Страница 14 из 61
— В нем все еще есть преданность, — холодно говорит Левин, его лицо ожесточается. — Хочешь сыграть в азартную игру, смогу ли я еще привлечь Владимира на свою сторону? Если ты прав, я уйду отсюда, и ты не получишь своих денег. Если нет, то ты знаешь, что он делает с теми, кто ему перечит. Ты готов так рисковать?
Я застыла на месте, наблюдая за обменом мнениями между двумя мужчинами, обменом, который я не совсем понимаю, но могу уловить суть. Я чувствую напряжение, кипящее в воздухе, возможность опасности, и я наблюдаю за Левином, ожидая момента, когда он даст мне понять, что пора уходить.
— Восемьдесят процентов от названной цены, — наконец говорит мужчина. — Соглашайся или нет, Волков, но ты знаешь, что лучшей работы тебе не найти. Половина сейчас, половина потом.
У Левина сжимается челюсть, и я понимаю, что он хочет схватить этого человека и трясти его до тех пор, пока мы не заплатим не больше половины стоимости, вероятно. Его кулак сжимается, когда он сжимает в ладони пачку наличных, но через несколько долгих, мучительных секунд он наконец кивает и начинает отсчитывать купюры.
Я наблюдаю, как пачка становится все тоньше и тоньше, большая часть денег, которые у нас есть, лежит на столе мужчины, а нам еще нужно доставить вторую половину. У Левина уже есть план, говорю я себе, стараясь сохранять спокойствие и пытаясь успокоить нервы.
— Удостоверения личности для нас обоих, паспорта и наводка на пилота, которому мы можем доверять, — твердо говорит Левин. — Сколько времени до доставки?
Мужчина задумывается.
— Без платы за срочность? Пять дней.
Левин издает низкий звук, очень похожий на рычание.
— Пять дней - это долго, — прорычал он. — Три.
— Четыре, и, если ты будешь продолжать торговаться со мной, цена вырастет, — огрызается мужчина. — Четыре - это лучшее, что я могу сделать за эту цену.
Я вижу, с каким трудом Левин удерживается от того, чтобы не наброситься на него. Вместо этого он кивает со стиснутыми зубами.
— Четыре дня, — говорит он хрипловато, а затем смотрит на меня и кивает головой в сторону двери. — Пойдем.
Я встаю и иду за ним так быстро, как только могу. Мужчина не утруждает себя тем, чтобы проводить нас, и Левин переплетает свою руку с моей, помогая мне спешить, пока мы не выходим на улицу и не оказываемся снова в тепле полудня.
— Мы найдем другую гостиницу, а потом пойдем поедим, — говорит Левин, когда мы возвращаемся на главную дорогу. — Лучше не задерживаться на одном месте слишком долго, вдруг люди Диего все еще ищут нас.
— Ты думаешь, они ищут? — При этой мысли меня пробирает холодок. — Он будет продолжать охоту?
Левин смотрит на меня.
— А ты что думаешь? — Спрашивает он, подзывая такси. — После всего этого ты думаешь, что он просто сдастся, потому что мы несколько раз ускользнули от его внимания?
Я хочу сказать, что да, что в конце концов он сдастся, что перестанет тратить на меня ресурсы, но я знаю правду. Я качаю головой, чувствуя, как холод распространяется дальше.
Никто до тебя не доберется.
— Нет, — шепчу я. — Если что, это только еще больше разозлит его, что мы продолжаем уходить.
— Именно, — мрачно говорит Левин. — Он не собирается останавливаться. А это значит, что мы просто должны стараться быть на шаг впереди, пока я не смогу вытащить нас отсюда.
Мы едем в другой мотель, очень похожий на тот, в котором мы останавливались прошлой ночью, ветхий, обветшалый, оплаченный наличными и без названия. В комнате так же сыро и затхло, как и в предыдущем, и я опускаюсь на край кровати, провожу рукой по волосам и внезапно чувствую себя очень измотанной.
— Вздремни, — советует Левин. — Мы сходим за едой потом, когда тебе станет лучше.
Я хочу сказать ему, что нет, что я в порядке, что мне не нужно спать, и я не уверена, что хочу спать, ведь мысль о том, что люди Диего ищут нас, так свежа в моей памяти. Я хочу быть наготове, быть начеку, быть готовой к бегству, потому что хуже опасности, в которой мы сейчас находимся, может быть только то, что Диего поймает меня и осуществит задуманное.
