Былого слышу шаг

Известный офтальмолог М. И. Авербах, который не раз беседовал с Владимиром Ильичем, обращаясь к воспоминаниям о нем, говорил: «Жизненный опыт и изучение биографий великих людей учат, что личной жизнью их большей частью не следовало бы интересоваться. Не часто встречаются люди, которые везде были бы одинаковы — и на трибуне, и у себя дома, у которых общественная и личная жизнь составляла бы одно целое… В громадном большинстве случаев личная жизнь даже замечательных людей оказывается крайне неинтересной или стоит в полном противоречии с той общественной ролью, какую играет этот человек… Но в данном случае, по отношению к Владимиру Ильичу, я смело и, повторяю, с удовольствием стану рассказывать вам о его частной жизни. Я совершенно спокоен, что то, что вы услышите от меня, не только не умалит в ваших глазах его величия, а, наоборот, еще больше возвеличит его в вашем представлении…»

Штрихи и детали помогают нам понять индивидуальность Владимира Ильича, но в ленинской индивидуальности как раз и заключено общее: поступки, нормы отношений с людьми, образ мыслей Владимира Ильича — во всем этом воплощены нравственные идеалы созданной им партии.

«Ленин был не только носителем идеи пролетариата, — утверждает Мартин Андерсен-Нексе. — Он был больше этого. Он сливается воедино с этой идеей. Всемирная история знает очень мало примеров, когда духовное содержание социального класса, классового движения так счастливо воплощается в одном человеке».

Вот почему, говоря словами А. В. Луначарского, «биографическое в нем, интимное в нем тоже имеет огромную, общечеловеческую ценность».

Обращаясь к молодежи, М. И. Ульянова говорила, что учиться надо не только по большому литературному наследству, которое осталось от Ленина, надо знакомиться с Лениным — человеком и коммунистом. «В этом смысле вы можете очень многое для себя взять. Это будет для вас очень полезно, чтобы вырасти стойкими коммунистами, достойной красной сменой нам, старым борцам».

И, казалось бы, совсем непосредственно на наши раздумья отвечает Н. К. Крупская. «Понять Ильича как человека, — пишет Надежда Константиновна, — значит глубже, лучше понять, что такое строительство социализма, значит почувствовать облик человека социали-^ стического строя».

Выходит, что понять Ленина — это понять и почувствовать самих себя? А вместе с тем не от нашей же жизни, а от дел и предначертаний революционеров-демократов надо идти к симбирскому юноше Владимиру Ульянову, читающему Чернышевского. «Все напечатанное в «Современнике» я прочитал до последней строчки, и не один раз», — скажет он позже. Герои Чернышевского были для него жизненным примером. Он не раз, очевидно, обращался к ним, обдумывая свою судьбу, складывая свои представления о дружбе, семье, об отношениях с близкими людьми. «Это вещь, — говорил о романе «Что делать?», — которая дает заряд на всю жизнь».

Понять Ленина — это погрузиться во времена революции, почувствовать неповторимость эпохи не только в ее исторических свершениях, но и в самых обыденных, самых незначительных, казалось бы, мазках. В адрес Ленина приходит телеграмма из Липецка, от служащих Юго-Восточной железной дороги — просят разрешить им поставить иконы накануне пасхи на вокзале и в служебных помещениях. Владимир Ильич пишет, словно продолжая еще раздумывать: «По-моему, на вокзале нельзя». Но и сам еще не успел отвыкнуть от привычного календаря, поэтому указывает в расписке: «Отчет получил. Ленин… Пятница, перед пасхой 1919».

Но это все уже в прошлом. А Надежда Константиновна пишет, что понять Ильича как человека — это понять глубже, что такое строительство социализма, почувствовать облик человека социалистического строя…

Силой своих идейных убеждений и благородством целей, свободой от материальных предрассудков и размахом интеллекта Ленин был и остается человеком из будущего. Подумайте, как грандиозно изменились за последние полвека наши представления о человеческих возможностях, давно и многократно перекрыты все мыслимые, да и немыслимые рекорды. С непостижимой стремительностью раздвигаются рамки информации, доступной человеку. Наши дети все решительнее, а главное, все раньше, нередко вызывая у нас этим тревогу, начинают ориентироваться в мире науки. Между тем ленинский интеллект, объем прочитанного Владимиром Ильичем, запас знаний, которыми он располагал, — и сегодня остается практически недостижимым. И сегодня нельзя не поразиться, что в томах Полного собрания сочинений В. И. Ленина упоминается свыше 16 тысяч книг, брошюр, статей, периодических изданий, документов и других источников. К тому же источники эти — на 20 различных языках.

