Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 113



О чем думал Владимир Ильич в тот апрельский день, в самый канун своего сорокасемилетия, склонившись над могилой Марии Александровны? Вспоминал детство, юность, семью? Продолжал мысленно беседовать с матерью, как делал это в долгие годы разлуки?.. На долю Марии Александровны выпало самое страшное, что дано испытать матери: страдание детей. Все они ушли в революцию, каждого ждали аресты, допросы, тюрьмы, Александра — эшафот. Все это выстрадала вместе с детьми Мария Александровна, может быть и надеясь, но так никогда не узнав, что судьба ее детей станет судьбой победителей.

Нет, ни Илья Николаевич, ни Мария Александровна не были революционерами. Они стремились привить своим детям те жизненные правила, те нравственные качества, которые отличают порядочного человека: честность, справедливость, трудолюбие, скромность, правдивость. Но именно это воспитание заложило в душе детей чувство гражданской совестливости, обостренной совестливости, которая и подвигнула их на борьбу. Не случайно же, не просто к слову, а основываясь на взглядах семьи, опыте всей своей жизни, Ленин не однажды скажет: каждый порядочный человек должен быть революционером.

Выступая на процессе по делу 1 марта 1887 года, в своей знаменитой речи Александр Ульянов говорил: «Среди русского народа всегда найдется десяток людей, которые настолько преданы своим идеям и настолько горячо чувствуют несчастье своей родины, что для них не составляет жертвы умереть за свое дело. Таких людей нельзя запугать чем-нибудь».

Обращался ли мысленно к кому-нибудь в эту минуту Александр Ильич? Быть может, и нет. Но представления о своем народе, родине начинаются с твоего дома, семьи, с тех, кто окружает тебя. Со временем Горький напишет о Владимире Ильиче очень близкое по смыслу к тому, что говорил когда-то его старший брат. Горький писал о мужестве Ленина: «…это нередкое в России скромное, аскетическое подвижничество честного русского интеллигента-революционера, непоколебимо убежденного в возможности на земле социальной справедливости, героизм человека, который отказался от всех радостей мира ради тяжелой работы для счастья людей».

* * *

Выстроившись в ряд, поднялись на столе одиннадцать томов — всюду закладки. Стоят прочно: страниц шестьсот-семьсот в каждом. «Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника» — здесь день за днем, час за часом, а порой минута за минутой собрано все, что известно о жизни Владимира Ильича: о каждом принятом решении и совершенном поступке, о каждой написанной строке, состоявшейся встрече, прочитанной книге, о заседаниях и выступлениях. Работа над этим изданием еще продолжается. Уникальный труд не одного поколения советских ученых.

А закладки в томах оттого, что стараюсь взглянуть сквозь годы: каким был апрель в жизни Ленина, что происходило, какими событиями на протяжении десятилетий был заполнен весенний день его рождения? Но почему именно день 22 апреля? В конце концов, лишь совпадением с датой рождения отличается он от многих других. Да, наверное, можно было выбрать и другую точку отсчета, но, согласитесь, однако, по тому, как из года в год встречает человек этот день, где оказывается и чем занят, можно составить в какой-то мере представление о всей его жизни.

…10(22) апреля 1887 года Владимиру Ульянову исполнилось семнадцать, если кто и поздравил его в то утро, то лишь младшие — сестры и брат; старшие — Александр и Анна были в тюрьме, а Мария Александровна хлопотала об их судьбе в Петербурге. Как раз в это время гимназист Ульянов писал сочинение «Причины благосостояния народной жизни». Просмотрев его, директор гимназии Ф. М. Керенский недовольно заметил: «О каких это угнетенных классах вы тут пишете, при чем это тут?» Кто мог тогда предположить, поверить, что тридцать лет спустя, тоже весной, но 1917 года, бывший симбирский гимназист Ульянов будет выступать на I Всероссийском съезде Советов, утверждая: «Мы приближаемся быстрыми шагами к тому времени, когда не будет в России никакой власти, кроме власти крестьянских и рабочих выборных». А сын директора Симбирской гимназии А. Ф. Керенский, министр, а потом и глава Временного правительства, выслушав эту речь, лишится чувств. «Кто-то потом рассказывал, что Керенский после этой речи пролежал без сознания три часа», — писала Крупская.

