Страница 37 из 61
— Я задал тебе вопрос, Елена. Ты все еще хочешь этого?
— Да, — отвечаю я, дыхание все еще задерживается в горле. — Да, я хочу всего этого, всего, что ты хочешь сделать. Пожалуйста...
Я вижу, как он вздрагивает, когда я говорю "пожалуйста", как темнеет его взгляд. Он наклоняется вперед, берет мои запястья, и я чувствую, как кожа обхватывает их, когда он тянет мои руки за голову, пристегивая ремень к изголовью. Он не врезается в мою плоть, но я чувствую, что в ближайшее время никуда не денусь.
Левин сползает с кровати и тянется к подолу своей рубашки.
— Я позволю тебе посмотреть, как я раздеваюсь, — говорит он хрипловато. — Поскольку я знаю, как тебе это нравится, Малыш. И я знаю, что тебя сведет с ума невозможность прикоснуться ко мне. Но после...
Я дрожу, думая о том, что не смогу видеть, не буду знать, где он прикоснется ко мне в следующий раз. Я уже чувствую, как обостряются все ощущения в моем теле, как будто я гиперчувствительная к каждому его движению, к каждому прикосновению. Не думаю, что мне когда-нибудь надоест смотреть, как он раздевается. Я чувствую очередной прилив возбуждения между бедер, когда он снимает с себя рубашку, и все его широкие, покрытые татуировками мышцы напрягаются, когда он поднимает руки над головой и отбрасывает рубашку в сторону, а его руки идут к пуговице джинсов.
Я никогда не видела такого великолепного мужчину, как Левин. Каждый его сантиметр мускулистый и совершенный, а когда он спускает джинсы и его толстый, твердый член вырывается наружу, я чувствую, как сжимаюсь от желания. Я хочу, чтобы он был внутри меня, и это становится еще более восхитительным от того, что я знаю, что он заставит меня ждать этого.
Может быть, даже умолять об этом.
Наклонившись ко мне, он достает свою рубашку и складывает ее в повязку.
— Помни, — бормочет Левин, — если хочешь, чтобы я остановился, скажи "бриллиант".
Затем он завязывает импровизированную повязку у меня на голове, и в комнате становится темно.
Первое, что я чувствую, это кончики его пальцев. Он проводит ими по моей челюсти, ключице, спускается между грудей. На мгновение прикосновения стихают, а потом я задыхаюсь, когда он перекатывает мой сосок между кончиками пальцев, слегка пощипывая, а затем останавливается.
В его прикосновениях нет ни логики, ни причины. Я уверена, что он будет играть с моим вторым соском, как с первым, но вместо этого я чувствую, как он проводит кончиками пальцев по моим ребрам, спускается ниже, обводит мой пупок, проходят секунды, в течение которых он вообще не прикасается ко мне, а затем я чувствую его. Моя кожа уже напряжена, чувствительна, жаждет следующего прикосновения, а он только начал.
Я пока не хочу умолять о большем. Не потому, что не думаю, что в конце концов буду умолять, а потому, что хочу сыграть в его игру. Я знаю, что часть этого, это затягивание, заставляющее его думать, что он должен продолжать попытки. Я не хочу так легко ломаться. Но это трудно. Я задыхаюсь, когда чувствую влажное тепло его языка на соске, он перекатывается по нему, пока я не чувствую, как он напрягается, твердеет и болит, пока он наконец не смыкает губы вокруг моей плоти, засасывая сосок и часть груди в рот, сжимая ее в одной ладони, его прикосновения вдруг становятся грубее и настойчивее, чем раньше. А затем, так же быстро, все исчезает, и его ладони скользят по моему животу вниз, к бедрам.
Через некоторое время мне кажется, что я схожу с ума. Моя кожа кажется слишком плотной для моего тела, пульс бьется в моих венах, а он только и делает, что прикасается ко мне. Его язык выводит узоры на моих сосках, по бедрам, по краю колена, по икрам и до самого верха внутренней поверхности бедра. Я чувствую, как пульсирует мой клитор, когда его язык проводит по мягкой плоти там, но он не поднимается выше.
Я так близка к тому, чтобы умолять. Мой клитор набухший и нетронутый, пульсирующий от желания, чтобы его трогали, лизали, сосали, но каждый раз, когда он приближается, он отстраняется. Проходят секунды, прежде чем он снова прикасается ко мне... в другом месте. Я ничего не вижу, не могу прикоснуться к нему, и предвкушение - самая сладкая пытка.
