Полумесяц и крест

[1] Мяктяб — школа

Глава 10

Путь в тысячу ли начинается с одного ли

Ширились слухи о скитаниях имама Шамиля в простом рубище по горным тропам Кавказ. Народные сказители и певцы превозносили до небес его святость и покорность воле Всевышнему. Кто, с пафосом вопрошали сказители, из великих царей древности добровольно мог променять багровое корзно[1] правителя на ветхое одеяние нищего странника? Кто доброй волей был готов отринуть великие богатства и пойти проповедовать слово Божье? В богатых и бедных саклях горцы лишь качали головами на все эти вопросы и возносили благодарственные молитвы Всевышнему, что послал им такого правителя.

Народная молва рассказывала о многочисленных праведных и святых деяниях, случившихся в горах и приписываемых имаму Шамилю. О чем только простые люди не рассказывали друг другу, прославляя святого человека. Кто-то клялся, что собственными глазами видел, как имам обратил в бегство почти два десятка разбойников и спас бедную вдову с двумя малыми детками. Другой горец с ярым огнем в глазах хвалился, что именно его имам Шамиль вытащил из бурного горного потока, в который он случайно упал. Третьего имам собственноручно врачевал, когда того понес необъезженный жеребец и скинул на камни. Горец, рассказывая об этом, всякий раз с огромным почтением разматывал полотно на ноге и показывал всем желающим простую шину из двух строганных дощечек. Четвертый, торговец, с большой выгодой продавший лежалый товар, говорил о том, что сам имама Шамиль направлял его руку и вкладывал в его уста нужный и правильные слова. Поговаривали, что даже дикие абреки, что находили свое пропитание в нападении на мирных торговцев, в эти месяцы притихли, опасаясь выходить на свой кровавый промысел.

Было много других фантастических разговоров и слухов, что, однако, на проверку оказывались пустой болтовней. В тоже время горцы их охотно принимали на веру. Более того многие из них были готовы с пеной у рта и силой оружия отстаивать свои слова. Отчего немало поединков случилось за последние недели и немало славных воинов получили тяжелые раны и даже лишились своих жизней.

Сам же виновник всех этих слухов в этот момент находился в паре верст от одной из укрепленных русских крепостиц, жители которой первыми встречали регулярные набеги горских отрядов. Ринат сидел в густых кустах, что закрывали его с головы до ног, и занимался делом, которое другому горцу могло показаться крайне странным.

— Тут нельзя торопиться. Поторопишься, головы лишишься, — бормотал он себе под нос, аккуратно разматывая и укладывая полотно своей знаменитой белой чалмы.

Вскоре в холщовом мешке оказалась его черкеска из дорого английского сукна. Затем к ней присоединились добротные сапоги из особо выделанной кожи, богатый пояс, искусно отделанный серебром кинжал и пистолет одного знаменитого саксонского оружейника. Все это было тщательно уложено в мешок, который в свою очередь был обернут в кожаное полотно и закопан под развесистым шиповником.

— Вот и славно. На время попрощаемся с великим и ужасным Гудвиным и поздороваемся с Ахмедом из Тифлиса, торговцев средней руки, промышляющим всякой мелочевкой — иголками, нитками, застежками. Торговал он, торговал, добра себе наживал. Только вот незадача, напали на него абреки и отняли все его добро. Самого же его не тронули. Вот только почему не тронули? — разговаривал Ринат сам собой, проверяя свою легенду на достоверность. — Должны были тронуть. Абреки редко кого оставляют в живых, — он вновь задумался, понимая, что любая нестыковка могла ему в реальности стоит жизни. — Может меня спасли⁈ А кто тогда? Сам имама Шамиль? — усмехнулся Ринат от абсурдности своего предположения. — А вдруг! Как говориться, чем чудовищнее ложь, тем легче в нее поверить. Имам Шамиль же наводит порядок на своих землях и не терпит любых разбойников. Это всем известно. Значит, он вполне мог освободить такого торговца. Его же имущество принять в дар, как благодарность за спасение. Вроде, складно… Тут принято совершать благородные широкие жесты. Правда, при второй встречи бывший спаситель может с такой же легкостью прирезать. Восток, однако…

С этими словами Ринат запахнул на себе потрепанный, но еще довольно крепкий халат. Черкеску, что носили воинственные горцы, он решил не надевать. На бритую голову натянул старенькую феску на манер то, что носили турки. Легкая, удобная, в долине у русских она вряд ли вызвала бы вопросы. Здесь многое повидали и давно уже привыкли к разнообразию в говоре, одеждах и обычаях.

