Дикая принцесса

Я знал, о ком она говорит. Я знал, чего она боится. В какой-то степени я тоже. Но я также знал, чего стою для Владимира. Он не стал бы убивать меня просто так.

Я вздохнул, продолжая гладить рукой ее спину.

— Я разберусь с Владимиром, Лидия. Мне просто нужно время, чтобы убедиться, что я не попаду в волчью пасть, когда мы вернемся в Москву. Всего несколько дней, а потом мы вернемся домой. Я клянусь. И я знаю, что ты ничего не знаешь. Что Гриша дал тебе очень мало и что тебе все это безразлично. Я буду беречь тебя.

Мне нужно было, чтобы она поверила мне. Чтобы она знала, что я говорю серьезно.

— Я никогда не планировал испытывать к тебе те чувства, которые испытываю, — тихо сказал я, и она наконец повернулась ко мне.

— Что ты имеешь в виду?

Я был уверен, что она уже знает. Но я все равно хотел ей сказать.

— Я никогда не планировал ни в кого влюбляться. Я никогда не планировал жениться. Это не та жизнь, которую я вел. Но я влюбился в тебя, Лидия Петрова. И я хочу, чтобы этот брак был настоящим.

Между нами повисло молчание, тяжелое и полное неопределенности, и мне хотелось, чтобы она что-нибудь сказала. Что угодно, лишь бы это было легче.

— Я не могу обещать, что буду хорошим мужем, — тихо сказал я ей. — Я не могу обещать, что уйду из Синдиката. Все не так просто, не для меня. Но Лидия... Я могу попытаться. Я могу попытаться сделать тебя счастливой. Любить тебя так, как ты того заслуживаешь. А все остальное...

Я слышу, как она тихонько вдыхает. Я не знаю, что она собирается сказать. Я уверен, что это будет отказ, и когда она заговорила, ее слова удивили меня, поразив до глубины души.

— Теперь я Лидия Волкова, не так ли?

А потом она оказалась в моих объятиях, и мы рухнули обратно в кровать, и мне показалось, что в мире больше ничего не может быть плохого, лишь бы она оставалась там на всю жизнь.

Я вспоминаю все это в порыве, в болезненном всплеске воспоминаний, от которых сердце замирает в груди, а дыхание на мгновение останавливается. Я помню все, что было потом, как долго все было хорошо, как я верил, что смогу оставить ту жизнь, которая у меня была, и начать другую с ней, и как я вернулся домой в море красного, в такое количество крови, что я и представить себе не мог, в то, что все наши мечты лежат открытыми, мертвыми, не успев стать чем-то большим, чем просто мечты.

Я не могу сделать это снова.

— Если бы я оставил Лидию в покое, — тихо говорю я, не глядя на Елену, — она была бы жива. У нее была бы жизнь. Какой бы ни была эта жизнь без меня, она была бы лучше, чем полное отсутствие таковой. Я верю в это. И поэтому...

Я глубоко вдыхаю, заставляя себя произнести эти слова, зная, что они должны быть сказаны.

— То, что у нас было, было хорошо. Но... — Я заставляю себя поднять на нее глаза, увидеть боль на ее лице, всадить нож поглубже, потому что только так она сможет уйти навсегда. — Я всегда говорил тебе, что на этом все и закончится, Елена. Пусть все будет так, как будет. Не заставляй никого из нас сожалеть об этом.

Я вижу, как она вздрагивает, как будто я ударил ее. Выражение боли на ее лице словно нож в моем собственном сердце, но я больше ничего не говорю. Я не смягчаю удар. И через мгновение она просто кивает, ее глаза наполняются слезами.

А потом она отворачивается и оставляет меня одного.

25

ЕЛЕНА

Левин держится от меня на расстоянии до конца полета. Я ненадолго задремала, но проснулась в паническом ужасе, когда мы попали в зону турбулентности. Я держусь в напряжении до конца полета, пока мы наконец не приземляемся в Бостоне.

Он выходит из спальни, выглядя так же устало, как и я, и моя грудь болезненно сжимается. Я не знаю, что сказать. Я хочу потянуться к нему, сказать дюжину разных вещей, но знаю, что ни одна из них ничего не изменит. Ничего не изменится.

