Страница 19 из 21
– Позади колонны устроена маленькая часовня, в коей хранятся остатки хлебов, коими Господь накормил пять тысяч человек, и еще осталось объедков на двенадцать корзин, – рассказывал Гест.
Основание багряной колонны украшали порфировые изваяния четырех воинов невысокого роста. Они обнимали друг друга, но каждый из предосторожности держал руку на рукояти меча. Говорят, что статуи изображали тетрархов, сообща правивших Римской державой, которая в то время была разделена на четыре части. Два правителя носили титул августов, два других – цезарей. Их лица, одеяния, оружия и короны из позолоченной бронзы были совершенно одинаковы, словно у близнецов, хотя такое чудо невозможно, ибо всем ведомом, что у одного мужчины хватает семени только на двух близнецов, а если рождается тройня, то один из детей зачат женщиной в блуде. Так или иначе, все четыре правителя были на одно лицо. Казалось, они поклялись никогда не расставаться друг с другом, даже если какая-нибудь неведомая сила перенесет их на другое место. Вокруг Порфировой колонны теснились многочисленные статуи из меди и мрамора. Среди них выделялась Афина, отлитая из меди столь искусно, что складки её одеяния ниспадали подобно льняной ткани. Но Харальд и его люди устали любоваться статуями. У них уже рябило в глазах. Лишь на статуи диковинных зверей – слонов и гиппопотамов они воззрились с удивлением.
– Если вас возьмут во дворец конунга, вы увидите в зверинце живых чудовищ, – пообещал Гест.
За Форумом начиналась самая красивая и удобная часть Срединной улицы. Тенистые портики спасали от палящих солнечных лучей. По правую сторону тянулась стена Ипподрома, по левую – красивейшие церкви и дворцы. Гест провел их на площадь Августеон, бывший Рыбный рынок. Там стоял Милий – столб, от которого исчислялась протяженность всех дорог Ромейской державы. На восточной стороне возвышалось красивое здание Сената, куда в первый день нового года сходятся сенаторы, чтобы вознести хвалу императору за его мудрое правление. Однако все меркло перед величием колонны, обшитой бронзовыми листами. На листах красовались барельефы, саму колонну венчала колоссальная статуя, которую исландцы заметили с другого берега Золотого Рога. Они приняли её за великана, и неудивительно. Огромный всадник восседал на колоссальном бронзовом коне, поднявшем в воздух копыто. Задние ноги коня были напряжены, словно он собирался сорваться с высоты и помчаться по небу. Облаченный в старинный панцирь всадник держал в левой руке шар с крестом, правая рука была простерта к востоку.
– Кто сей конунг? – полюбопытствовал Харальд.
– По-разному толкуют. Как по мне, сей царь грозит восточным народам.
– Почему же у него нет ни меча, ни копья?
– Греки верят, что они покорят восточные народы одним лишь крестом.
– Ну, это вряд ли! Надо было вложить ему в руку острую секиру.
Император Юстиниан не позаботился о том, чтобы начертать на статуе свое имя. Он был уверен, что оно не нуждается в напоминании. Но каким бы могущественным ни был повелитель империи, время стирает из людской памяти его деяния. Лишь ученые мужи знают, что всадник, указующий на восток, – это император Юстиниан. Простонародье же выдумывает несообразные басни о бронзовом коне. Поневоле подумаешь, что саги сохраняют имена надежнее камня и бронза. Шлем императора украшали позолоченные перья. Об этих перьях Гест рассказал следующую историю. Однажды буря сбросила вниз пышные украшения. И когда все недоумевали и обсуждали, как водрузить их обратно, нашелся некий искусный кровельщик, взявшийся исправить поломанное. Поднявшись на крышу Великой церкви, он забросил дротик с крюком и веревкой на статую. Когда дротик зацепился за конскую гриву, он натянул веревку, прошел по ней и приделал перья к шлему. Его поступок вызвал всеобщее изумление, а император подарил ему за смелость и находчивость сто номисм.
– Миклагард полон чудес, – заключил Харальд. – Но мы так утомились от осмотра диковинок, словно целый день гребли против свежего ветра. Надеюсь, мы все осмотрели, а то моя память ничего не способна вместить.