— Пора…

Ему предстоял, полный тревог, длинный и утомительный путь в Тифлис, куда, как писал в письме цесаревич, должен был вскоре прибыть император с инспекционным визитом на военную Кавказскую линию. Здесь Ринату была обещана тайная встреча с Николаем Александровичем, пожелавшим самолично услышать страшные предсказания о судьбе, вверенной ему Богом, России и династии Романовых.

Чтобы эта встреча удалась к обоюдному удовольствию, нужно было хорошенько приготовиться. До самого Тифлиса еще требовалось дойти и где-то там схорониться до поры до времени. Нужно было раздобыть хотя бы какие-то разрешительные бумаги, объяснявшие сам факт его появления в городе. С императорской бюрократией и здесь были шутки плохи. Не успеешь моргнуть глазом и уже окажешься на пути в Тобольск, на каторгу. А это, как можно догадаться, ему совсем было не интересно…

Через час с небольшим по крутой тропке начал спускаться бедно одетый путник с небольшой котомкой за плечами, помогая себе сучковатым посохом. Войдя в образ, Ринат даже начал еле слышно покряхтывать, словно за его плечами остался длинный и тяжелый путь.

-…Главное, чтобы легализация здесь прошла без сучка и задоринки. Выправлю какую-нибудь бумагу, а потом можно и дальше в путь, — шептал он о том, что у него крутилось в мыслях. — Прорвемся, обязательно прорвемся. Бабло и здесь побеждает… Найдем нужного человечка, который за большую денежку что угодно сделает. Обязательно найдем.

Кое-какие соображения по поводу всего этого у него уже были. Спасибо, солдатам-дезертирам, который бежали в горы, он многое знал о местных чиновниках. Замученные издевательствами, бедолаги порой приносили очень и очень интересные сведения, которые оставалось лишь записывать и придерживать до поры до времени. Рассказывали о господах-офицерах, что грех, как любили, поигрывать в картишки. Могли все спустить в одну ночь: и наличные, и оружие, и даже казенные суммы. Сообщали о нечистых на руку интендантах, что на солдатских харчях строили себе такие хоромы, что и князьям не стыдно было иметь. Еще говорили о маленьких людишках на государственной службе, что испытывали большую нужду в деньгах. Редко, кто сейчас понимал, какую силу может иметь эта информация. Ринат же, поживший и в «свободные» 90-е, в «стабильные» 2000-е, напротив, очень даже хорошо понимал эту силу.

— А может искать ничего не надо будет. Говорят, есть у кордонного начальника в канцелярии один писарь по имени Акакий Поликарпович. Сам по себе дрянной человечешка, но для моего дела исключительно полезеный, — размышлял Ринат вслух, вышагивая по дороге. — Что там еще про него рассказывали? Любитель заложить за воротник, во-первых. Обожает до умопомрачения цыганок, во-вторых. Как известно, и на то, и на это потребны средства. Почему бы не помочь старине Акакию? Я ему барашка в бумажке, а он мне нужный документ… Черт, я получается взяткодатель? Уж не я ли стал родоначальником российской, да и татарской коррупции, в придачу⁈ А потом ведь пронырливые писаки напишут, что имамь Шамиль поощрял коррупцию…

Словом, в мыслях он уже и документы получил, и легализовался, и подходы к императору нашел. Однако, как говориться, человек предполагает, а Бог располагает. При въезде в крепость к нему «докопался» излишне ретивый казачок и все его плану чуть прахом не пошли. Молодой, годов двадцати — двадцати пяти, пристал, как репей. Главное, перед Ринатом минутой ранее свободно прошли двое горцев бандитского вида, а к нему самому какие-то вопросы появились. Спрашивает то одно, то другое; ногайкой поигрывая ухмыляется; конем проход закрывает.