Понять Владимира Ильича как человека — это представить себе личность, неотделимую от наших дел, от коммунистического строительства, которое мы ведем, осуществляя свободное развитие всех и каждого. Чем больше проходит времени, тем ближе нам облик Ленина-человека. Наше развитие движется от веры к знаниям, от аксиом — к теоремам, от преклонения перед Лениным — к осознанию значения совершенного им. И в стране, где открылись перед людьми мир книги и вселенная знаний, образ Ленина становится все ближе, понятнее. В конце концов, та же скромность в быту Владимира Ильича, очевидно, скорее всего поражает тех людей, кому малознакомы радости духовной жизни, а отказ от возможного обладания вещами был бы действительно подвигом…

Старейший деятель революционного движения М. С. Ольминский пишет: «Познать В. И. Ленина для нас означает познать самих себя», видя в этом «законное оправдание нашего интереса» к ленинской личности. Но отчего потребовалось Михаилу Степановичу подыскивать оправдание, да еще «законное», как подчеркивает он, для нашего, казалось бы, столь естественного интереса к личности Владимира Ильича?

Ольминский считает необходимым изучение всего, что раскрывает нам ленинскую личность, постольку, поскольку это содействует воспитанию новых поколений коммунистов. «Чем больше сделаем мы для ее изучения, тем больше двинем вперед знание истории нашей партии и понимание источника наших успехов и неудач, правильных шагов и ошибок».

Вместе с тем Михаил Степанович сознает, что писать о Ленине, вспоминать о нем можно лишь по-ленински, в точном соответствии с теми представлениями о роли личности в истории, которых (всегда так четко придерживался Владимир Ильич. Нельзя переступать грань реального, за которой вздымается фигура сверхчеловека, — над ним всегда и от души потешался Владимир Ильич.

Но как почувствовать вовремя эту грань, как не допустить нескромности в разговоре о таком скромном человеке, каким был Ленин? О Владимире Ильиче писали и пишут тысячи и тысячи авторов, каждый по-своему решает эти вопросы — кто более, а кто менее успешно. Камертоном же для всех нас могут служить слова Крупской. Они передают то исключительное напряжение духа, в котором находилась Надежда Константиновна, работая над записками о Владимире Ильиче.

«У меня странное чувство бывает, когда я пишу свои воспоминания. С одной стороны, мне кажется, что я должна рассказать рабочим, молодежи все, что помню об Ильиче, а иногда у меня шевелится такое чувство, что Ильич, может быть, был бы недоволен моими воспоминаниями, он так мало говорил о себе».

Репортаж из года восемнадцатого

ПЕРЕДЫШКА

Ленин любил подняться на стены Кремля, взглянуть отсюда на Москву.

Весной восемнадцатого, приехав в Кремль, дважды обошел все стены — совершил долгий путь по этому удивительному проспекту истории государства Российского.

И в день первого советского праздника — 1 Мая восемнадцатого года — с кремлевской стены всматривался в колонны демонстрантов, в город, перепоясанный красными, упругими на ветру полотнищами, а кое-где прикрытый черным крепом — память о героях и мучениках русской революции.

Здесь все в том же восемнадцатом году встречал ранний июльский рассвет. Видел с кремлевской стены, как светлело небо над Замоскворечьем. В робкую свежесть занимавшегося жаркого дня все ощутимей вплеталась пороховая горечь. Уже повсюду была передана ленинская телефонограмма: «Разбитые банды восставших против Советской власти левых эсеров разбегаются по окрестностям. Убегают вожди всей этой авантюры. Принять все меры к поимке и задержанию дерзнувших восстать против Советской власти. Задерживать все автомобили. Везде опустить шлагбаумы на шоссе». Мятеж был подавлен, и затихающим эхом недавней пальбы раздавались кое-где выстрелы.