монет и, оставив деньги лежать там, куда они упали, побрела куда глаза глядят. Или, точнее, куда ноги несут. А там как-то само собой случилось, что из‑за испытываемой ею злости она со звериным рычанием ухватилась за бортик не убранной на зиму бочки для сбора дождевой воды. Миле вдруг захотелось швырнуть эту бочку так, чтобы та с грохотом покатилась по улице и даже развалилась! Но у неё не получилось осуществить своё намерение.

«Примёрзла она, что ли?» - подумала Мила и, заглянув внутрь бочки, поняла, что есть другое объяснение. Там было много снега, скорее всего он слежался до состояния льда. Бочка могла быть просто слишком тяжёлой.

«Надо же как намело», - с сожалением пронеслось в голове молодой женщины, прежде чем она замерла. По-хорошему Миле стоило уйти, но испытываемая ею злоба и природное упрямство никак не давали сделать этого. Желание хоть что-то испортить оказалось столь острым, что молодая женщина, прилагая немалые силы, всё же опрокинула бочку.

- Ха! – воскликнула она тогда и звонко рассмеялась так, словно победа над бочкой являлась победой над всеми её жизненными невзгодами. Милу даже переполнило некое чувство самодовольства, когда бочка громыхнула и покатилась быстро-быстро, благо улица как раз шла под уклоном.

- Давай, лети! – хохотнула молодая женщина и под довольный лай прибившейся к ней бродячей собаки со смехом побежала вслед за бочкой. А бочка налетела на какую-то кочку, подпрыгнула и, звонко ударившись о лёд, закружилась на месте. При этом из неё вывалился не только слежавшийся снег, но и кое-что ещё - человеческие рука и голова. Как выяснилось, внутри снега хранилось расчленённое человеческое тело, и перепугавшаяся Мила уж было рванула прочь без оглядки, но… она узнала жертву.

Голова определённо принадлежала Питрину Пипе.

04/04/2022

Продолжение: https://author.today/work/318458