— Ты готова? — Спрашивает он, и я хочу сказать ему нет. Я не готова. Не к тому, чтобы быть в этом новом месте, не к тому, чтобы пытаться вспомнить, кем я была раньше, не к тому, чтобы увидеть свою сестру, и я определенно не готова отпустить его. Но я не говорю ничего из этого.

Я просто киваю и следую за ним вниз по ступенькам и к ожидающей машине.

Сначала нас везут в здание, где находится штаб-квартира "Королей". Левин выходит из машины, придерживая для меня дверь, и, выходя, я оглядываюсь по сторонам. На улице тепло, но я все равно дрожу, чувствуя, как желудок сжимается от волнения.

— Ты познакомишься с Коннором и Лиамом Макгрегорами, — говорит он, когда мы входим в здание и идем к лифту. — Они оба хорошие люди, хотя Лиам немного более общительный. Тебе не нужно будет много говорить. А Изабелла и Найл скоро приедут. Ты не успеешь оглянуться, как окажешься дома.

Его голос отстраненный, почти профессиональный. Я уже потеряла его, хотя он все еще стоит здесь. Мне приходится сдерживать слезы, с трудом сглатывая, пока лифт поднимается вверх, с тоской ожидая момента, когда я останусь одна и смогу наконец все выплеснуть.

У меня уже давно должен был случиться срыв.

Когда мы вошли, за столом сидели двое мужчин, один чуть постарше, с красивыми, элегантными чертами лица и русыми волосами, а другой, с более мальчишескими, грубоватыми чертами и ярко-рыжими волосами. Тот, что постарше, представился Коннором, а тот, что помоложе, Лиамом.

— Елена Сантьяго, — слабо произношу я, и Лиам улыбается.

— Мы знаем. Мы рады, что ты наконец-то благополучно добрались сюда, Елена. Это было очень трудное путешествие для тебя. Твоя сестра скоро приедет. Мы уже позвонили ей.

Я киваю, чувствуя, как на меня накатывает волна усталости. Смутно слышу, как оба мужчины начинают обсуждать с Левином случившееся, а Левин рассказывает им о событиях, произошедших после нашего отъезда из Мексики. И только когда я слышу хрипловатый голос Коннора с глубоким акцентом, который спрашивает Левина, не было ли у него "осложнений", причем таким тоном, который точно говорит мне, о чем он говорит, мне удается вынырнуть из тумана.

Я вижу, как Левин колеблется, и у меня возникает ощущение, что он вот-вот признает это, что между ним и мной действительно что-то произошло. Я не совсем понимаю, почему останавливаю его. Это уже не имеет значения. Но какая-то часть меня не хочет, чтобы об этом узнали другие, и я не хочу, чтобы это стало чем-то, чего Левин не должен был делать. Что-то, что не было частью "миссии".

— Нет, — говорю я Коннору, глядя на него ровным взглядом. — Между нами ничего не было. Он выполнял свою работу и обеспечивал мою безопасность. Вот и все.

Я вижу, как глаза Коннора метнулись к Левину, словно оценивая его. Затем он пожимает плечами и кивает.

— Ну что ж. Ты можешь вернуться в Нью-Йорк, когда будешь готов. Можешь вылететь утром, если хочешь.

— Да, он может остаться с нами, — раздается глубокий голос из дверного проема. Я поворачиваюсь и вижу высокого темноволосого мужчину с глубокими голубыми глазами, в джинсах и кожаной куртке, стоящего там, а рядом с ним, мою сестру, лицо которой светится от счастья, когда она бежит ко мне.

— Елена! — Она хватает меня, обхватывает руками и сжимает так крепко, что я на мгновение перестаю дышать. — Я так волновалась за тебя... Я так рада, что ты здесь! Ты в безопасности, я так по тебе скучала. О Боже...

Она снова обнимает меня, отстраняясь, чтобы убрать волосы с моего лица, и смотрит на меня, качая головой.

— Я уверена, что ты очень устала. Мы отвезем тебя домой и да, конечно, Левин может остаться у нас на ночь. Мы будем рады его видеть.

Я вижу, как Левин начинает отказываться, но моя сестра качает головой и смотрит на него.

— Не отказывайся. Мы все поужинаем в доме и послушаем обо всем, что ты захочешь нам рассказать. Ты можешь уехать утром, как сказал Коннор. Я знаю, что Найл тоже хочет тебя видеть.