– Вы ещё не видели самого главного! – всплеснул руками Гест. – Сейчас вы узрите чудо из чудес, которое затмит всё предыдущее!
Глава 5
Кормитель Сирот
Харальду Суровому было трудно поверить, что в Миклагарде существовало что-либо более удивительное, чем увиденное им доселе. Однако Гест молвил чистую правду. Вдоль площади Августеон тянулась каменная ограда, за которой возвышалась громада собора Святой Софии Премудрости Божьей, чаще именуемого Великой церковью. Но прежде чем приступить к рассказу о соборе святой Софии, следует сказать несколько слов о церкви святой Ирины, находящейся за той же каменной оградой. Оба храма объединены не только оградой, но и общими священнослужителями, ибо причт святой Софии одновременно является причтом святой Ирины и возносит молитвы попеременно то в одном, то в другом храме. Церковь святой Ирины огромна и великолепна изукрашена. В любом другом городе, кроме Миклагарда, подобный храм стал бы главным чудом, привлекающим паломников со всех концов света. Но в тени собора святой Софии даже самая высокая и красивая церковь кажется маленькой и невзрачной. Паломники редко упоминают о святой Ирине, так как все их внимание поглощено Великой церковью.
Потемневшие от времени, ржаво-бурые стены Великой церкви подпирались мощными контрфорсами, подобными скальными утесам. Их возвели, чтобы удержать громадное здание и помочь ему устоять против землетрясений. В языческие времена на месте Великой церкви находилось капище нечестивой Артемиды. Капище разрушили, а его колонны и мраморные блоки использовали для строительства церкви. Увы, пожары не щадят Божьих храмов. Первая церковь сгорела, была заново отстроена, вновь сгорела и вновь была отстроена с подобающей красотой и пышностью. При императоре Юстиниане в столице произошел мятеж Ники – таким был клич бунтовщиков, надеявшихся на победу. Ведь Ника – языческая богиня Победы, а от нее греческие имена: Никита – победитель, Николай – победитель народов, Никодим – победный народ, Никон – побеждающий, Никандр – победный муж. Мятежники не добились победы, хотя бед натворили немало. Они выступили не только против императора, но дерзнули поднять руки против Бога и сожгли храм Софии. Попустил Господь совершить беззаконие в предвидении того, с какой красотой этот храм будет перестроен в будущем. Ведь если бы до мятежа кому-нибудь показали изображение храма, который мы видим перед собою, он тотчас же взмолился бы поскорее разрушить старую церковь с тем, чтобы она приняла нынешний чудесный вид.
Благочестивый император повелел отстроить сожженную церковь с гораздо большим размахом и великолепием. Он не пожалел казны и нанял лучших мастеров: Анфимия из Тралл, знаменитого в искусстве механики, и Исидора из Милета, во всех отношениях человека знающего и подходящего. Про механика Анфимия рассказывали, что однажды у него возник спор с соседом, знаменитым ритором. В суде механик проиграл, так как не мог противостоять риторическому искусству соседа. Зато он отомстил ему при помощи законов механики. Их дома располагались рядом и имели общую крышу. Анфимий разместил на своей половине множество котлов, наполнил их водой и обтянул кожаными крышками, снизу широкими, чтобы охватить сосуды, затем они суживались наподобие труб, прикрепил концы их к доскам и балкам и тщательно закрыл все отверстия, так что весь пар, сколько его содержалось в кожах, не улетучиваясь и не проходя наружу, свободно поступал вверх, поднимаясь по полым трубам, пока не достигал крыши. Подготовив все это скрытым образом, он подложил сильный огонь под основание котлов и развел сильное пламя. Тотчас из кипящей воды поднялся вверх пар, сильный и одновременно густой. Так как он не имел возможности распространиться, то он несся по трубам и, сжатый теснотой, с большой силой стремился вверх, пока беспрерывным потоком не ударялся о крышу и всю ее сотрясал и приводил в движение, так что бревна сильно тряслись и скрипели. У соседа-ритора были гости. Ощутив тряску, они уверились, что началось землетрясения и с криками ужаса бросились прочь из дома. Вот каким хитроумием отличался механик.