…Свой день рождения в 1896 году Владимир Ильич встретил в одиночной камере Петербургского дома предварительного заключения: писал первомайскую листовку. Вспомнил ли об этом 23 года спустя, когда 22 апреля 1919 года в Кремле, в своем кабинете, просматривая проект лозунгов к первомайским праздникам, «Под красное советское знамя, против черного знамени Колчака, капиталистов и помещиков!.. Рабочий не хочет командовать мужиком: он хочет помочь мужику и получить от него помощь», пометил на полях: «Я за».

Жизнь предопределяет каждый наш день, а из них — этих дней — и слагается ее неповторимый путь. Вот и эти апрельские дни о многом свидетельствуют в судьбе Владимира Ильича. И все-таки иной, возможно, заметит: совпадение. Ну что же, жизнь, вместившая в себя грандиозные исторические сдвиги, всегда богато одарена удивительными совпадениями, неожиданна и стремительна, как сама революция. Совпадения никогда не смущали историю. Вспомните ту же Петропавловскую крепость. На ее кронверке повесили декабристов. Через ее казематы прошли петрашевцы, народовольцы, большевики. И именно отсюда, из Петропавловской крепости, 25 октября 1917 года был подан условный сигнал: зажгли на мачте красный фонарь, дали выстрел из сигнального орудия. И тогда на «Авроре» скомандовали: «Пли!..»



* * *

Мария Александровна обычно писала сыну: «Дорогой Володя! Поздравляю тебя со днем рождения, дорогой мой; будь здоров, весь следующий год и не было бы у тебя таких неудач и неприятностей с твоей литературной работой, как нынешний год… Твоя мама».

В самый канун двадцатидевятилетия в Шушенское пришла посылка — долгожданное ружье. И так был этому рад, что сразу же написал матери: «Большое merci за хлопоты. Ружьем я доволен… Заряды в 2 3/4 мерки мне показались велики, — отдает ружье, и я стал класть 2 1/2 мерки». Впрочем, подарки бывали редко.

А годы разлуки набегали один на другой, захватывали все большую часть жизни. Ив 1915 году в письме к младшей дочери Мария Александровна грустно заметит: «Написала вчера Володе, я и позабыла о дне рождения его. Аня напомнила, и ты вспомнила, поздравила его и от тебя».

Крупская вспоминала: «У нас в быту сложилось как-то так, что в дни его рождения мы уходили с ним куда-нибудь подальше в лес и на прогулке он говорил о том, что его особенно занимало в данный момент. Весенний воздух, начинающий пушиться лес, разбухшие почки — все это создавало особое настроение, устремляло мысль вперед, в будущее хотелось заглянуть».

Где только не встречал свой день рождения Владимир Ильич! В Красноярске, Шушенском, Пскове. В Красноярске — следуя к месту ссылки. В Шушенском — находясь в ней. В Пскове — вернувшись после трех лет Сибири. Пятнадцать раз в эмиграции. В Мюнхене, Лондоне, Женеве, Стокгольме, Париже, Кракове, Берне, Цюрихе. Мало ли пришлось сменить мест за долгие годы скитаний по чужбине. Пишет Владимир Ильич из Парижа сестре Анне Ильиничне, и вдруг вырвалось строчкой: «Бедует здесь эмиграция чертовски». Ленин говорил о товарищах, но и сам в полной мере разделял с ними трудности эмигрантской жизни.

Крупская рассказывала, как, уезжая из Парижа, оставляли они квартиру какому-то краковскому регенту. Тот расспрашивал Ленина о хозяйственных делах: «А гуси почем? А телятина почем?» Ильич не знал, что сказать: «Гуси?? Телятина почем??» Мало имел Ильич отношения к хозяйству, но и я ничего не могла сказать о гусях и телятине, ибо в Париже ни того, ни другого мы не ели, а ценой конины и салата регент не интересовался».

Впрочем, жизненные запросы Ульяновых были настолько скромными, что и сами представления о материальных затруднениях были в их глазах весьма относительными. Со временем Крупская заметит: «Рас писывают нашу жизнь как полную лишений. Неверно это. Нужды, когда не знаешь, на что купить хлеба, мы не знали. Разве так жили товарищи эмигранты? Бывали такие, которые по два года ни заработка не имели, ни из России денег не получали, форменно голодали. У нас этого не было. Жили просто, это правда. Но разве радость жизни в том, чтобы сытно и роскошно жить?»