Словно прочитав мои мысли, до меня доносится голос Левина, успокаивающий и еще более умиротворяющий, чем прежде.
— Не волнуйся, Елена. Я буду следить за тобой. Никто до тебя не доберется.
Я киваю и ложусь на кровать, все еще не уверенная, что смогу заснуть. Но при всем том, что между нами происходит, одно остается неизменным: он может заставить меня чувствовать себя в безопасности, как никто другой во всем мире. Я знаю, что, когда за мной присматривает Левин, если есть способ уберечь меня от беды, он его найдет.
В конце концов я засыпаю, а его слова все еще звучат в моей голове.
7
ЕЛЕНА
Когда я просыпаюсь, у изножья кровати лежит черный пластиковый пакет с названием магазина, выбитым на нем белым глянцем. Левин сидит в кресле напротив двери, его пистолет лежит на коленях, как и в прошлую ночь. Он поднимает голову, услышав, как я зашевелилась в постели, и кивает в сторону сумки.
— Я принес тебе кое-что другое, во что ты сможешь переодеться, возможно это, тебе понравится больше, — говорит он хрипловато. — За углом был недорогой магазин, так что мне не пришлось далеко идти или много тратить. Я подумал, что ты захочешь переодеться, прежде чем мы поедим.
— Спасибо. — Я потираю лицо, стирая сон с глаз. У меня такое жесткое, болезненное ощущение, которое бывает, когда быстро засыпаешь и совсем не двигаешься, вероятно, в немалой степени из-за накопленного опыта сна на песке, сна сидя в грузовом отсеке корабля и бега по городу сломя голову на вывихнутой лодыжке. — Куда мы идем?
— Недалеко отсюда есть приличное место, если оно еще существует. — Левин ерзает на стуле, выглядя немного неловко. — Я могу выйти на минутку, если ты хочешь переодеться...
— Я просто пойду в ванную. — Я снова чувствую разочарование от того, что он так быстро предложил уйти, особенно после того, что мы сделали сегодня утром. Это еще одно напоминание о том, что, несмотря на все трещины в броне его самоконтроля, он всегда будет возвращаться к этому.
Я буду просто миссией. Работой. Грузом.
Я тяжело поднимаюсь, чувствуя, как болят мышцы.
— У меня есть время на душ? — Я смотрю прямо на него, когда говорю это, ожидая, что на его лице промелькнет тепло, что-то, что намекнет на то, что мысль обо мне в душе выбивает его из колеи. Но выражение его лица остается безупречным, тщательно скрываемым.
— Конечно. У нас сейчас нет никаких временных ограничений. Мы ничего не можем сделать, пока не будут готовы паспорта.
Еще один толчок разочарования. Я стараюсь не обращать на него внимания, встаю, забираю сумку и направляюсь в ванную. Она маленькая, тесная и немного пахнет плесенью. Душ едва вмещает одного человека, просто маленькая кабинка с пластиковым ободком вокруг кафельного пола и пожелтевшей занавеской. Но вода быстро нагревается, когда я ее включаю, а это все, чего сейчас хотят мои больные мышцы.
Я открываю крошечную бутылочку шампуня и нюхаю. Мои волосы еще достаточно чистые, и я не знаю, стоит ли в этом отеле что-то делать с ними, поэтому я откладываю шампунь в сторону и достаю брусок мыла, внимательно осматривая его, прежде чем намылить руки и быстро смыть. У меня нет выбора, какими полотенцами пользоваться в этом месте, но я решаю обойтись без жесткой мочалки, висящей на пластиковом крючке на дальней стене. Это так далеко от того, к чему я привыкла, от того, с чем я выросла, но, по правде говоря, я не так уж и против, как могла бы подумать. Это похоже на приключение: остановка в сомнительном мотеле с опасным мужчиной, которому поручено защищать меня, нечто романтическое, захватывающее и волнующее.
Я выхожу из кабинки и вытираюсь полотенцем, бережно относясь к еще не зажившему порезу на боку. Я осматриваю его в поисках признаков инфекции, но, похоже, он заживает достаточно хорошо, хотя, несомненно, Левин был прав насчет шрама. Кожа припухшая и немного розовая, но в остальном все выглядит нормально.