Его пальцы скользят между моих бедер, касаются моего входа, и я вскрикиваю. Все мое тело сжимается, почти болезненно напрягаясь, бедра приподнимаются в безмолвной мольбе о большем. Он дает мне самую малость, проталкивая в меня кончики двух пальцев, и я слышу его стон, когда я крепко сжимаю его.
— Блядь, Елена...
— Ты можешь трахнуть меня прямо сейчас. — Мой голос задыхается, выдавая, насколько я возбуждена, но я хочу подразнить его тоже. — Просто сделай это. Ты можешь трахать меня, как захочешь. Ты можешь почувствовать, как я готова...
Левин мрачно усмехается.
— Хорошая попытка, Малыш, — бормочет он, а затем его пальцы отдергиваются.
Я едва не вскрикиваю от разочарования. Мои бедра рывком поднимаются вверх, и я слышу его низкий стон удовольствия, когда он наклоняется надо мной, его пальцы касаются моих губ.
— Попробуй себя на мне, — бормочет он, и я не могу сказать ему нет. Я не хочу говорить ему нет.
Я хочу делать все, что он хочет.
Я слышу его стон, когда втягиваю его пальцы в рот, обхватываю их губами и провожу по ним языком, как будто это его член. Я чувствую легкий привкус собственного возбуждения на его коже, смешанный с его вкусом. Это заставляет меня выгибаться, желая его, и я снова слышу его низкий гулкий смех.
— Ты можешь попросить об этом, — пробормотал он, и я покачала головой.
— Еще нет, — шепчу я, и мне не нужно видеть его, чтобы понять, что ему нравится такой ответ.
— Хорошая девочка. — Его пальцы выскользнули из моего рта и провели по влажной груди. — За это ты получишь награду.
Когда он проводит кончиками пальцев по моему набухшему клитору, я чуть не падаю с кровати. Я почти кончила. Все мое тело напрягается, наслаждение пульсирует во мне, и я сжимаю его руку, желая большего. Это лишь легкое прикосновение, лишь небольшое трение, а мне нужно больше. Я слышу его смех, низкий и мрачный, и понимаю, что ему нравится так мучить меня. Хотела бы я видеть, как он возбужден. Я представляю, какой он твердый, толстый, набухший и пульсирующий, и мои ладони чешутся от желания прикоснуться к нему, погладить его и увидеть, как его лицо напрягается от удовольствия.
— Ты думаешь о том, как сильно хочешь прикоснуться ко мне, не так ли, Малыш? — Язвительно спрашивает Левин, словно читая мои мысли. — Но ты не можешь. Ты даже не можешь заставить меня прикоснуться к тебе там, где ты хочешь, если только ты сама не начнешь просить меня об этом, как хорошая девочка.
Его руки скользят по моим бокам, по талии, по бедрам, по внешней стороне бедер, теперь уже с большим нажимом, как будто он напоминает мне, что он может сделать со мной, если я попрошу, то он может дать мне все, что мне только заблагорассудится.
— Чего ты хочешь, Малыш? — Спрашивает он, в его тоне звучит похоть, и я вдыхаю, содрогаясь от потребности.
— Ты знаешь, чего я хочу, — шепчу я, и он усмехается.
— Ты должна умолять об этом, — напоминает он мне. — Такова игра, Елена. Или ты будешь упрямиться? — Его пальцы снова ласкают мой клитор, и я стону. — Я могу дразнить тебя до самого края одними пальцами, снова и снова. Но я знаю, что ты хочешь моего языка. Ты хочешь, чтобы я лизал эту сладкую киску, засасывал твой клитор в рот, пока ты не кончишь мне на лицо. Это то, чего ты действительно хочешь, не так ли, Малыш? Чтобы я съел тебя так, как ты знаешь, что я могу?
Когда он заканчивает говорить, я уже вся дрожу, все мое тело трепещет от возбуждения. Я хочу этого, но не могу заставить себя сказать, пока не могу. Я вся насквозь промокшая, пропитавшая постель под собой возбуждением, стекающим по скользким внешним складочкам моей киски, и я знаю, что Левин тоже хочет попробовать меня на вкус. Но если он может контролировать себя, то и я смогу.
Какая-то часть меня хочет посмотреть, кто из нас сорвется первым.